История любовных побед от Античности до наших дней - Болонь Жан-Клод

С другой стороны, женское внимание можно привлечь и умышленной грубостью, ничем не оправданным хамством: отпускать пренебрежительные замечания насчет ее одежды, оглушать ее болтовней или, как в «Love Story», набрасываться с бранью. Похабные выражения в силу самой своей недопустимости могут показаться простодушной, естественной реакцией и воздействовать в желательном смысле. Катрин Панколь в «Скарлет» описывает весьма расхожую ситуацию: женщина обращается к мужчине с упреками, зачем он ее преследует. Он же отвечает: «Да это я вовсе не за вами увязался. Я тащусь следом за самой красивой в мире задницей». Бодрийяр вспоминает следующий двусмысленный диалог: «Уведи меня к себе в комнату и поцелуй». — «В твоей манере выражаться есть что-то странное, она оставляет желать лучшего». С одной стороны, похабщина в разговорах — явление прискорбное, но с другой — она, эта похабщина, может сыграть роль «соблазнительного украшения», сладострастного намека, потому что она и слишком груба, чтобы быть правдой, и слишком неучтива, чтобы быть обманом. Это форма вызова, а стало быть, обольщения. Когда кадришь, все позволено, включая дурные шутки вроде той, что про грузовик, да, позволено, но только как последнее средство: попросив девушку сказать «Грузовик», со смехом изобразить ей звук клаксона «Бип-Бип!». «Это очень действует на пьяных девиц, и потом, ничем же не рискуешь, разве что в крайности схлопочешь по морде», — учит нас Фредерик Бегбедер.

Циничная искренность («Перепихнемся?») пережила свой звездный час в шестидесятых. Один ретивый кадрежник, имевший любовниц без числа, утверждал, что ему было достаточно встать на перекрестке людной улицы и задавать каждой проходящей мимо красотке вопрос, не хочет ли она с ним лечь. Ему случалось получить несколько оплеух, но какая-нибудь непременно соглашалась. Эта тактика была высмеяна впоследствии (в 1984-м) в фильме «Слава женщинам», где Ролан Жиро с этим единственным вопросом на устах трудолюбиво прочесывает пляж.

Впрочем, лобовая сексуальная атака не совсем вышла из моды: иным случается попросту «вытащить наружу свой член в такси» или «продемонстрировать свои груди», окатить водой свой купальник, чтобы сделался прозрачным. Но это срабатывает только со шлюшками и распутниками, учебники кадрежа такого не советуют, причем здесь они солидарны с законом. А вот специализированные газеты и сайты, те, в которых любовные объявления сопровождаются изображениями половых органов крупным планом, уделяют некоторое внимание этому стилю сближения.

Непрямой способ сближения предпочтительнее: это же одно удовольствие — скрывать повод для встречи за подстроенными совпадениями. К примеру, чтобы заговорить с девушкой, можно наброситься на лихача-водилу, утверждая, что он ее чуть не переехал. Или на улице вместо того, чтобы последовать за нею, перейти на другую сторону и обогнать ее, чтобы затем выйти ей навстречу. «Идеальный образ действия при кадреже — притвориться, что и в мыслях не имеешь кадрить». Некоторые учебники рекомендуют прогуливаться с собакой или с малолетним племянником, одолженным ради такого случая. Тогда разговоры завязываются сами собой. В то же время крайних средств желательно избегать, они рискованны, как, к примеру, такое: начать тонуть в присутствии обольщаемого мужчины в надежде, что он вас спасет. (Подобный прием использует двадцатилетний Маню в фильме «Свидетели» Андре Тешине (2007).)

Вдруг оказалось, что старые рефлексы отжили свое. Так, попросить девушку о помощи ныне более эффективно, нежели самому оказать ей услугу. Вместо того чтобы во время проливного дождя предложить ей зонтик, имеет смысл попросить позволения укрыться под ее зонтиком. В числе классических приемов можно назвать такие: мужчина спрашивает у незнакомки совета, какой ему выбрать подарок для своей сестры или как проехать к вокзалу, а то и просит таблетку аспирина. Он также может попросить ее попозировать для фотографии, чтобы оживить заинтересовавший его пейзаж или строение, а затем выясняет ее адрес, чтобы прислать отпечатанные снимки. «Но держите ухо востро, — предупреждает Аньес Лор. — Тут важно, чтобы женщина, которой вы домогаетесь, была уверена, что вам в самом деле нужна помощь, в противном случае этот ход окажется куда менее выигрышным».

Некоторые авторы без колебаний превозносят такой прием, как умышленное причинение ущерба: врезаться в девушку во время катания на лыжах, запорошить ей глаза песком на пляже или угодить в лицо мячом, в сутолоке наступить ей на ногу, опрокинуть на нее стакан, помять ее автомобиль. Другие, сочетая простодушие, юмор и лесть, обращаются к незнакомке, к примеру, с вопросом, не манекен ли она, «а то у меня такое чувство, будто я уже где-то вас видел».

Патрик Харрис разворачивает перед читателем свои стратегические наработки по части устройства фальшивого недоразумения, являя на этой почве пример разнузданной фантазии. Это он и называет «кадрежем по-научному» в противоположность дикарскому кадрежу, при котором к девушке подкатываются напрямик, под дурацким предлогом («Что вы делаете сегодня вечером?»), и кадрежу спонтанному, выбирающему правдоподобные предлоги (заявить, к примеру, что вы любите Сартра, увидев, что девушка читает одну из его книг). Надо «изобрести повод для встречи», чтобы предотвратить нежелательный ответ девушки. Он без зазрения совести ведет речь о манипуляции и выступает апологетом лжи: «Итак, необходимо найти к девушке подход, связанный с темой, камуфлирующей ваши подлинные мотивации». С этой целью он измышляет целую серию сценариев, смысл которых сводится к нескольким общим моментам: начать с извинения, что беспокоите ее, потом заверить, что кадрить и не думали, когда же контакт наладится, перейти на «ты». Все строится на возбуждении сочувствия и расчете на материнский инстинкт: изображать робость (мол, вы посредник, говорящий с ней от имени своего брата, а потом признаться, что стараетесь для себя), прикидываться неловким (дескать, «я держал пари с приятелями, что заговорю с самой красивой девушкой в дансинге»), симулировать боль (например, укус змеи, чтобы умолять отсосать яд).

Этап вхождения в тему широко разработан учебниками кадрежа, которых за последние четверть века развелось множество. Столь же пространно трактуются в них другие (их тоже уйма) этапы кадрежа, на которых мы не будем останавливаться столь подробно: как поддержать разговор, как пригласить выпить по рюмочке, выяснить координаты и потом добиться второго свидания, найти способ разделить какие-либо общие занятия, привести свою пассию домой и перейти наконец к тому, что с самого начала было на уме у обоих: к постели.

Изобретение в пятидесятых кадрежа в строгом смысле этого слова и революция нравов, которую мы переживаем уже пол столетия, имели то следствие, что большинство противоречий, рассмотренных в этой истории любовных завоеваний, оказалось снято. Противоречие между представлением о бессознательном обаянии и надобностью овладевать техническими приемами поначалу обострилось из-за научных объяснений, связавших обольщение с неконтролируемыми феноменами (феромонами, телесными микросигналами), с одной стороны, и воскрешением «искусства» кадрежа, приемами которого пользуются «Pick-Up Artists», PUA — с другой. Однако все больше мостов наводится между этими двумя разновидностями кадрежа: сознательное использование телесных сигналов, применение испытанных техник с целью сокрытия своих комплексов. В нашей культуре, питающей склонность одновременно и к подлинности, и к ролевым играм, к спонтанности и к результативности, мистификация, не вызывает такого сурового порицания, какое внушил дискредитированный знаменитый обольститель, севильский «озорник» (burlador). Молодежь отличает позерство «задаваки», которое не расценивается как обман, от «выдрючиванья», которое бросает вызов своей среде или входит в глубинное противоречие с собственной натурой. Дело доходит до оправдания лжи, поскольку она содержит долю истины, сообщая если не о способностях, то о мечтаниях вруна, а также порой доказывает искренность его чувств, если он прибегает к обману «с добрыми намерениями».