История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

То обстоятельство, что Уоллер продвинулся так далеко на север, показалось в подобной крайности щедрым даром Промысла Божьего. Король тут же принял решение как можно скорее возвратиться в Вустер, а оттуда со всей поспешностью идти в Ившем; затем, разрушив мост и оставив таким образом за своей спиной реку Эйвон, он мог бы, совершая быстрые марши, соединиться с оставленными в Оксфорде войсками, после чего был бы в состоянии дать бой Уоллеру или осуществить любой другой замысел. По принятии столь разумного плана велено было пригнать к Бьюдли все лодки из Бриджнорта и Вустера, дабы с большей легкостью и быстротой перевезти пехоту в этот последний. Все это удалось исполнить наилучшим образом: пехота, посаженная в лодки ранним утром следующего дня, прибыла в Вустер так скоро, что уже вечером ее можно было отправить далее, к Ившему — однако многие кавалерийские части, квартировавшие между Бьюдли и Бриджнортом, не смогли за нею угнаться и не успели подойти вовремя. А потому и пехоту, и кавалерию сочли нужным оставить на ночь в Вустере, что и было сделано.

На другое утро король не нашел причин как-либо изменять свой прежний план и, получив надежные сведения о том, что Уоллер, ничего не знавший о его передвижениях, все еще находится на старых своих квартирах, быстрым маршем двинулся к Ившему. Он решил не задерживаться там и приказал пехоте и кавалерии пройти через Ившем, не останавливаясь, но прежде распорядился разрушить мост, а жителей города заставил уплатить двести фунтов — за тот восторг, с которым встречали они Уоллера. Сверх того король велел горожанам найти тысячу пар обуви для своих солдат, что и было ими вскорости исполнено. Вечером армия пришла в Бродуэй, где и заночевала, а ранним утром следующего дня она заняла высоты близ Чиппинг-Кемпдена. Там солдаты короля смогли наконец отдохнуть, с удовольствием обозревая пройденные ими места, ведь Уоллер остался далеко позади и ему еще предстояло пройти по скверным дорогам (а дороги в этой долине даже в ту пору года были воистину ужасными).

Между тем король отправил в Оксфорд полковника Филдинга (и, на всякий случай, еще нескольких гонцов, ведь места эти кишели неприятельскими лазутчиками, высылаемыми из Глостера, Тьюксбери и Садли-касла), чтобы сообщить лордам-членам Тайного совета о своем счастливом возвращении, а также о том, что эту ночь он намерен провести в Берфорде, а следующую — в Уитни, где, как он рассчитывает, его должна встретить вся пехота, с пушками и знаменами — что она и сделала с несказанной радостью. В четверг 20 июня, через семнадцать дней после того, как, находясь в отчаянном положении, он оставил Оксфорд, король, пройдя через множество опасностей и тяжких затруднений, до сих пор редко выпадавших на долю особ монаршего сана, вновь оказался во главе своей армии, от которой прежде был столь рискованным образом отделен. Никакую степень точности и обстоятельности в изложении подробностей этого странствия нельзя счесть чрезмерной, ведь они не только служили предметом радостных воспоминаний, но и убедительно доказывали благость Промысла Божьего, который спас короля, не позволив ему попасть в руки мятежников и как бы выхватив его, словно головешку, из пламени, а потому самое тщательное описание подобных событий, самый детальный рассказ о столь чудесном избавлении от всякого рода опасностей и угроз потомки наверняка прочтут с признательностью и не без удовольствия. Теперь король полагал себя способным не только встретить Уоллера, если тот двинется на него, но и самому выступить против неприятеля и даже преследовать его, если Уоллер захочет или попытается уклониться от решительного сражения.

Во время недолгого отсутствия короля оксфордский гарнизон не бездействовал. Весной, когда король готовился к кампании, для чего вывел гарнизоны из Ридинга, держать более слабые гарнизоны на еще меньшем расстоянии от Оксфорда сочли бесполезным. А потому гарнизону Борстел-хауса, стоявшего на границе Оксфордшира с Бекингемширом и считавшегося сильной крепостью, приказано было разрушить укрепления и фортификации и отступить на соединение с главной армией. Как только это было сделано, гарнизон Эйлсбери, которому приходилось испытывать на себе последствия столь неприятного соседства, поспешил занять Борстел-хаус; и расположившийся там неприятельский гарнизон, после того как король оставил Оксфорд, а армии Эссекса и Уоллера также покинули его окрестности, причинял этому городу едва ли не столько же беспокойства и почти с таким же успехом препятствовал доставке туда провианта, как это делала прежде любая из вражеских армий. Все это вызывало сильнейшее недовольство у жителей Оксфорда и его округи, а также громкие их жалобы лордам Тайного совета, и всякий раз использовалось как оправдание для неприсылки ими, вопреки распоряжениям лордов, требуемых людей на строительство укреплений (что было тогда самым важным делом) и на любые иные работы в городе. Когда же обе неприятельские армии, преследуя короля, отошли от Оксфорда так далеко, что опасаться в ближайшее время его осады уже не было разумных оснований, лорды решили поискать средств помочь беде и отвратить исходившую от Борстел-хауса угрозу. Побуждаемые полковником Гейджем, который вызвался овладеть Борстел-хаусом, они отдали под его начальство отряд пехоты из прежнего гарнизона крепости, при трех пушках, а также кавалерийский эскадрон из Оксфорда. На рассвете полковник подошел к Борстел-хаусу, быстро и без большого сопротивления захватил церковь и пристройки, а затем начал обстрел из орудий самой укрепленной усадьбы, защитники коей, не выдержав жестокого огня, вскоре пожелали вступить в переговоры. В итоге Борстел-хаус был сдан Гейджу вместе с боевыми припасами, одной пушкой (другой артиллерии там не было), а также изрядным количеством превосходного провианта и фуража. Гарнизон получил право свободного выхода с оружием и лошадьми — весьма мягкие условия для такой сильной крепости, взятие которой стоило потери одного младшего офицера и нескольких солдат. Полковник оставил в Борстел-хаусе гарнизон, и тот впоследствии не только защищал Оксфорд от разорительных набегов неприятеля, но и едва ли не полностью сам себя содержал — за счет контрибуций, взимаемых с Бекингемшира, а также богатой добычи, которую он нередко захватывал в непосредственной близости от Эйлсбери.

Между тем граф Эссекс, продвигавшийся медленно, с частыми остановками, и не встречавший на своем пути никаких препятствий и затруднений, вступил в Дорсетшир. Величайшая учтивость и всегдашняя благожелательность самого графа вместе с превосходной дисциплиной в его армии производили такое впечатление на местных жителей, что войска Эссекса — которые, пока он стоял под Оксфордом, заметно поредели и не только из-за потерь убитыми и ранеными в жестоких боях у Госфорд-бриджа, но и вследствие дезертирства многих солдат — теперь нисколько не уменьшились, а напротив, скорее даже выросли в числе. Невозможно себе представить, сколь громадное различие существовало между армиями Эссекса и Уоллера в их настроении, духе и образе действий, в их обращении с обывателями, а значит, и в том, как их встречал народ. Войска Уоллера держались гораздо грубее и вели себя куда более жестоко, чем люди Эссекса; к тому же народ всюду питал известную симпатию и даже почтение к графу, который всегда пользовался в Англии немалой популярностью, и не только благодаря памяти отца, но и по своим собственным достоинствам.

Придя в Бленфорд, Эссекс возымел сильное желание овладеть Уэймутом, но так, чтобы добиться цели, не отвлекая для этого свою армию, чего он твердо решил не делать. Уэймут, однако, лежал немного в стороне, и поворачивать туда Эссексу было не с руки. Годом ранее комендантом Уэймута назначили полковника Ашбурнема — он пользовался репутацией храброго воина и умелого командира — а чтобы освободить для него место, этой должности лишили сэра Антони Ашли Купера. Обиженный Купер оставил службу королю и, питая неукротимую ненависть к делу Его Величества, душой и телом предался Парламенту. Полковник же, имея много других хлопот, не позаботился как должно о завершении строительства укреплений, которые были теперь недостаточно сильны, чтобы остановить неприятельскую армию, но слишком сильны, чтобы сдавать Уэймут тотчас же по ее приближении. Я, впрочем, не стану распространяться об этой истории, так как впоследствии Ашбурнем настойчиво утверждал, что ее досконально рассмотрел военный совет, коему он представил соответствующий приказ принца Морица, гласивший, что поскольку город непригоден для обороны, то его коменданту, как только к Уэймуту подступит армия Эссекса, следует занять достаточно сильным гарнизоном Портлендский замок, а затем удалиться туда самому. Ашбурнем так и сделал, и военный совет снял с него все обвинения. Но хотя сам Ашбурнем был оправдан, его репутация погибла, так как многим казалось, что он слишком рано оставил город (пусть даже и собирался вернуться в Уэймут из Портленда). Но тут жители его взбунтовались в пользу Парламента и, когда Эссекс находился недалеко от города, выслали к нему депутатов. Граф явился туда (чего в противном случае не стал бы делать), разрешил гарнизону уйти с оружием к принцу Морицу и таким образом овладел Уэймутом. Оставив для его защиты достаточное число людей из округи, он без промедления продолжил свой марш к Лайму, откуда принц Мориц, с отрядом не менее чем в две с половиной тысячи кавалеристов и тысячи восьмисот пехотинцев, при первом же известии о потере Уэймута весьма поспешно отошел к Эксетеру (разместив прежде гарнизон из пятисот солдат в Уэреме) — что нанесло известный ущерб воинской репутации принца, ведь он так долго и с такими крупными силами стоял под этим жалким, плохо укрепленным городком, но так и не сумел его взять.