В ночи веков встает титан-рабочий,
и речь его, как молния, правдива.
Он рассуждает:
«Наша жизнь
замешана на извести простой,
и эта известь — вера в справедливость.
Вот почему, приветствуя рожденье
и ненавидя смерть,
мы защищаем мир
и проклинаем войны!»
Солдат оглядывает горизонт,
глаза его внезапно стекленеют,
воспоминанья прорастают, как трава,
и он кричит:
«Я слышу шум подземных голосов —
они пощады просят,
они взывают неумолчно к нам,
они оповещают об угрозе,
они предупреждают
о голоде, могилах, нищете —
прислушайтесь к погибшим на войне!»
Отчизна поэзии — в листьях зеленых,
гневом и смертью удобренных щедро;
кровью сочится земное лоно,
и нужно всего лишь проникнуть в недра —
и сердце горы обнажит лопата,
и можно коснуться тела солдата…
Какая скорбь в колокольных звонах!
Отчизна поэзии — в листьях зеленых.
Отчизна поэзии — ветер, летящий
дыханием зыбким над шпилем и крышей,
над садом и пашней, над током и чащей,
он будит цветы и флаги колышет;
в веселых порывах бездомного ветра —
грядущие весны и гимны рассвета.
Как звóнок воздух, бурю сулящий!
Отчизна поэзии — ветер летящий.
Отчизна поэзии — в магии слова,
в пляшущей силе, скрытой, чеканной,
глагол — это мощь отрицанья былого
и сотворение великанов;
явлено слово — мертвые живы,
и жгучий жар освежает жилы.
Как много под спудом огня живого!
Отчизна поэзии — в магии слова.
Отчизна поэзии — в детстве раннем,
и память о нем, наполняя зори,
пахнет мхами и расстояньем,
спит в колокольном, рождественском звоне,
лоснится сонно испариной влажной
на мордах скотины, кроткой и важной.
Как льнет вильянсико к воспоминаньям!
Отчизна поэзии — в детстве раннем.
Отчизна поэзии — это предметы,
подчас незаметные. Где душегубы,
способные вытравить быта приметы:
шляпы, столы, водосточные трубы?
Недаром которое тысячелетье
они восхищенье рождают в поэте.
Как скромностью гордой вещи одеты!
Отчизна поэзии — это предметы.
Отчизна поэзии — в страсти к любимой;
лишь ради любви мы склоняемся к розе
и пламень срезаем ее негасимый;
любовь — бастион, недоступный угрозе,
любовь — это ласка земли, это урна
с теплом, это роза, цветущая бурно.
Какая свобода в тюрьме нерушимой!
Отчизна поэзии — в страсти к любимой.
Отчизна поэзии — это камень
и тишина, которая мудро
соткана временем и вьюнками,
в ней открывается древность утра,
нежность столетий, чудо мгновенья,
сладость памяти и забвенья.
Какая дрожь сбереглась веками!
Отчизна поэзии — это камень.
Отчизна поэзии — в сне весеннем
ребенка, живущего в каждом взрослом,
который с добром, чистотой, весельем
народом себе же, народу, послан.
Но нет отчизны ни в звездной выси,
ставшей приютом вздохам напрасным,
ни во влюбленном в себя Нарциссе,
ни в слове, мнящем себя прекрасным.
Отчизна поэзии рухнет, если
кольцо сопричастности потеряем…
Порвав навеки с бесплотным раем,
для человечности мы воскресли.
Одного порой хочу я —
по морям бродить, кочуя,
или жить
где-нибудь в стране далекой
и о будущем до срока
не тужить.
Незнакомые мне горы,
реки, рощи и озера
повидать.
Повстречать иную веру,
необычную манеру
размышлять.
Будь закон мое желанье,
я б в Алжир, как на свиданье,
поспешил.
Говорят, что мавританки,
как гвоздики на полянке,
хороши.
Но покой душе несносен,
в даль пустынь меня уносит
караван.
Солнце льет огонь повсюду,
солнце красит шерсть верблюдов
под шафран.
А потом среди равнины
мне палатку бедуины
разобьют.
Будет дуть песчаный ветер,
будет плавать в лунном свете
мой приют.
Парус мой подхватят бури,
землю огненной лазури
кину я.
Во владеньях богдыхана
опиум врачует раны
бытия.
Коротать в тени бамбука
без движения и звука
буду дни.
Чай — напиток мандаринов,
меня горечью старинной
опьянит.
Под луной, как бубен звонкой,
вверх по Хуанхэ нас джонка
понесет.
И полуночной порою
белый лотос предо мною
расцветет.
Что за дивное виденье!
Сок извечный вдохновенья
в нем сокрыт.
Это чудо резчик бедный
на кости в узор волшебный
воплотит.
К музе странствий на поруки
Я хочу от вечной скуки
убежать.
В океан открытый выйти,
возле острова Таити
дрейфовать.
Есть там озеро, я знаю,
в нем волшебница седая
на заре
под тягучие напевы,
чешет кудри королевы
Помаре [149].
Мне простор морской позволит
избежать душевной боли
и химер.
Позабуду я, поверьте,
о дыханье близкой смерти,
меры мер.
