«Накликала!» – вдруг осенило Дединку. Три дня она ходила причитала про «чужих злых людей» и тучу грозную, что помешала бы увезти ее в темный лес, и вот они! Только не люди это – не то оборотни, не то мрецы. И даже мужчины вокруг нее с трудом подавляли растерянность и страх – ни с чем подобным им не приходилось сталкиваться.
– Да это бойники, видать, из чужих каких краев! – слышала Дединка голос Вьяра, бойкого молодца, который года три как сам вернулся из «волков». – Ну, не наши, мало ли какие? Видно, у нас решили добычи поискать. Ужо мы их угостим!
– Это те, с Кощеевой горы! – сообразил Доброван. – И до нас добрались, разрази их Перун!
– А и правда! – заговорили вокруг. – Истинно так! Кощеева рать.
За несколько дней в Былемире Дединка немало услышала о Кощеевой горе. Сестры и младшие братья подтвердили, что Доброван, рассказывая в Свинческе о Кощее, ничуть не преувеличил. Больше того: пока трое старейшин ездили в Свинческ, Кощеева рать напала на Мыслов городок ниже по Оке. Требовали дани, а когда мысловцы давать ее отказались, ворвались и разграбили городок полностью, а избы сожгли. В Былемире эти страшные вести принес кое-кто из беженцев, и в первые дни здесь тоже пугались каждого дрожания ветки в лесу. Но с тех про миновали две девятницы, все было тихо, и в Былемире сочли себя в безопасности. Однако зря: похоже, навцам вновь понадобилась добыча.
Из-за вала затрубил рог, перекрывая бабьи причитания из городка.
– Да вон же он – Кощей! – вскрикнул чей-то молодой голос, выражавший и жуть, и восхищение.
– Кощей, Кощей! Истинно! Сам пожаловал! Святы дедки!
Держась за холодные бревна, Дединка приподнялась и вновь осторожно выглянула. Кто же откажется своими глазами увидеть владыку Подземья, о котором с детства наслушался страшных сказок! Вот только не рассказывали, чтобы на памяти ныне живущих он вылезал в белый свет и являлся к живым за данью.
Что же его выгнало из Подземья и заставило переселиться на Кощееву гору? Мысль эта мелькнула и пропала: Дединка не успела на ней сосредоточиться, как на тропе показался всадник.
При одном взгляде на него Дединка зажмурилась и отвернулась – так стало страшно. Навья рать еще громче завыла и зарычала, оборотни стали прыгать на снегу, размахивая руками и хвостами. В глаза бросилась огромная голова Кощея – вдвое больше человеческой. Страшная черная рожа с большущими выпученными глазами и широченной пастью, полной острых зубов. Над головой торчали здоровенные черные рога.
Зажмурившись, Дединка переждала, пока поутихнет шум в ушах и перестанут плавать перед глазами черные пятна. Сердце обрывалось, дыхание сбивалось, слегка мутило. Хотелось убежать, но она понимала: уйди она отсюда, ничего не разглядев, к страху добавится недоумение, а от неизвестности всякий страх сильнее вдвое.
Ехал Кощей он на неведомом чудовище: спереди такая же жуткая зубастая морда, а тело покрывала мохнатая пестрая шкура. Кощей сидел на этом змее мохнатом, держа в руке длинное копье, и неспешно, шагом, с повелительным видом приближался к воротам Былемиря. Казалось, нет ему преград, шевельни он рукой – и ворота растают, как дым.
– Чего глядим, братцы, давай стрельнем его! – вполголоса, хрипло от волнения, охваченный боевым ражем, предложил Вьяр. – Он уже близко! Больша, у тебя лук хороший, далеко бьет, давай, сними его! Срезень у тебя есть?
– Да как-то… страшно… – пробормотал Больша, не решаясь поднять лук.
– Ну, дай мне! Вот я его ужо, невидимца!
Прицелившись в щель между бревнами, Вьяр пустил стрелу. Стрелком он был неплохим, но промазал – стрела вошла в снег шага за три в стороне, а Кощей даже не оглянулся, только навцы вокруг него завыли злобно. Ободренные примером, былемиричи пустили еще несколько стрел, но ни одна в цель не попала.
– Заговоренный он, что ли! – в досаде бросил Вьяр.
– А оно и так! – согласились мужики. – Разве в такого простой стрелой попадешь?
– Смерть Кощея – на конце иглы! – сказал кто-то и сам засмеялся: чудно было вдруг прямо в сказку попасть. – Есть у тебя, Вьярко, такая игла?
– Иглы нет, зато яйца есть – не одно, а два! – рявкнул Вьяр, давая понять, что не намерен сдаваться после первой неудачи.
Кощей тем временем приблизился к воротам шагов на двадцать и остановил свое ездовое чудище. Воинство его осталось у него за спиной, не подходя ближе чем на перестрел. Кощей поднял руку с копьем и начал говорить.
– Эй, вы! В городе! Слушай меня! – разнесся перед воротами низкий хриплый голос. – Я – Кощей Бессмертный, этого края нынешний владетель. Хотите целы и невредимы быть – несите мне десять кадей всякого жита, гоните пять коров, а коли нету, то за одну корову трех свиней либо овец, масла десять горшков, репы, моркови, луку мешков десять. Сыру, сала, еще чего есть. Выдадите добром – помилую вас. А не выдадите – в город сам войду, возьму все, что найду. И баб ваших прихвачу, а детишек живьем съем, косточки выплюну. Слышите меня?
Ошеломленные былемиричи не сразу нашли ответ. Но никто из слышавших Кощея не был потрясен сильнее Дединки. Страшная пасть не шевелилась, речь исходила откуда-то изнутри. Но тем не менее Дединка совершенно ясно расслышала: выговор Кощеевой славянской речи был не как у вятичей, не как у люторичей, не как угрян или смолян. Не как у говорящей по-славянски голяди. Речь его была точно такой же, как у Торлава, брата Святослава киевского. Дединка едва верила своим ушам, и изумление этого открытия было так велико, что даже оттеснило страх.
* * *
Стемнело – необычайной быстро, как казалось напуганным былемиричам. Зимние дни и были коротки, но мнилось, что не обычная ночная тьма сгущается над городком, а власть Кощея, что это он принес с собой тьму, и что она не рассеется, пока он не уберется отсюда – или не поглотит всех. Всякая зима тяжела и страшна, но никогда еще ее губительная власть не проявлялась так открыто. Грань между белым светом и темным оказалась прорвана, и каждый ощущал себя как бы на том свете: будто весь городок провалился в Кощное и предстал перед его властелином, упорно требующим законную дань.
Ждать в бездействии Кощей не собирался и пугал не просто так. Плотные сумерки пронзила огненная стрела, пущенная снизу, с поля; под общий крик изумленных былемиричей она взвилась над валом, упала куда-то на крышу и погасла в снегу. Но не успели стихнуть голоса, как вслед за первой полетело еще несколько стрел с пылающими наконечниками – будто стая хищных огненных птиц. Потом еще, и еще. Большая часть стрел гасла в полете, но вот из-под какой-то крыши потянуло дымом. В эту пору соломенные и тростниковые кровли укрывал толстым слоем снег, и это спасало от пожара, но какая-то из них сумела воткнуться в сухое место, и там затлело. Несколько таких стрел упали на открытое место, и их подобрали. Не сразу осмелились взять в руки, но когда принесли в избу и разглядели при свете, то снова ахнули. Наконечники были невиданные: несколько железных штырей составляли маленькую клеть, внутри которой тлела пакля. В полете пламя сбивал ветер, но в покое пакля разгоралась вновь и легко могла поджечь сухое дерево. Воткнись такая стрела под кровлю и не будь вовремя замечена – мог бы случиться пожар, и снег не уберег бы.
Поднялся новый переполох. Спать никто не ложился, взрослые и подростки ждали перед домами. Если в небо над городком взмывала новая огненная стрела, гурьбой кидались за ней, смотрели, куда упала, подсаживали мальчишек на крыши, чтобы нашли и сбросили.
А на поле за валом горели несколько больших костров, и видны были движущиеся возле них рогатые, хвостатые, крылатые тени. Достаточно далеко, чтобы не достать стрелой из города, они были достаточно близко, чтобы держать в осаде.
Занятые суетой со стрелами, былемиричи не заметили новой опасности – и вдруг во тьме разнесся громовой удар. Ворота городка содрогнулись. Последовал новый удар – ворота затрещали. С помоста вдоль тына было смутно видно движение внизу, голоса и звук шагов. Пока одни подручные Кощея пускали огненные стрелы, отвлекая жителей, другие в темноте подобрались под самые ворота и били в них снаружи чем-то тяжелым. Ворота трещали и грозили вскоре пасть.
