Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

— Говори скорее! — тут же раздались крики в зале. — К чему эти вступления? Мы сами рассудим!

— Какое право народ имеет говорить? Что значит «явил свою волю»?

— Гасдрубал! Скорее!

Суффет гневно ударил посохом о пол.

— Тсс! Как мне говорить, когда вы кричите, будто сам Сципион стоит под стенами?

— Сплюнь это имя!

— Тьфу, тьфу! Еще в недобрый час помянул!

— Нельзя так! Кабиры слышат!

— Тихо! Тсс!

Шум понемногу утих, и Гасдрубал наконец смог продолжить. За это время он овладел собой и, вопреки обыкновению, говорил без витиеватых сравнений и отступлений.

Вот вести: народное собрание согласно на великую жертву из детей, если жрецы считают это необходимым для умилостивления богов. С радостью и гордостью народ слышит, что детей жертвуют первейшие роды. Однако он оговаривает, что если какая-либо благочестивая мать, пусть даже из самого бедного квартала, захочет добровольно отдать свое дитя — оно должно быть принято наравне с теми, что из родов суффетов, геронтов и вождей. Народ также благодарит покровительницу города, бессмертную Танит, за то, что она устами своей жрицы изрекла свою волю и ускоряет в этом году священную ночь.

— Что, что? Священная ночь? Когда?

— Ха-ха-ха! Смотри, какая мина у Сихакара! Половина жертв мимо его храма пройдет!

— Эта Лабиту умна! Хо-хо, что за женщина!

— Но сюда явиться не соизволила. Прислала этого Биготона.

— Посмотри на него. Ничего не прочтешь на этой одутловатой роже. Это он, верно, ей и нашептал.

— Он? А ему-то что со священной ночи? Ха-ха-ха!

— О, это он по доброте душевной! Ха-ха-ха!

Но гул умолк, потому что суффет уже не стучал посохом, а колотил им об пол, и даже всегда робкий Баалханно призывал к спокойствию.

Через мгновение Гасдрубал смог продолжить.

— Итак, народ поддержит деяния жрецов, и милость богов должна снизойти на Карт Хадашт. В этом убеждении, а также считая, что Масинисса подло нарушил условия договора и напал на нас, народ постановил всей силой ударить на Нумидию, отразить нападение и даже отвоевать земли, утраченные после последней войны. Всю Эмпорию, города Туггу, Тевесту, Тибилис…

И снова яростный шум прервал суффета.

— Что, что такое?

— Народ хочет войны? Народ первым призывает к удару? Это владельцы латифундий из долины Баграда подкупили крикунов!

— Такого еще не бывало! Советы постановляли, а собрание лишь утверждало!

— Так не может быть! Что народ знает о войне, о политике?

— Не признавать постановлений! Созвать новое собрание! Что это значит? Мало мы платим нашим людям?

Суффет Абибаал поднял руку, и поскольку громче всех протестовали его сторонники, шум утих. Но слова осторожного суффета не успокоили возмущенных. Он говорил, заикаясь и не глядя на собравшихся.

Постановление собрания имеет силу. При том волнении, что царит в городе, созывать новое собрание бессмысленно. Да и народ прав. Пришли новые вести. Гасдрубал-шалишим остановил нумидийцев на склонах священной горы кеугитанов и тотчас поспешил в Тигнику, на зов Карталона, которому угрожают главные силы Масиниссы. Наверняка они уже сражаются. Теперь нельзя откладывать решение. Разве что… разве что сдаться Масиниссе!

— Да, да! Это самое разумное! — раздались голоса, но сторонники проримской партии тут же их заглушили.

— Никогда! С Масиниссой не может быть ни мира, ни союза!

— Вы хотите отдать Масиниссе плодороднейшие земли! Чтобы он уморил нас голодом, как только ему вздумается?

— Так говорить — измена!

— Подкупленные! Измена!

— Рим нас поддержит! Сейчас самый подходящий момент, чтобы покончить с Нумидией!

— Нам не дозволено вести никаких войн без разрешения Рима! Безумцы, вы забыли об этом?

— Мы лишь защищаемся! Это дозволено!

— И мы свободное государство, а не данники Рима! Тот пункт мирного договора — позор!

— К тому же на нас напали! Только это и важно!

Баалханно поднял руку, прося слова. Когда суффеты кивнули, он заговорил:

— Достопочтенные, народ требует еще большего! Народ требует, чтобы клинабары, и часть рабдухов, и храмовые стражи, и ненужные люди из обслуги машин — чтобы все немедля двинулись к Тигнике на помощь…

Суффет Гасдрубал тотчас же прервал его:

— Это безумие! В городе… ну, город не может остаться без защиты! К тому же, пока эти силы соберутся, там уже все решится в битве.

— Как скажешь, достопочтенный! — с хмурым лицом, но покорно согласился командир гвардии. — Однако свежие силы нужны даже после великой победы. А если по воле богов, чего я и помыслить не смею, там придется тяжело…

— Не о чем говорить! Это невозможно! — отрезал Гасдрубал, а жрец Сихакар тут же добавил:

— После таких жертв боги будут на нашей стороне!

Когда они уже расходились, Сихакар шепнул жрецу Биготону, молчавшему все это время:

— Это твое дело. Я прекрасно знаю. Это ты направлял толпу.

Жрец богини Танит поднял глаза на разгневанного соперника и спокойно ответил. Тонкий, женский голос скопца не лишал его слова весомости.

— Ты ошибаешься, святейший. Я лишь порой напоминаю народу, что он — высшая власть в Карт Хадаште.

— Смешно! Им всегда правили мы. Мы, жрецы!

— Однако сегодня он явил собственную волю.

— Неправда! Кому-то просто нужно было затеять смуту. Только кому и с какой целью?

— Уж точно не нам, святейший. Танит — богиня не войны, а любви. А сегодня народ решил сам.

— Я видел, кто кричал. Все те, с кем ты постоянно водишься.

— Я беседую с каждым, кто ко мне приходит.

— Хорошо же ты их учишь! Сегодня это стало ясно!

— В чем же, святейший? Ведь народ поддержал твое требование о жертвах. Увидишь, многие матери из простонародья добровольно принесут своих детей. Народ истинно благочестив.

— Я говорю о войне. Неслыханно, чтобы наш народ рассуждал о войне!

— Все по воле богов, святейший! Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы покровительница города была к нему милостива.

— Вы лишь напрасно сеете смуту. Война — дело Молоха. В такой час народу лучше молить о милости именно этого грозного бога!

— Я все же думаю, святейший, что и покровительство Танит пригодится. Непременно пригодится.

— Это не ты так думаешь, Биготон, а Лабиту. Признаюсь, я не всегда ее понимаю.

— Она лишь повторяет то, что шепчет ей бессмертная Танит, — серьезно закончил Биготон.

12

Кериза отчаянно проплакала весь день и сотни раз решала, что не пойдет в рощу. На море властвует Мелькарт, а не Танит, и Кадмос находится под защитой этого сурового бога. Если она уступит воле жрицы Лабиту, Мелькарт может разгневаться и отомстить Кадмосу. Она не пойдет, не может, не хочет.

Макасс со страхом и нерешительностью слушал ее рыдания. Конечно, пойти в священную ночь в рощу при храме — это не распутство, а жертва. Не только девушки, но даже замужние женщины из лучших домов ходили туда. В эту ночь отцы и мужья теряли над ними всякую власть. Но ведь все знали, что многие девы гордятся тем, что никогда не бывали в роще, и мужчины это ценят.

Что же делать, если сама великая Лабиту призвала Керизу и теперь настаивает? Это уже больше чем уговоры, это воля самой богини. Как ей противиться? Гнев жрицы непременно навлечет немилость Танит. А Лабиту отнимет у него заказ на машебот. А ведь это большая, почетная и отлично оплачиваемая работа. Наконец-то он, Макасс, перестанет быть простым каменотесом и станет ваятелем. Купит себе раба, а то и двух, и расширит мастерскую.

Несмотря на эти мысли, он, верно, уступил бы дочери, если бы не Стратоника. Та, уже свободно хозяйничая в доме, и слышать не хотела о сопротивлении воле жрицы. В возбуждении, от которого на ее щеках проступил густой румянец, она торопила Керизу, сама одевала ее и поучала, без сомнения, черпая из собственных воспоминаний.

— Надень эту столу. Она не должна быть в обтяжку, а то какой-нибудь разгоряченный мужчина еще порвет ее на тебе. И возьми этот темный плащ с капюшоном. Капюшон натянешь на лицо, когда будешь проходить через ворота, где горит много светильников. Там обычно стоят распутники, которые высматривают самых красивых из входящих и тут же увязываются за ними. А в священную ночь право выбора за тобой, а не за ними. Так что я тебе советую вот что: войдешь, прикрыв лицо, принесешь в жертву белого голубя… У тебя уже есть голубь? Нет? О чем ты только думаешь, девка? Конечно, и у ворот храма есть торговцы, но те дерут втридорога и часто обманывают. Подсунет тебе серого голубя, лишь мукой обсыпанного, а потом — позор и оскорбление богини. Вместо ее милости получишь несчастья на весь год. Ты должна купить голубя сейчас же, пока светло, и здесь, у знакомого торговца. Принесешь, значит, голубка в жертву и пойдешь вглубь сада. Но не к храму, не к домикам жриц и гедешотим, а налево, где большой фонтан, у которого всегда горит несколько светильников. Туда идут те, кто знает толк. Встанешь в сторонке, где густые кусты, и будешь смотреть. Выберешь себе какого-нибудь дюжего молодца, ударишь его цветком по плечу, и все. Дальше он сам будет знать, что делать.