Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли

Вернувшись в порт, он сверился с золотым хронометром: «Уже на юг едет. Господи, убереги ее, пожалуйста».

Тедди зашел в таверну. Взяв кружку пива, закурив сигару, он устроился за грубым, деревянным столом, рассматривая сверкающую гладь воды. «Внеочередное заседание Палаты и Сената, — кричали мальчишки-газетчики. «Мэдисон и Вулф хотят объявить войну Британии».

Тедди купил New York Evening Post. Просмотрев первую страницу, он усмехнулся: «Мистер Энтони, давно не виделись».

— Мистер Вулф, выступая в Палате, — читал Тедди, — называл представителей партии федералистов, что выступают против начала войны — предателями интересов американского народа, подлыми агентами Британии. Мистер Мэдисон и мистер Вулф, оба южане, виргинцы, забывают о том, что весь северо-восток нашей страны голосовал за федералистов. Если эти ястребы хотят расколоть Соединенные Штаты Америки — пусть начинают войну».

Тедди допил пиво. Расплатившись, отбросив газету, он пошел в контору.

Вашингтон

В передней особняка Горовицей запахло фиалками. Батшева весело сказала: «Вы не волнуйтесь, тетя Эстер, зачем экипаж закладывать? Такая хорошая погода, я и пешком пройдусь».

Эстер надела перед зеркалом шелковую, летнюю шляпу, отделанную перьями цвета аметиста: «Я бы тебя с собой взяла, на это чаепитие, к Долли Мэдисон, но там одни старухи будут, вроде меня. Ты там заскучаешь. Загляни в лавки, конечно».

Женщина порылась в конвертах, что лежали на мраморном столике: «После Песаха Хаим в госпиталь уехал, и всего три письма прислал. Правда, в последнем говорит, что скоро вернется. Я бы, конечно, и сама в Саратогу наведалась, но как там Меир говорил: «Не надо мальчика опекать, ему от этого только тяжелее». Разве мать может слишком о детях заботиться? Не бывает такого».

Эстер приняла от слуги тонкий, с кружевами, летний редингот. Подождав, пока Батшева оденется, — невестка была в шелках цвета слоновой кости, взяв ее под руку, Эстер тихо заметила: «На этой неделе Палата и Сенат голосовать будут. Впрочем, это почти решенный вопрос, федералисты нам не помешают».

Батшева раскрыла большие, цвета каштана глаза и озабоченно ответила: «Но, тетя Эстер, Хаим ведь не поедет на войну? Он же ранен, как можно…»

Женщины вышли в цветущий, ухоженный сад. Эстер, подождав, пока слуга откроет кованую калитку, улыбнулась: «Мы его не пустим, конечно. Я хочу к следующему Песаху внука увидеть, дорогая моя. Или внучку. Так что старайтесь».

Батшева нежно покраснела: «Тетя…»

— Как Хаим приедет, — Эстер приблизила губы к ее уху, — я тебе одно снадобье дам, проверенное, — она потрепала девушку по нежной, в кружевной перчатке, руке. Та еще сильнее зарделась.

— Вы ведь каждый день с Хаимом…? — свекровь подняла изящную, черную бровь. Батшева что-то пробормотала. Эстер велела: «Стесняться нечего, я тебе не только свекровь, но и акушерка я опытная. До сих пор прием веду, на экзаменах сижу. Так каждый день? — она требовательно посмотрела на невестку. «А как? Тоже расскажи. Бывают женщины, что на спине лежа не могут понести, матка у них так устроена. Тогда надо на четвереньки встать».

Батшева незаметно стиснула зубы и велела себе: «Терпи. Со дня на день придет письмо, с канадской границы. Терпи».

Дэниел давно рассказал ей о своих планах — они лежали в постели. Батшева, услышав о том, куда на самом деле отправили ее мужа, приподнявшись на локте, ахнула: «Ты такой умный!»

— Это царь Давид был умный, милая моя, — смешливо заметил Дэниел, ласково раздвигая ей ноги. «Я просто следую его примеру. Я хорошо знаю Библию, да и ты, — он перевернул ее на спину, — думаю, тоже».

— Такое нельзя читать девушкам, — задыхаясь, шепнула Батшева. «Нескромно…»

Он зарылся лицом в распущенные по шелку простыней, белокурые волосы, — в свете полуденного солнца они отливали золотом: «Ах, ты, моя скромница». Дэниел с удовольствием увидел, как расширяются ее глаза, и победно сказал себе: «Президентом буду два срока. Батшева как раз к выборам родит, избиратели такое любят. Мне шестой десяток, а у меня младенец появится, это вызовет уважение».

— Еще, — стонала девушка, — пожалуйста, еще! Я так люблю тебя, так люблю!

— Знаю, — он припал губами к нежной шее. «Знаю, Батшева».

После отъезда Хаима на границу Дэниел снял комнаты в невидном, деревянном доме на окраине Вашингтона — под чужим именем. В особняке было встречаться опасно, он не хотел рисковать. Погладив Батшеву по голове, Дэниел заметил: «Это ненадолго, милая. Как только твоего мужа убьют, как только Натан тебя освободит, мы поженимся. С крещением все будет просто — это за один день можно сделать».

Батшева что-то отвечала свекрови, и думала: «Два часа она в Белом Доме проведет, не меньше. Скажу, что сама за ней приду — мало ли, в какой лавке я буду, зачем ей по улицам бегать».

— Я вас из Белого Дома заберу тогда, — сказала Батшева, когда они уже стояли на углу Пенсильвании-авеню. «Через два часа? — спросила она.

Эстер посмотрела на выложенный бриллиантами, золотой хронометр — крохотный, изящный, что висел у нее на браслете. «Через три, — велела свекровь. «Долли любит поболтать, и другие дамы тоже. Иди, милая, купи мне почитать, что-нибудь новое». Женщины поцеловались. Эстер пошла к воротам президентского особняка.

Батшева помахала ей. Подождав, пока свекровь скроется во дворе Белого Дома, Батшева быстрым шагом направилась по Пенсильвании-авеню на север, туда, где по берегам притоков Потомака громоздились склады, дешевые пивные и хлипкие, бедняцкие домики.

Она и не обратила внимания на маленькую, хрупкую женщину, в простом платье и капоре. Та, повернувшись к ней спиной, стоя на другой стороне улицы, рассматривала виднеющееся вдали здание Капитолия.

— Интересно, — пробормотала Марта себе под нос, незаметно идя вслед за Батшевой, стараясь не терять из виду шляпу из шелка слоновой кости, отделанную кружевными розами.

— Это у нас Батшева, судя по всему, — сказала себе женщина. «Красавица, конечно. А муж ее, в госпитале, значит. Не зря я третьего дня эля выпила с этой миссис Бейкер, что у них полы моет. Очень интересно».

На улицах, что прилегали к реке, было шумно, из пивоварен несло солодом. Марта, увидев, как Батшева сворачивает во двор неприметного домика, — на первом этаже она заметила вывеску мелочной лавки, — прижалась к стене.

Подождав, она зашла во двор. Задняя дверь дома была закрыта. Обходя лужи, слушая квохтанье куриц из сарая, Марта вернулась на улицу. В лавке, купив моток ниток, она спросила у толстого хозяина: «Вы не знаете, здесь поблизости комнаты нигде не сдаются?».

— И что вам в Бостоне не сидится, — пробурчал мужчина. «Хотя сейчас война начнется. От вас там британцы камня на камне не оставят, обстреливать будут, с моря. До нас не дойдут, мы на юге».

Марта приосанилась: «А милиция на что? А наш военный флот?»

— Наш военный флот, — сочно ответил мужчина, вытирая нос рукавом грязной рубашки, — британским кораблям в подметки не годится. В милиции, — он усмехнулся, — я сам служил, еще во время войны за независимость. Туда одни бездельники идут, и армия у нас — хуже некуда. Комнаты у меня были, — он измерил Марту оценивающим взглядом, — сдал, два месяца назад. Вы к миссис Стратмор наведайтесь. Вниз по улице и направо, табличка у нее в окне висит.

— А она хорошенькая, — подумал лавочник. Умильно улыбаясь, он добавил: «Работу ищете?»

— Поденщицей, — Марта кивнула. «Муж мой умер, детей нет. Решила в столице обосноваться».

Лавочник поскреб покрытый полуседой щетиной подбородок и подмигнул Марте: «Как комнату найдете, приходите. Вечерком погуляем, я вам город покажу».

— Непременно, — уверила его женщина. Выйдя из лавки, Марта осмотрелась: «На углу, таверна, как раз для меня».

Она едва успела заказать мясной пирог и кружку эля, как увидела экипаж, что въехал на задний двор лавки. На козлах сидел высокий, широкоплечий мужчина в темном, не по сезону, плаще, с низко надвинутым на лицо капюшоном. Ворота за экипажем закрылись. Марта шепнула: «Еще более интересно. Подождем, пирог тут, — она отрезала кусок, — отменный. Эль свежий, а потом я чаю спрошу. Хотя нет, торговое эмбарго, какой чай. Тогда кофе, — Марта усмехнулась и стала есть.