Петя был уже совсем рядом. Федор услышал его плач: «Папа! Милый мой!». Отец обнял его. Прижимая к себе сына, сбив его с ног, он прикрыл Петю своим телом. Земля дрожала от копыт сотен лошадей, от реки раздавались крики. Федор все шептал: «Не надо, милый мой, не надо. Все, все закончилось…»
Наступила тишина. Петя, поднявшись, поддерживая отца, глядя на бескрайнюю равнину, усеянную остатками повозок, сожженными обозами, трупами людей, неожиданно горько подумал: «Все только начинается».
Они постояли просто так, молча. Потом отец и сын медленно пошли на восток — туда, где над холмом развевались русские флаги.
Интерлюдия
Лето 1813 года, Лидс
Рэйчел вышла в цветущий сад. Ее дом стоял между двумя приютами. Франческо, выстроив его, сказал: «Я вам маленький палисадник сделаю, кузина. Только для вас». Он улыбнулся и махнул рукой в сторону приютов: «Там много места, детям есть, где побегать. Вам, наверняка, захочется иногда в тишине побыть».
Женщина прислушалась — на холме царило безмолвие. Изабелла, вместе с дочкой и Джо, увели девочек гулять. Мальчиков Майкл забрал на фабрику — показывать им отстроенные цеха. Аарон спокойно спал наверху. Рэйчел, присев на деревянную скамейку, развернула письмо.
— Милая моя доченька! — читала она мелкий, четкий почерк отца. «У нас все хорошо. Малка на Песах родила мальчика. Назвали его Биньямином, по отцу Шломо, он как раз недавно умер, там в России. Девчонки очень рады тому, что у них появился братик. Малке и ухаживать за ним не надо — они все сами делают. Мастерская ее мужа процветает, он начал учиться у меня ремеслу писца. Раз вы воюете с Америкой, то, конечно, письма оттуда до вас не доходят, а вот до нас — да. Тетя Эстер прислала большое пожертвование для ешивы, в память ее покойных мужа и сына, и в честь рождения первого внука. Так что, милая, у меня двенадцатый внук. Эстер написала, что роды были легкие, мальчик большой, здоровый. Назвали его Хаимом, волосы у него светлые, в Батшеву, а глаза, как у отца, серо-голубые. Как война закончится, ты ее и сама поздравишь, конечно. Невестка Мирьям тоже ожидает счастливого события, уже осенью. У Судаковых все в порядке, только отец и брат Элишевы все еще воюют, и когда уже только все это закончится? Я рад, что вы, дорогие мои, в безопасности. Посылаю Еве, Диане и Аарону поцелуи и благословение. Ты пиши мне, доченька, и знай, что за могилами родителей твоего мужа ухаживают, я же читаю по нему Кадиш, и буду это делать, пока я жив. Твой любящий отец, Аарон Горовиц.
Рэйчел опустила листок на колени и вздохнула. «Скоро все уезжают, — подумала она. «Господи, как мне их благодарить? Тетя Изабелла со мной целый год была, и Сиди, и Джо…, Если бы не они, я бы не справилась, конечно».
Франческо остался в Лидсе до Рождества, наблюдая, вместе с Майклом, за ремонтом фабрики. На Рождество из Лондона приехал Джованни. Они наряжали елку для детей в большом зале приюта. Сидония с Изабеллой украшали зал, Джо и Юджиния репетировали с мальчиками и девочками рождественский спектакль. Потом были еще благотворительные собрания, базары, Рэйчел ездила в Манчестер и Ливерпуль, выступала там в церквях, собирая деньги. Все это время, закрывая глаза, она видела перед собой лицо мужа — не мертвое, изуродованное камнями, окровавленное, а веселое, улыбающееся. Она видела, как Пьетро, сидя рядом с ней, раскинул руки, видела, как Аарон пошел к нему и оказался в объятьях отца.
Рэйчел просыпалась в середине ночи, одна, в своей большой кровати. Она шептала: «Пьетро», протягивая пальцы, чтобы ощутить его рядом — но натыкалась на холодную пустоту. Женщина тихо плакала, уткнув лицо в подушку. Потом, при свече, она читала Библию — до рассвета. Утром надо было подниматься, надевать глухое, траурное платье, черный чепец и надзирать за тем, как готовили завтрак детям в приютах.
Сначала она каждый день ходила, с детьми, на могилу мужа. Осенью, отведя ее в сторону, Изабелла осторожно сказала: «Не надо, милая. Аарон еще маленький, он не понимает, а девочкам это тяжело».
Рэйчел упрямо сжала губы: «Это их отец, тетя».
Серо-зеленые, добрые, в чуть заметных морщинах глаза взглянули на нее: «Все равно, милая, подумай о Еве и Диане. Им весело, они учатся, у них подруги…, Когда ты их ведешь на кладбище, они плачут потом, сама же знаешь».
— У нас траур, — Рэйчел стояла у стола с ножом в руках — они готовили чай. «Дети должны скорбеть и молиться Иисусу за душу своего отца, тетя. И они будут это делать».
Изабелла только вздохнула: «Милая, не мучай себя так. Ты молодая, красивая женщина. Еще встретишь кого-нибудь, полюбишь его, у детей будет отец…»
Рэйчел со всего размаха рубанула ножом по доске. Женщина гневно ответила: «Никогда я не предам память Пьетро, и детям его никто не заменит. И хватит об этом, тетя».
Сейчас, помотав изящной головой, Рэйчел велела себе: «Не думай об этом. Это грех, разврат, ты в трауре, и всегда в нем будешь».
Майкл и Бен остановились на квартире Кроу. Питер купил себе этаж в недавно выстроенном доходном особняке на Парк-сквер. «Дом ни к чему, — рассмеялся он, — вполне хватит десятка комнат. Это место для работы, а не для отдыха». Там же, пока не пришло время, ехать в Кембридж, жил и Мартин Кроу. Обедали они все у Рэйчел. На квартире Кроу, хоть и была хорошая кухня, но Майкл развел руками: «У вас вкуснее, кузина, да и Бен, все равно, — когда он не на фабрике, со мной, — то здесь занимается, или играет».
— Обед, — Рэйчел поднялась. Она заставила себя не вспоминать его лазоревые глаза, седые виски, то, как он, устроившись в кресле у камина, смешливо спрашивал у детей: «О чем вам рассказать?»
-О том, как вас в шахте завалило, дядя Майкл! — кричали они наперебой. Девочки, распахнув глаза, просили: «О подземных духах, дядя Майкл! О голубых огоньках!»
Майкл оборачивался: «Если ваша мама разрешит, все же то не христианские вещи…, - Рэйчел смотрела на его лукавую улыбку и вздыхала: «Что с вами делать, рассказывайте».
Он знал множество легенд — из Корнуолла, и Уэльса, из местных, йоркширских шахт. Майкл пел им старые песни, а Изабелла, сидя рядом, присоединялась и рассказывала детям арабские сказки.
— Все уезжают, — Рэйчел оглядела чистую, прибранную кухню. «Франческо написал, что он сделал предложение. Они с Вероникой теперь жених и невеста. Тете Изабелле надо устроить прием в честь помолвки, следующей зимой венчание, после Рождества. Фабрика в полную мощь работает, все восстановили. Мы одни останемся, — она, было, присела на стул, но поднялась. Сын просыпался. Рэйчел услышала, как он зовет: «Мама! Мама!»
Детские ясли на фабрике Кроу располагались в новой, одноэтажной пристройке, внутри было чисто, пахло молоком. Джо, засучив рукава простого, синей шерсти платья, перемывая посуду, спросила у миссис Шелдон, пожилой вдовы, что заведовала яслями: «А почему замужние женщины сюда детей не приводят?»
Та пожала плечами: «Замужние и на фабрике не работают, зачем им? Что за мать сюда ребенка отдаст? Это все, леди Холланд, из-за нищеты, из-за нее вдовы к станкам идут. Если у женщины муж есть, ткач, или шахтер, то она дома сидит, готовит, за детьми ухаживает…»
Джо хмыкнула: «Но если и женщина работает, так, же больше денег получается. Для семьи выгодно».
— А дети? — миссис Шелдон подбоченилась. «Мать за своими отпрысками присматривать должна, не дело это. Мужчина деньги приносит, женщина дом ведет. А что у нас два десятка сирот, — она вздохнула, — так вдовам что-то есть надо, вот и все. Если бы не бедность, ничего такого и не устраивали бы, — она обвела рукой кухню
Джо распрощалась с ней у ворот фабрики. Миссис Шелдон, посмотрев вслед белокурой голове, усмехнулась: «Как замуж выйдет, так и забудет про все свои идеи. Еще и у женщин спрашивает — не хотят ли они в каком-то общежитии обретаться. Разве кто-то, в своем уме, на такое пойдет — отказаться от собственного дома, да еще и детей от себя оторвать». Миссис Шелдон взглянула на стройные плечи Джо: «Но девушка хорошая, работящая, у доктора учится…, Мужа бы ей, вот что».
