Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли

Она подошла к зеркалу и горько сказала себе: «Прелюбодейка, лицемерка, как ты будешь этими губами целовать детей, читать им Библию…, Ввек тебе этого греха не стереть».

Рэйчел сложила саквояж. Спустившись вниз, она заставила себя весело сказать: «Майкл прислал рекомендательное письмо, жена одного владельца шахт интересуется нашей работой. Я съезжу в Манчестер на пару дней. Вы присмотрите за всем, тетя Изабелла?»

— Конечно, — улыбнулась женщина, — Джо, и девочки мне помогут, отправляйся спокойно.

В саду пахло розами, Аарон возился с игрушками, Ева и Диана наряжали деревянных кукол. «Чистые, невинные создания, — горько подумала Рэйчел, — знали бы они, что их мать…, Когда вернусь, буду молиться с ними три раза в день. Пусть учат Библию наизусть, может, хоть так Господь меня простит…, Если вернусь, — она похолодела, вспомнив молодых женщин, что хоронил Пьетро. Все знали, отчего умирали здоровые матери семейств, или вдовы. Знали и молчали, глядя на плачущих детей в трауре, на то, как они бросали горсти земли на крышку гроба.

— А больше делать нечего, — жестко сказала себе Рэйчел, садясь в почтовую карету. Она обещала девочкам привезти подарки из Манчестера. Вздохнув, вспомнив, как они целовали ее на прощание, женщина повторила: «Нечего. Он на мне не женится, никогда, а я не могу рожать, это будет такой стыд, такой позор…».

Все оказалось просто. Она лежала в задней комнате у акушерки, постанывая сквозь зубы, шатаясь, меняла окровавленные тряпки и беззвучно шевелила губами: «Господи, прости меня, я согрешила, как сказано: «Осквернила землю блудом твоим и лукавством твоим». Ей дали жидкого чаю. Акушерка, осмотрев ее, уже вечером, улыбнулась: «Вот и все. Ты молодец, вовремя пришла, тянуть с этим незачем».

Рэйчел расплатилась. Выйдя на узкую, грязную улицу, вдыхая запах гари, женщина горько сказала: «Никогда, никогда тебе этого не искупить. Будь благодарна Господу, что в живых тебя оставил».

Она переночевала на постоялом дворе. Утром, — с темными кругами под глазами, в черном, глухом, платье, — Рэйчел села в карету, что повезла ее обратно к детям.

Эпилог

Сентябрь 1813, озеро Эри

Тони перекусила крепкими зубами нитку: «Капитан Перри, ваш флаг готов!». Он был темно-синий, с вышитыми словами: «Don’t give up this ship». В гостиной дома Кроу было тихо, со двора было слышно блеяние овец — скот уводили в лес. Капитан Оливер Перри принял флаг и вздохнул: «Большое вам спасибо, миссис Кроу. Это мой друг сказал, перед смертью, капитан Джеймс Лоуренс. Я и фрегат назвал, в его честь».

— Мы читали, — Антония потерла поясницу. Она была в домашнем, просторном, светлом платье, в простом, холщовом чепце. «Так и не вернули британцы его тело?»

— Нет, — развел руками Перри. «Война же…Он там похоронен, в Галифаксе, где и погиб. Будем надеяться, потом… — он почувствовал, что краснеет и сердито велел себе: «Хватит! Жена твоего капитана, да еще и ребенка ждет. Но что, же делать — она такая хорошенькая…»

Она была вся будто соткана из белого, нежного шелка. Темные, большие глаза посмотрели на него. Перри помялся: «Миссис Кроу, я вашей свекрови уже предлагал…, Если в Питтсбург вы ехать отказываетесь, хотя бы в лес уходите. На всякий случай, — торопливо добавил Перри.

Тони подняла изящную бровь: «Капитан Перри, мне рожать через неделю. Какой Питтсбург, я туда просто не доеду». Она поднялась и Перри сразу же встал: «А в лес…, Вы сами говорили, если во время июльской блокады британцы нас не обстреливали, то и сейчас не будут».

Перри оглядел уютную, большую гостиную, с ткаными, индейскими коврами, со шкурой медведя на отполированных половицах, с камином, — шпаги над ним уже не было, — и повторил: «На всякий случай, миссис Кроу».

Дверь стукнула. Элайджа весело сказал: «Оливер, подкрепление уже здесь. Папа их на корабли определяет, как закончит, сядем за стол». От него пахло свежим ветром, соснами, озерной водой. Перри свернул флаг: «Пойду на «Лоуренс», а к обеду вернусь. Ты дома побудь, до рассвета проснулся».

В большое окно гостиной были видны мачты и паруса кораблей, что стояли на рейде. Тони подумала: «А если британцы все же атакуют деревню? У нас верфь…, Ерунда, все говорят, что сражение восточнее будет. По слухам, они туда силы стягивают».

Элайджа обнял ее сзади, и шепнул на ухо: «Я маму видел. Она сказала, что до обеда со скотом будет разбираться. Так что… — Тони почувствовала прикосновение его большой руки и хихикнула: «Смотри, капитан Кроу, она, — девушка указала на высокую грудь, — еще год такой останется, а потом… — Элайджа повернул ее к себе и поцеловал: «Мне все равно. Ты для меня всегда красавица, а сейчас, — он закрыл глаза и сомкнул руки у нее на животе, — сейчас тем более». Ребенок заворочался и он улыбнулся: «Констанца проснулась. Или Марк».

— Пошли, — приподнявшись на цыпочки, велела Антония. «Я соскучилась». В их спальне были задернуты шторы. Элайджа, опуская засов, прижал жену к себе: «Последнее сражение. Мы пустим ко дну их флот, дорога в Канаду будет открыта, и они отведут силы из Детройта. Победа нам обеспечена».

Они с отцом даже не задумывались, идти воевать, или нет. Рав Гершом прислал им письмо. Капитан Кроу, развернув его, попросил: «Послушай, Элайджа».

— Правительство нашей страны объявило войну, — читал отец, — и нашим гражданским долгом является защита чести, достоинства и независимости Америки, для того, чтобы наша страна была равной среди других стран.

Они помолчали. Капитан Кроу, встав, сняв со стены шпагу, повертел ее в руках. «Тридцать лет, — хмыкнул он. «Я ее последний раз носил, когда мы с Меиром покойным сюда явились, в лагерь Кинтейла. Здесь и не жил никто, и флота не было. Мы сюда первыми суда привели». Капитан погладил золоченых наяд и кентавров: «Ей больше двух сотен лет. Я думаю, она еще столько же прослужит».

Элайджа набил трубку и долго глядел на нежный, золотой закат в окне: «Но ведь это последняя война, папа?».

Отец забрал у него трубку. Вернувшись в кресло, затянувшись, он долго молчал.

— Посмотрим, — наконец, ответил капитан Кроу. «Твой тесть покойный, сам знаешь, был из тех, кого твоя теща покойная, — он, невольно, улыбнулся, — ястребами называла. Они считают, что невозможно идти на запад, на юг, — Стивен повел рукой в сторону окна, — без человеческих жертв». Он поднял газету: «Его последнее выступление в Палате».

— Наше государство возникло в огне войны, — начал читать капитан. «Если надо будет залить кровью дорогу отсюда до Тихого океана, отсюда до Мексиканского залива, до арктических льдов, я первым ступлю на этот путь. Наша страна поднимется, как феникс, из пепла сражений и криков умирающих, для того, чтобы обрести свое законное место среди других государств — властное и сильное место, господа».

Отец отчего-то вздохнул: «Оратор он был непревзойденный, конечно, что скрывать».

— Это все слова, — неожиданно зло сказал Элайджа. «В Вашингтоне, предпочитают управлять войной, а не воевать. Натан уже полковник, скажи на милость. За какие заслуги, у него и оружия нет, и на фронте он ни разу не был. Прокурор, — презрительно заметил Элайджа, — невелика работа — выносить смертные приговоры дезертирам. Кровь проливают другие люди, папа».

Капитан Кроу потрогал кофейник и заметил: «Остыл уже. Сейчас новый заварю. Что ты говоришь, — он взял поднос, — я это все знаю, милый мой. Так всегда было. Мы воюем, а правительство решает, что дальше делать. Может, — он рассмеялся, — еще перемирие заключат. Снимем пушки со всех кораблей, что построили за это время, и будем дальше бревна возить».

— Последнее сражение, — повторил Элайджа. Он стал расстегивать маленькие пуговицы на ее платье, под ним Тони была вся теплая, сладкая, уютная. Она скользнула в его руки. Опустившись с ней на постель, Элайджа уже больше ни о чем не думал.

Капитан Кроу открыл калитку. Мирьям стояла посреди двора. Увидев его, жена грустно сказала: «Так непривычно, скот весь увели, пусто вокруг… — она вздохнула и обвела рукой стойла. Стивен нагнулся. Поцеловав лазоревые, окруженные морщинами глаза, он уверил Мирьям: «Приведем. Отгоним британцев на север, и приведем».