Жена была в замшевой, индейской юбке, в расшитой блузе. Он уткнулся лицом в ее седоватые, каштановые, с рыжими прядями, волосы. Стивен вдруг, смешливо, спросил: «Помнишь, мы с Меиром овцу стригли, и ты нам лимонада принесла?»
Мирьям улыбнулась. «Ты его пил, и капли воды по шее текли, туда, — она провела рукой по вороту его льняной рубашки. «Я тогда хотела подойти и поцеловать каждую. А ты мне отдал кувшин и покраснел».
— Это потому, что я тоже хотел тебя поцеловать прямо там, в загоне, — Стивен взял ее лицо в руки. Полюбовавшись, он добавил: «Не только поцеловать. Хорошо, что ты тогда за клюквой пошла».
— Меня миссис Франклин отправила, — Мирьям поднялась на цыпочки и прижалась к его губам: «Дети наверх пошли, до обеда отдохнуть».
— И мы пойдем, — Стивен провел рукой по ее все еще тонкой талии. «Я письма привез, из Буффало. Даже от Деборы есть. Эстер устроила так, что их теперь с дипломатической почтой передают».
— Как? — ахнула Мирьям. Муж расхохотался: «Ты же знаешь Эстер. У нее весь Вашингтон под рукой, лучшая подруга Долли Мэдисон. Она приходит в трауре, и говорит: «Мой первый муж отдал жизнь за Америку. Мой сын погиб ради процветания нашей страны, мой лучший друг покойный вице-президент Вулф»…, Ей отказать невозможно. Натан еще до генерального прокурора доберется. Ему едва за тридцать, а он уже полковник».
— До заместителя, — поправила его Мирьям, — как Меир. Все же есть этот потолок, о котором он говорил.
— Есть, — признал Стивен, — но рано или поздно, это все закончится, поверь мне. Дай мне кофе, что ли, — он все обнимал жену, — раз обед еще не скоро.
— Милая мамочка, дорогой папа, — читали они, сидя на кухне. «Дядя Иосиф и Давид вернулись из России, пробыли здесь зиму, — они оба были ранены, — и опять ушли воевать, в Германию. Хоть бы скорее все это закончилось. Мы с тетей Джо только и ждем того, что императору надоест сражаться, он вернется во Францию, и все успокоится. Шмуэль растет, и радует нас. Если не считать войны, у нас все хорошо».
— Если не считать войны, — вздохнула Мирьям. Она положила руку на письмо: «В Вашингтоне, как Эстер пишет, пока действительно спокойно. Первый внук у нее, — Мирьям вчиталась в ровные строки, — дождалась, наконец-то. «Хаим уже переворачивается, улыбается, хорошо сидит, — Мирьям рассмеялась. «Она, наверное, надышаться на малыша не может».
— Дорогие мама и папа, — читал Стивен, — у нас все в порядке. Тедди отправил меня и мальчиков на Голубое озеро, пока Бостон был в блокаде, а сам пошел в милицию, в нее все сейчас идут. Нападения с суши нам ждать не стоит, они просто патрулируют залив, и все. К осени мы вернемся домой, мальчикам надо в школу, да и все говорят, что у нас уже будет не опасно. Дом почти не пострадал, но ремонт все равно делать надо. Ваша любящая дочь Мораг».
— Еще нас хотела в Бостон забрать, — кисло сказала Мирьям. «Говорят, британцы неделю, без перерыва, город обстреливали».
Она повернулась, услышав шаги на лестнице. Стивен шепнул ей: «Дети встали. Пораньше сегодня спать пойдем, нам завтра уже с якоря сниматься».
После обеда, проводив капитана Перри, посмотрев вслед Элайдже и Антонии, — они отправились гулять, — Мирьям постояла у калитки. Она ощутила сзади запах хорошего табака. Стивен взял ее за руку. Мирьям, глядя на белые паруса военных кораблей в гавани, на прозрачную, полную луну, что всходила над озером, почему-то вздрогнула и приникла к мужу. Сверху, откуда-то из сосен, ухала сова, шуршали легкие волны. Мирьям шепнула: «Тихо-то как».
— Так и будет, — уверенно ответил ей муж. Они, обнявшись, вернулись в дом.
Палуба фрегата «Лоуренс» была разнесена в щепки британскими ядрами. Перри, обернулся к Элайдже, — тот сам встал к пушкам. Из семидесяти человек экипажа на корабле осталась в живых вряд ли четверть, и многие из них были ранены.
— Надо уходить, — вздохнул Перри. Его левая рука была наскоро перевязана, на тряпках уже расплывалось пятно крови. «Уходить на «Ниагару», Элайджа».
Капитан Кроу посмотрел на второй американский флагман. Вытерев грязное, в пятнах пороха лицо, он ответил сквозь зубы: «Оливер, здесь миля до нее. Нас потопят сразу же, как мы шлюпку на воду спустим».
Ядро хлестнуло по борту корабля. Элайджа выругался: «Только бы с папой все было хорошо. Он на боте, я ему сказал — не высовываться, подбирать раненых, и все. Не надо ему лезть сюда, на седьмом десятке. У нас всего две пушки осталось, не разбитых, вот это плохо». Он вытер пот со лба и поморщился — еще в начале боя его ранило по касательной, осколком. Сейчас, почувствовал Элайджа, внизу, под грязной, пропотевшей рубашкой опять текла кровь.
Пушка выстрелила. Фок-мачта «Королевы Шарлотты», зашатавшись, надломилась.
— Получите, — пробормотал Элайджа, увидев, как британский флаг падает вниз. Перри, стоявший у второй пушки, тоже выстрелил. Ядро пробило нос «Королевы Шарлотты».
— Пора, — жестко сказал Перри. «Детройт» далеко стоит, они нас не достанут, а эта, — он указал на британский фрегат, — уже не опасна. Спускай шлюпку, Элайджа. Доберемся до «Ниагары» и продолжим, — Оливер нехорошо усмехнулся. «Если бы еще ветер поднялся…»
С утра озеро было тихим. Перри, когда они огибали мыс, что закрывал деревню с востока, потрепал Элайджу по плечу: «Не волнуйся, твой отец сам туда, — он указал на озерный простор, — ходил, ночью. Все британские корабли на востоке собрались. Им просто некого к вам в залив посылать».
— Ветер, да, — пробормотал Элайджа, отходя от пушки. «Нет никакого ветра, все еще. Придется нам на веслах идти, Оливер. Мы здесь как на ладони, — он посмотрел на палубу «Королевы Шарлотты». Британский флагман горел.
— А вот если начнется ветер, — он обернулся к Перри, — «Детройт» в мгновение ока рядом окажется, и разнесет нас в клочья.
— Если мы здесь останемся, — зло сказал Перри, — нас тем более разнесет. Выполняй приказание, я пойду, — он помолчал, — флаги сниму.
У трапа Перри остановился, держа в руках свой темно-синий штандарт и американское знамя. Встав на колени, он поцеловал грязную, в пробоинах палубу. «Прости, девочка, — тихо сказал капитан, — но я вернусь, обещаю. И приму капитуляцию британцев».
Когда они спускались по трапу в шлюпку, Элайджа подумал: «С «Королевы Шарлотты» нас не видно. Пока. Когда мы «Лоуренс» покинем, будем как на ладони».
В шлюпке сидело десять человек. Перри, оглядев матросов, спросил: «Где раненые?»
— Здесь раненые, — хмуро отозвался один из них, приложив руку к забинтованной голове.
— Больше, — матрос вскинул усталые, покрасневшие от порохового дыма глаза, — больше не осталось никого, капитан Перри, капитан Кроу.
— И нас не останется, как только мы канаты перерубим, — донеслось до них с кормы. «Мы словно мишень в тире, только и знай, что стреляй».
Элайджа жестко оборвал матроса: «Если надо будет, мы до «Ниагары» вплавь доберемся. Капитан Перри, — он помолчал, — поднимать флаги?»
— Поднимайте, капитан Кроу, — кивнул Перри, положив руку на шпагу. Два штандарта поползли вверх по мачте, и кто-то сказал: «Ветер! Восточный!»
Элайджа взглянул на знамена, бьющиеся в небе, — оно было затянуто пороховым дымом, — и закрепил парус: «Может быть, Эллиот, на «Ниагаре» додумается подойти ближе. Все меньше проболтаемся под британскими пушками».
Шлюпка обогнула нос «Лоуренса». Над их головами сразу же просвистело ядро.
Мирьям высунулась в разбитое окно и посмотрела на залив. Три британских фрегата обстреливали деревню, с верфи уже доносился запах гари, над черепичными крышами поднимался столб дыма. «Тони, поторопись, — крикнула женщина, — нам надо уходить».
Она легко взбежала наверх и застыла. Невестка стояла, уцепившись за косяк двери, тяжело дыша, держась за живот.
— Началось, — испуганно сказала Тони. «Тетя Мирьям, но ведь еще неделя…».
— Это не страшно, — уверенно сказала женщина, и забрала у Тони вышитую индейскую суму. «Неделя ничего не решает. Пошли, пошли, — она подтолкнула Тони, — надо до леса добраться, и быстрее. Частые схватки?»
