Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

— По обычаю!

— Только которую?

— Слушать! — рявкнул Тридон. — Я сказал, что должно быть самое ценное, а значит — самая красивая из них!

— У-у, жалко!

— Дурак, закрой пасть! Для богов жалеешь?

— Да и чего жалеть? Таких баб полно в любом лупанарии!

— Тихо! Тридон хочет говорить! Тихо!

Теперь Тридон обратился к пленницам. Он заговорил на довольно сносной латыни:

— Эй, вы! По-гречески понимаете? Поняли?

Ответила Плотина, со страхом, с сомнением, словно боясь понять.

— Я… немного понимаю. Но…

— Так? Тогда повторю вам на вашем. Боги к нам немилостивы, поэтому мы принесем им жертву. А поскольку мы захватили только вас, то одну из вас! Жертва должна быть великой цены, поэтому… на жертву мы предназначили самую красивую.

— Только не одну из нас! — вдруг вскрикнула Децимия. — Ценная жертва? Вы же взяли в плен самого Флакка! О, за него Рим заплатил бы много!

Пират холодно, презрительно посмотрел на кричавшую и медленно, угрожающе повторил:

— Ну, вызывайтесь! Которая из вас самая красивая?

— Жаль времени! Мы решим! — вставил Сифакс, понимавший по-латыни.

— Погоди! Переводи остальным. Повеселимся. Смотри на этих потаскух и слушай!

Группа женщин медленно пятилась, толпясь, толкаясь, одна пряталась за другую. Через мгновение между ними начались ожесточенные споры, сперва тихие, потом переходящие в перебранку и крики.

— Ты же всегда так хвалилась!

— Не толкайся! Вечно ты меня подкалывала, а теперь выпихиваешь!

— Я? Чего вы от меня хотите? Я прекрасно знаю, как вы судачили обо мне за спиной!

— Горация, я знаю тебя по термам! О, ты красива!

— Нет, нет! Я уже стара! Юлии семнадцать лет!

— Ты сама говорила, что у меня кривые ноги!

Сифакс, гогоча, принялся переводить выкрики женщин тем, кто не знал латыни, и вся толпа зашлась хохотом. Наконец Тридон прервал их:

— Довольно! Мы знаем, что о вас думать! А каковы вы, сейчас увидим! Эй, Телеф! Давай ту, первую с краю! Сорвать с нее все!

Юлия Децимия вскрикнула — коротко, с болью — и попыталась спрятать лицо в ладонях. Но это мешало Тридону.

— Не так! Выкрути ей руки назад и свяжи! Так! Ну что, друзья? Хороша? Может, эту за борт?

Но Кадмос возразил. Так нельзя. Они решили принести в жертву богам самую красивую. Эта хороша, но другая может быть еще краше. Боги могут счесть такую поспешность за неуважение и разгневаться еще больше.

Большинство пиратов согласилось с ним, и тотчас же вызвалось множество охотников помочь Телефу. После короткой возни, криков и сдавленных мольб все пленницы оказались обнажены и связаны.

Тридон медленно прошел перед группой, кивком указал на Прецию, Юлию и Клавдию и велел отвести их в сторону. Он обратился к банде:

— Ну, братья! Из этих выбирайте! Эти самые красивые!

— Нет! — вырвался чей-то дерзкий голос. — Это только у тебя такой вкус! Тебе лишь бы высокие да тонкие в талии! А я считаю, что вон та, маленькая, самая аппетитная, и богам она понравится!

— Пошел прочь, пес! Только эта, пухленькая! Люблю таких!

— А я вам говорю — эта! Точно такая же у меня была в Александрии, в лупанарии! Три мины серебром взяла, а стоила десяти!

Спор становился все более ожесточенным и горячим. Женщины, ожидавшие выбора и приговора, перепуганные, дрожащие, принялись стонать, истерически кричать и молить:

— Ох, скорее! Будьте людьми! Не мучайте нас так!

Внезапно Преция, пустая, легкомысленная Преция, рванулась, вырвалась у державшего ее Идибаала и подбежала к Тридону. Она кричала по-гречески, срывающимся голосом:

— Довольно! Я достаточно красива! Вы оскорбляете богов дальнейшими сомнениями! Я! Только я! Делайте со мной что хотите! Только скорее! А те… те пусть живут!

Тридон взглянул, сперва удивленно, но тут же все понял. Он раздумывал недолго:

— Хорошо! Ты сама этого хочешь. Богам это нравится. Но подумай еще. Твои подруги будут… хе-хе, составлять нам компанию, потом мы продадим их в Карфаген, откуда они за выкуп вернутся домой. А то, что поглотит море, — это уже навечно!

— Я знаю! — женщина смело смотрела ему в глаза. Связанная, нагая, с размазанной по лицу косметикой, она, однако, в этот миг держалась с достоинством, внушавшим уважение. — Я выбрала море!

— Вождь! — огромный Оманос, с выжженным на лбу клеймом раба-бунтовщика, ненавидевший все римское, протолкался вперед. — Раз она такая, отдай ее мне! Ты сам говорил, что мне положена награда! Я прошу эту!

— Нет! — коротко отрезал Тридон. — Получишь другую, а эта отправится в Аид, раз сама выбрала! Слушай меня, Посейдон, Мелькарт или как там тебя звать! Вот, мы жертвуем тебе достойнейшую! Прими жертву и дай нам за это плыть счастливо, согласно нашим планам!

— И не обдели нас добычей! — добавил Сифакс, но Тридон гневно оборвал его:

— Нет! Это уже зависит только от нас! Ну, бери эту девку за ноги! Так, вверх, и за борт! Прими, Мелькарт!

Сам он схватил женщину за волосы, без усилий вскинул ее, и вместе с Сифаксом они швырнули ее за борт. Толпа пиратов ринулась в ту сторону, внимательно наблюдая. Светлое тело тотчас же исчезло. Темная, непрозрачная вода сомкнулась почти без всплеска.

— Не всплывет!

— О, это добрый знак!

— Боги милостивы! Теперь нам будет сопутствовать удача!

Тридон еще мгновение смотрел на волны и, наконец, повернулся к перепуганным, потрясенным пленницам. Он зловеще улыбался.

— Ну вот, с этим покончено. Теперь разделим этих прекрасных девушек. Я, по праву вождя, беру эту! Ты, Оманос, имеешь право выбора! И ты, Кадмос! Как самые доблестные. Остальных разыграем по жребию. Хе-хе, полагаю, что прежде чем мы доплывем до Карфагена, не одна из вас еще позавидует той, что уже ничего не боится.

17

Боги, видимо, милостиво приняли жертву, ибо туман к вечеру начал заметно редеть, волна успокаивалась, и управлять галерой стало легче. А когда наступила ночь, сквозь редеющую пелену показалась луна.

— Доброе предзнаменование! — заключил Тридон, выйдя на палубу.

Кадмос вел корабль, старый Телеф надзирал за работающими гребцами.

— Боги милостивы к нам. Ну, теперь правь прямо на Карфаген. Сумеешь?

Кадмос со смехом указал на луну.

— Ведь наша Танит, Покровительница Города, она же и госпожа луны. Когда эта лампада горит, попасть нетрудно.

— Хорошо. Твоя Танит, или, как ее еще зовут, Астарта, покровительствует и любви, так? Я должен принести ей прекрасный дар, ибо она и мне дала девку! Стоило ей разок показать кнут, и я давно не видел такой ревностной! Ну, я возвращаюсь под палубу! Такая горячая девка не может быть одна!

Прямо под мостиком, на корме, было помещение, где заперли Флакка и его штаб. В этот миг оттуда донесся отчаянный крик, затем — чей-то возбужденный, гневный голос и громкий смех.

Тридон наклонился, прислушался и наконец тоже рассмеялся.

— Это Оманос. Уже в третий раз заходит к этим римлянам и в подробностях рассказывает, как их соотечественницы проводят ночь. Он мстит!

— Есть за что, — пробормотал Кадмос.

— Верно. Но надо его немного унять.

Оргия становилась все более дикой, раздавались плач и крики женщин, а галера тем временем осторожно, слегка кружа, приближалась к Карфагену. Пленники были здоровы и, как со смехом заметил Сифакс, представляли собой полноценный товар. С женщинами дело обстояло хуже, но Тридон уверял, что они скоро придут в себя.

Мыс Мелькарта они миновали на рассвете, разглядев его лишь как синеватое пятно на юге. Когда они вошли в залив, ветра не было, и пришлось идти на одних веслах. Лишь после полудня они увидели вырастающий прямо перед ними город. Сперва лишь синеватая тень, затем — уже различимый мыс Камарт, холм Бирсы и, наконец, белизна сгрудившихся домов. Серую угрюмость могучих стен они разглядели, лишь подойдя совсем близко.

Тридон начал явно беспокоиться и наконец крикнул вглубь галеры:

— Все весла — стоп!