Где сокрыта библиотека (ЛП) - Ибаньез Изабель

Я открыла глаза, растерянная и полностью дезориентированная. Рядом со мной зашевелилась спящая Айседора, сонно что-то бормоча и крепче прижимаясь ко мне. Я отогнала сонливость, осторожно приподнялась и откинула сетку. Ковер под моими босыми ногами был прохладным, когда я обогнула ряды ящиков и направилась прямо к узкой раскладушке Уита. Он спал на спине, вытянув длинные ноги, которые свисали вниз. Волосы падали ему на лоб, а челюсть была абсолютно расслабленной.

Во сне он выглядел невинным. Молодой и беззаботный, тот самый Уит, который когда-то смотрел на меня с надеждой и обещанием, которому я могла доверять.

Я опустилась на колени и коснулась его плеча.

Уит дернулся, залез рукой под подушку и извлек что-то блестящее. Холодный, острый край уперся мне в шею, прямо под подбородком. Сонные голубые глаза с намеком на настороженность задумчиво смотрели на меня.

— Это я, — задохнулась я. — Просто я.

Он повернулся на бок и спрятал нож обратно под подушку.

— Я мог перерезать тебе горло.

Я потерла шею.

— Вы — ходячая угроза, мистер Хейс.

Он потер глаза и устало произнес:

— Пожалуйста, не обращайся ко меня так. Мы не незнакомцы. Мы даже не простые знакомые.

— Я должна, — прошептала я.

Уит опустил руки и посмотрел на меня. Даже при плохом освещении я могла разобрать, как он поджал губы и сузил глаза.

— Почему?

— Потому что однажды это все, кем ты будешь для меня, — прошептала я, бросив быстрый взгляд на Айседору. Я не хотела ее разбудить.

Последовало долгое молчание, а затем он откинулся на спину.

— Тебе что-то нужно?

— Меня снова посетило воспоминание Клеопатры, — сказала я, подняв безыменный палец. — Она была занята.

Уит повернул лицо ко мне.

— И?

— Она была в помещении, где отчаянно что-то искала, — сказала я. — Сначала я подумала, что это обычный свиток, но потом она его развернула. На пергаменте была изображена змея, поедающая саму себя.

— Хризопея Клеопатры, — воскликнул он.

— Шшш, — зашипела я. — Не разбуди мою сестру.

Уит закатил глаза.

— Мне наплевать на твою сестру.

Внутри возникло чувство разочарования. Нам необходимо было поговорить об его отношении к Айседоре. Отсутствие доверия и вежливости с его стороны начинало меня раздражать. Именно Уит предал меня, именно он солгал мне. Я почти поднялась на ноги, но видение не отпускало меня, и я знала, что это важно и имеет какое-то отношение к моей матери.

— Выслушай, пожалуйста.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я подняла руку.

— В какой-то момент внутри воспоминания я почувствовала запах чего-то горящего. Прямо перед тем, как она исчезла, я выглянула наружу и увидела море и часть города. — Я вздохнула, воспоминание было острым и горьким на вкус. — Он был в осаде.

Уит сел и, развернувшись, поставил ноги рядом со мной. Его колено коснулось моего плеча.

— Теперь мне можно говорить? — в его голосе прозвучала едва заметная нотка сарказма.

— Можно, — ответила я.

— Город, который ты видела, должно быть, Александрия, — сказал он. — У Клеопатры был дворец недалеко от воды, и если она унаследовала алхимический трактат и использовала его, то, следовательно, держала его при себе. — Он на мгновение задумался. — Я могу понять, почему она так отчаянно стремилась создать философский камень. Ничто не источает средства так, как война.

— Что это была за война? — спросила я. — Она выглядела слишком юной для сражения при Акциуме.

— Это произошло у берегов Греции, — сказал Уит.

Он был прав. Я вспомнила эту битву, военные корабли, вырезанные в стенах гробницы. Это было началом конца, это событие стало катализатором начала потерь всего, что было ей дорого: престола, детей и, в конечном счете, великой любви в лице Марка Антония. Мурашки побежали по моим рукам.

— Возможно, это было сражение с ее братом, который прибыл в Александрию с войском и намерением отобрать трон у Клеопатры, — продолжил Уит.

— Значит, если алхимический трактат был у нее, она могла попытаться его где-нибудь спрятать. На ее месте я бы не хотела, чтобы он попал в руки моего брата.

— Верно, — сказал он. — Есть около миллиона мест, где она могла спрятать нечто настолько ценное.

— Но, по крайней мере, у нас есть название города, — сказала я. — Хризопея Клеопатры, должно быть, находится в Александрии.

— Как я уже сказал, существует миллион мест, где можно спрятать вещь, — пробормотал Уит.

— Одно место мы можем исключить наверняка, — сказала я. — Королевский дворец. Воспоминание, в котором я оказалась, навело меня на мысль, что она покидала его в спешке.

— Согласен, — он сделал паузу. — И слава богу, потому что дворец находится под водой.

— Что в конце концов случилось с братом Клеопатры? Победила ли она его?

Уит кивнул.

— Благодаря Юлию Цезарю.

Так начался их роман. Я находила ее историю захватывающей, но не могла не думать о маме и о том, что она могла следовать тому же пути, находить те же подсказки.

— Возможно, именно поэтому моя мама уехала в Александрию, — внезапно сказала я, вспомнив наш предыдущий разговор. — Может быть, она все-таки не собирается основывать конкурирующий черный рынок.

— А может быть и то, и другое. Твоя мать — предприимчивая. — Уит сдержанно улыбнулся.

Я, не задумываясь, улыбнулась в ответ. На мгновение повисла тишина, потом еще на одно. С тех пор, как я подошла к нему, в комнате стало значительно светлее, и я могла разглядеть каждую черточку и изгиб его лица. Он смотрел на меня с нежностью, его плечи были расслаблены, локти упирались в колени. Мы оказались в естественной для нас атмосфере товарищества и наблюдательности, которая возникла между нами со дня первой встречи. В него было так легко влюбиться.

И так легко забыть, что он сделал.

Я встала, недовольная собой и раздраженная. Для меня он будет мистером Хейсом и никем другим. Я повернулась, чтобы вернуться в постель и доспать, но он поймал меня за руку.

— Подожди, — сказал он. — Подожди.

Его пальцы грели мою ладонь. Я ненавидела, как мое тело реагировало на это.

— Что?

Он резко отпустил меня, стиснув зубы. Мой тон был резким и ледяным.

— Не хочу показаться грубой, — раздался голос из полупрозрачного кокона посреди комнаты. — Но не могли бы вы двое, черт возьми, быть потише?

— Извини, — обратилась я к ней. — Я не хотела тебя будить.

Айседора зарычала, ворочаясь с боку на бок, пока, наконец, не успокоилась.

— Что ты хотел мне сказать? — спросила я едва различимым шепотом.

— Ничего особенного, — произнес он через мгновение. — Приятных снов.

Это были приятные слова, но я не могла заснуть, как бы я этого ни желала, как бы ни старалась. Все, о чем я могла думать — это нотки отчаяния в голосе Уита и то, как он, казалось, отстранился от меня, воздвигнув стену. Это было именно то, чего я хотела. Он не заслуживал ни моей улыбки, ни моей дружбы, ни каких-либо мыслей.

Но это не мешало мне желать узнать, что он собирался сказать. Не мешало грустить от того, что я никогда не узнаю этого.

Я планировала поездку в Александрию. Конечно, говорить о поездке в Александрию было проще, чем воплотить ее в реальность. Во-первых, когда моя тетя узнала о моих планах, она тут же разрыдалась и убежала из гостиной, чтобы продолжить рыдать в одиночестве в своей спальне.

— Ты умрешь, если будешь думать прежде, чем говорить? — спросила Амаранта. — Я устала расхлебывать твою кашу, prima.

Она произнесла «кузина» таким тоном, словно это было вульгарное, омерзительное слово, и я вдруг вспомнила, что она называла меня примой только когда у меня были неприятности. А они у меня были с тех пор, как одиннадцать лет назад я случайно пролила чай на страницы одной из ее любимых книг. Амаранта умела быть злопамятной.

— Я пытаюсь все исправить, — сказала я. — Я пытаюсь посадить в тюрьму заслуживающего этого человека, чтобы Рикардо и Абдулла вышли на свободу.