Маяк на краю времени - Пулли Наташа

Через три месяца истек тридцатипятилетний срок, который Джо должен был отработать, чтобы расплатиться за чердак, и он официально получил свободу. Месье Сен-Мари устроил праздничный ужин и за бокалом вина расплакался. Джо обнял его. Он чувствовал себя виноватым. Сен-Мари не молодел, состояние таяло, и он больше не проводил сезон в Париже. Почти все друзья от него отвернулись, и сейчас он, должно быть, ожидал того же от домочадцев.

– Я знаю, ты уже взрослый, знаю, но ведь я купил тебя еще совсем крошкой. Я с ужасом думаю, что придется отпустить тебя на все четыре стороны и о тебе будет некому позаботиться…

– Ах вы дурачок, – сказал Джо. Он был тронут. – Не надо меня никуда отпускать. Я останусь жить на чердаке. Не зря ведь я столько работал.

– Ты не уйдешь?

– Нет, – сказал Джо и улыбнулся, увидев, что у Сен-Мари вырвался смех облегчения. Впервые с тех пор, как он оказался на Гар-дю-Руа, Джо почувствовал, что у него есть дом.

Элис была в восторге от новообретенной свободы: она сожгла все свои старые учетные карточки в горшке на подоконнике и выкрасила серое повседневное платье вином в бордовый цвет. Но Джо не разделял ее радости. Он чувствовал себя беззащитным, выходя на улицу без карточки с печатями и без Анрика. В ту неделю, когда Джо ходил искать работу, – тогда как раз испортилась погода – его дважды без всякой причины остановили и обыскали жандармы. Во второй раз за вопрос «в чем дело?» он получил удар дубинкой под ребра. Когда он рассказал об этом Сен-Мари, тот вырезал из его пальто тартановую подкладку. Это огорчило Джо куда сильнее, чем он готов был признать: эта клетчатая ткань была одной из немногих вещей, оставшихся у него от того времени, которого он не помнил, – но с тех пор жандармы его больше не останавливали.

Джо не хотел выходить из дома в ближайшие пару дней, но в понедельник ему все же пришлось взять себя в руки. Стояла середина декабря, и даже в девять утра еще было темно. Вспышки пламени, вырывавшиеся из дымовых труб металлургического завода, оранжевым созвездием нависали над уличными фонарями, которые горели слабо и прерывисто из-за постоянных неполадок с газопроводом.

Прямо на выходе из задней двери Джо столкнулся с почтальоном, который взвизгнул от неожиданности. Явно раздосадованный, что издал столь неприличный для мужчины звук, он ткнул в грудь Джо листком бумаги с ручкой.

– Месье Турнье? Распишитесь.

– За что? – спросил Джо. Он ничего не заказывал, да и знакомых у него не было. Джо вгляделся в форму. Под местом для подписи маленькими полупрозрачными буквами значилось: «получатель / опекун получателя». Он помедлил, поскольку еще не придумал себе подпись, а затем просто написал своим обычным почерком: «Джо Турнье».

– Письмо, – сказал почтальон, нисколько не прояснив ситуацию. Впрочем, на Джо он поглядывал с любопытством. – Его целую вечность держали в сортировочном центре. Девяносто три года.

– Что? Зачем?

– Затем, что его нужно было отправить в указанную дату и указанная дата наступила, – огрызнулся почтальон и сразу же, как только Джо расписался, поспешил прочь, словно любое проявление любопытства в его представлении было хуже девчачьего визга.

Джо в недоумении уставился на письмо. Конверт пожелтел от старости. Джо открыл его, стараясь обращаться с ним как можно аккуратнее. Внутри оказалась первая страница старой газеты. На ней стояла дата: 1805 год. Это было одно из самых первых изданий после Вторжения. Тогда газеты только начали издавать на французском и в текстах приходилось использовать простые, короткие слова, поскольку англичане еще не знали языка.

Кроме того, в конверте лежала открытка. На лицевой стороне была гравюра с изображением маяка. Внизу, в аккуратной медной табличке, красовалась надпись:

МАЯК ЭЙЛИН-МОР. ВНЕШНИЕ ГЕБРИДЫ

На обороте было всего несколько слов, написанных старомодным петляющим почерком, который Джо с трудом удалось разобрать. Ему никогда еще не доводилось читать по-английски – исключением стали только те надписи на стенах – и некоторое время пришлось сосредоточенно вглядываться в текст.

Джо непроизвольно бросил взгляд влево и вправо и вздрогнул, увидев жандарма, который патрулировал улицу чуть поодаль. Он бросился обратно в дом, захлопнул за собой дверь и немного постоял, облокотившись на кухонный стол. Если бы почтальон остался и разговорился с ним, если бы увидел открытку с английским текстом и изображением шотландского маяка, жандарм бы уже вовсю спешил сюда.

М… Возможно, это Мэделин. Вот только Мэделин Джо знал в этом веке, а не по какой-то книге или картине столетней давности.

Маяк на открытке казался ему знакомым: он не сомневался, что мог бы сказать, как тот называется, еще до того, как прочел подпись. Эйлин-Мор – он знал это. Джо вспомнил его очертания. Более того, на каком-то подсознательном уровне он уже давно эти очертания искал.

Он снова перевернул открытку и коснулся надписи на обороте. Чутье подсказывало ему, что она не могла быть отправлена девяносто с лишним лет назад и что это какая-то странная ошибка. Ему не девяносто лет, и он явно не тот Джо Турнье, чье имя значилось на конверте. Половину населения Лондона звали Джо Турнье. Турнье – это фамилия, которую в эпоху Террора брала вся старая аристократия. Сейчас это имя было самым распространенным среди рабов по всей Республике.

Но он знал этот маяк.

Джо достал с верхней полки справочник предприятий города. Около получаса пытался найти кого-то, кто может что-то знать о маяках: архитекторы, транспортные компании, хоть кто-нибудь. Он уже записал несколько имен и адресов, но потом ему попался месье де Меритан, который занимался изготовлением двигателей и генераторов для маяков. Не зная, что именно он хочет спросить, но зная, что непременно должен это сделать, Джо вышел на улицу. Открытку он положил в карман. Даже если бы у него при себе была бомба, он и то чувствовал бы себя безопаснее, но оставить открытку дома у него не хватило духу.

У месье де Меритана, чье предприятие родилось на Рю-Бурсо в Париже, а теперь располагалось в Кларкенуэлле, был государственный контракт на обслуживание всех маяков в Республике – по воле его величества Наполеона IV. Так гласила позолоченная табличка над входом. Висевший на стене плакат сообщал, что генераторы де Меритана способны обеспечить электроэнергией дуговые лампы силой света до 800 тысяч кандел и на них предоставляется гарантия в сто лет.

Джо подошел к испытательной площадке. Из-под двустворчатых ворот вырывался пар, а оттуда, где велись сварочные работы, летели снопы искр. Машины выглядели устрашающе: трубы и балки, проглядывавшие сквозь пелену пара, напоминали чьи-то локти или хребты. Одна из машин издала шипение, когда рабочий пропустил через поршни пробную струю пара под высоким давлением. Прямо у Джо над головой проплыла партия стали – подъемник скрывался за густой завесой дыма. По мере приближения к цеху запах раскаленного металла и угля становился сильнее, а доменные печи озаряли все вокруг яркими отблесками света. Джо спросил у кого-то, где кабинет начальника, и ему указали в сторону стеклянной двери.

Месье де Меритан сидел за широким столом и рылся в груде бумаг и деталей оборудования, пытаясь отыскать там что-то с решительным видом человека, у которого есть система. Это был тучный господин, который, по-видимому, набрал вес недавно: жилет он носил не по размеру. Он что-то сипло бормотал себе под нос, казалось, сам того не замечая.

– Здравствуйте, – сказал де Меритан, когда Джо вошел в комнату. – Вы насчет работы сварщика? Сразу говорю, если вы не пьяны и способны членораздельно выражаться, она ваша.

– Нет, – Джо помедлил. – У меня к вам странный вопрос. Вы случайно… не знаете это место?

Он показал де Меритану открытку, не выпуская ее из рук и прикрывая большим пальцем английский текст на обороте.

Де Меритан надел очки.

– Да, это маяк Эйлин-Мор. А что в этом вопросе странного?