Шелковый Путь (ЛП) - Фалконер Колин

Он услышал крик и, обернувшись, увидел Уильяма, который, шлепая по мелководью, пытался спастись пешком. Один из татарских лучников был не более чем в десяти шагах позади, преследуя его. Он ухмылялся, наслаждаясь игрой. Он замедлил коня до рыси, опустил лук и неторопливо вытащил меч из-за пояса. Он перегнулся в седле, чтобы нанести смертельный удар.

Жоссеран пришпорил коня и во весь опор ринулся прямо на него. Татарин заметил его слишком поздно. Он с ужасом оглянулся, понимая, что вот-вот произойдет, и зная также, что не сможет это остановить. Его рука с мечом была поднята, обнажая ребра, и именно туда Жоссеран и вонзил свой меч, выпрямив руку, по самую рукоять. Человек закричал и соскользнул с седла. Падая, он весом своего тела вырвал меч из руки Жоссерана.

Жоссеран развернулся, ища Уильяма. Другой татарский всадник подскочил, схватил Уильяма под руки и перетащил его через свое седло.

— Уильям!

Стычка уже закончилась. В потоке лежало около полудюжины тел, пронзенных стрелами. На траве лежало еще больше тел в мехах. Налетчики уносились прочь.

Сартак собрал своих людей и выстроил оборону на другом берегу потока.

— Пусть уходят, — крикнул Сартак. — Пусть уходят!

— Они забрали Уильяма! — крикнул Жоссеран. Он спрыгнул с седла и подобрал копье одного из павших татар. Затем снова вскочил в седло и пришпорил коня вслед отступающим всадникам.

Он пришпорил коня и бросился вверх по склону в погоню, но они уже скрылись за гребнем холма. Он достиг вершины и начал спускаться. Уильям каким-то образом освободился от своего похитителя и карабкался обратно вверх по холму, придерживая подолы рясы, как женщина. Жоссеран услышал за спиной стук копыт и обернулся. Двое людей Сартака последовали за ним в долину. Одного из них он узнал — это был Пьяница.

— Варвар! Сартак приказывает тебе вернуться! — крикнул он.

Но предупреждение пришло слишком поздно.

Когда Жоссеран развернул своего пони, он понял, что его заманили в ловушку. Около дюжины татарских всадников обошли их сзади. Они выпустили залп стрел, и Пьяница со своим спутником закричали и соскользнули с коней. Жоссеран почувствовал мучительную боль в левом плече.

Уильям почти достиг гребня холма. Жоссеран пришпорил своего скакуна вслед за ним. Он услышал еще одно пение стрел, его конь пошатнулся и упал. Жоссеран приземлился на спину на мокрую траву, и у него перехватило дыхание. Древко стрелы, застрявшее в его плече, сломалось, когда он перекатился.

Он поднялся на колени. Боль была тошнотворной. Татары кружили вокруг него, перекрикиваясь, решая, кому достанется честь нанести смертельный удар. Один из них спешился и бросился к нему, вытаскивая из-за пояса ржавый меч.

Жоссеран выронил копье, когда его сбросили с коня. Он пошарил в траве, и его пальцы сомкнулись на древке. Когда мечник занес смертельный удар, он выставил копье для защиты, почувствовал, как древко треснуло, отклоняя удар, оттягивая на мгновение развязку.

Татарин занес меч во второй раз.

Жоссеран откатился в сторону, выставив ногу и подсекая татарина. Тот упал, выронив меч. Жоссеран первым дотянулся до него, вскочил на ноги и отпрыгнул назад, описав мечом дугу и заставив других татар отступить.

Он знал, что шансов нет, не один против стольких. «Так вот как все закончится, — подумал он. — Я всегда представлял, что умру, нося крест крестоносца, а не в какой-то ничтожной стычке в горах, против врага, которого я даже не знаю, одетый в меха и рваный халат. Но я не умру дешево. Я заберу с собой нескольких из вас, дьяволов, в рай, или в ад, или на Голубое Небо, что бы там ни было дальше». Перед глазами у него поплыли черные пятна, и он пошатнулся. Зрение затуманилось. В ушах стоял рев. Он слышал, как смеются татары, они знали, что он уже не жилец.

***

CVIII

— Стой!

Он узнал этот голос.

Он моргнул, увидел пару черных глаз под пурпурным шарфом.

— Хутулун, — сказал он. Мир начал вращаться быстрее. Он приложил руку к плечу. Она оказалась пропитанной кровью. Колени его подогнулись.

И это было последнее, что он помнил.

Они уложили его на спину на пол юрты и стащили с него халат. Кожа его была белой как мел, шелковая рубаха пропиталась кровью из раны в плече. Над глазом была еще одна рана, там, где он ударился головой, упав с коня.

Хутулун смотрела на него. Она думала, что больше никогда его не увидит. Как это могло случиться? Это ли пытались показать ей духи? Она оттолкнула остальных. Затем достала свой нож и срезала рубаху вокруг раны. У нее перехватило дыхание. Незваные воспоминания нахлынули на нее: как она водила его в пещеры Будды в Пылающих горах; та ночь у озера-полумесяца, когда они слушали Поющие пески, и он сказал, что считает ее прекрасной; ощущение его твердого тела, прижатого к ее во время карабурана, как ей было страшно и как его присутствие ее успокаивало.

Она гневно отмахнулась от этих мыслей. Теперь он был ее пленником. Прошлое ничего не значило, ровным счетом ничего.

Его глаза моргнули и открылись.

— Ты, — пробормотал он.

— Я должна вытащить наконечник стрелы, — сказала она.

Он кивнул.

С ней было четверо воинов из ее арбана. Она поручила каждому по одной конечности варвара, и они держали его, навалившись всем весом, пока она работала.

Из-за зазубрин на металлическом наконечнике стрела при извлечении оставляла рану больше, чем при входе. Но его нижняя рубаха плотно обмоталась вокруг наконечника, и Хутулун смогла, используя шелк, повернуть зазубрину, не разрывая сильно плоть. Но мышцы плеча Жоссерана свело судорогой, и ей пришлось приложить немало усилий. Жоссеран стонал и дергался, пока она работала. Наконец, с влажным, сосущим звуком, наконечник вышел, и Жоссеран громко ахнул и снова потерял сознание.

Она промокнула кровь тряпкой. Едва она закончила, как услышала, что полог у входа за ее спиной откинут. В проеме стоял ее отец, уперев руки в бока.

— Он будет жить?

Она кивнула.

— Стрела застряла в мышце и не повредила жизненно важных органов. — Она подняла золотую табличку, которую сняла с его шеи. — Он носит пайцзу Хубилая.

— Пайцза Хубилая здесь ничего не значит, — прорычал Кайду. Он уставился на тело гигантского варвара у своих ног. Он пнул его, скорее от досады, чем со злости. — Было бы лучше, если бы стрела пронзила его сердце.

— Духи Голубого Неба защищали его.

— Тогда я не понимаю путей духов. — Их глаза встретились. Она поняла, что он знает о ее мыслях и чувствах больше, чем она предполагала. — Это не то, чего бы я желал.

— Несчастное стечение обстоятельств.

— Верно, — согласился он. — Но теперь ничего не поделаешь. Когда он оправится, приведи его в мою юрту. Я допрошу его там.

Кайду расхаживал по коврам, сжав руки в кулаки. Перед ним были трое его пленников: двое из эскорта Сартака, оба из кэшика Хубилая, и варварский посол. Варварский шаман сбежал, конница Хубилая появилась как раз в тот момент, когда люди Хутулун собирались его снова схватить.

Но они забрали седельную суму варвара и нашли договор, который Хубилай предложил христианам в Акре. Они также нашли дары хана.

— Что это у тебя здесь? — прорычал Кайду. Он разорвал узел и бросил свитки с изящной живописью на пол. — Это то, что Хубилай считает ценным? — Он встал на свитки своими сапогами, чтобы показать варвару, что он о них думает.

Жоссеран пошатнулся. Он потерял много крови.

— В нашей земле их бы сочли… — Жоссеран искал татарское слово для «искусства», но не помнил его, не знал, слышал ли он вообще такое слово. — Люди бы восхищались их красотой.

— Красотой! — сплюнул Кайду. Наступила напряженная тишина. Жоссеран ощущал давление татарских тел и блеск наконечников копий в мутной темноте. Запах пота, кожи и дыма был удушающим.

— Истинный воин живет в юрте, — бушевал Кайду. — Он каждый день скачет на своем коне, он сражается, он пьет кумыс, он охотится, он убивает. Китайцы истощили силу Хубилая, и он забыл, как жить по-людски. Смотри! — Он поднял один из свитков и сжал его в кулаке. — Какая от этого польза мужчине?