Шелковый Путь (ЛП) - Фалконер Колин

Он знал, что не сможет ее догнать. Его маленький пони с трудом перебирал ногами по сыпучим камням. Если он будет гнать его слишком сильно, тот в конце концов споткнется и отправит их обоих скользить к смерти вниз по склону горы.

Он достиг широкого уступа, и между стенами ущелья он мог различить глинисто-серую степь и черные юрты татарского лагеря. Поток с шумом сбегал с горы, пенясь в черном пруду далеко внизу. Осока у края озера все еще была твердой от ночного мороза; поверхность озера была черной, на ней плавали льдины. В лощинах, куда не доставало солнце, лежали пятна затвердевшего снега.

Он заглянул за край утеса и услышал цокот копыт, эхом отражающийся от скалы на тропе под ним. Голос Хутулун разнесся по долине:

— Убирайся, Жосс-ран! Возвращайся!

«Возвращайся. Возвращайся со следом от моего кнута на лице, Жосс-ран. Возвращайся без меня, и всю оставшуюся жизнь гадай обо мне».

— Лучше утонуть в этом холодном черном озере, чем свариться в котле твоего проклятого отца, — сказал Жоссеран вслух. Он вонзил пятки в бока, пытаясь направить пони к уступу. Тот не двигался. Тогда он выхватил кинжал из сапога и вонзил его в круп пони.

Дикий прыжок в пустоту.

Пока они летели вниз, Жоссеран выпрыгнул из седла, все еще сжимая тушу козы в правой руке. Ему показалось, он увидел тень скал под поверхностью. Он вошел в воду ногами вперед. Если это была смерть, то он молил о милости, чтобы она была быстрой.

В этом зрелище был ужас, но было и восхищение; восхищение его мужеством и его гордостью. Мгновение назад она смотрела вверх, заслоняя глаза от слепящего солнца, думая, что он ушел. А потом в черной воде внизу вдруг взметнулся огромный водяной гриб, когда пони исчез под водой, и еще один, поменьше, — когда за ним последовал Жоссеран.

Хутулун ахнула. Она и представить не могла, что он способен на такое. Волны от места, где конь и всадник рухнули в воду, устремились к каменистому мелководью, где они бились и пенились.

Как кто-то мог сделать такое?

Сначала на поверхности показалась голова пони, и он отчаянно поплыл к дальнему берегу. Он выбрался из воды на дрожащих ногах, кровь стекала по его боку из раны от кинжала на крупе.

Жоссерана все еще не было видно. Она сдержала крик горя.

***

CXIV

И тут она его увидела.

Его голова, залитая кровью, показалась на поверхности. Он поплыл к берегу, гребя здоровой рукой. Он выбрался из воды и, задыхаясь, лежал на камнях. Он все еще прижимал к себе тушу козы, зажав ее под раненой рукой. Затем он снова поднялся на ноги, подобрал поводья своего коня и вскарабкался в седло. Пони, побежденный этим безумцем, потрясенный и, вероятно, испытывающий боль, был послушен, как ягненок.

Хутулун выругалась себе под нос. Для них обоих было бы лучше, если бы Жоссеран погиб. Теперь не было надежды ни для него, ни для нее.

Она могла попытаться переплыть озеро или объехать его; что бы она ни сделала, у него было неоспоримое преимущество. Поэтому она просто повела своего коня по тропе, зная, что теперь ей его не догнать.

Жоссеран поник, склонившись к холке своего коня, кровь стекала по его лицу из нового пореза на голове, свежая кровь капала с кончиков его пальцев, где снова открылась рана на плече. Его так трясло, что зубы стучали, он промок от ледяных вод озера. Его конь тоже был в крови, и от его боков поднимался пар.

Он провел пони сквозь живой коридор, который татары образовали на равнине, прямо к входу в юрту Кайду. Тишина была мертвой и полной.

Кайду был бледен от потрясения. Его дочь никогда прежде не проигрывала. Теперь ее победил тот единственный мужчина, за которого ей было невозможно выйти замуж. Ее крошечная фигурка виднелась еще в двухстах шагах на равнине.

Жоссеран бросил тушу козы к ногам Кайду.

— Гонка моя, — сказал он.

Кайду кивнул своим телохранителям. Они стащили Жоссерана с коня.

— Ты не можешь жениться на моей дочери, — сказал Кайду. Он повернулся к своим воинам. — Уведите его. Снова наденьте на него канг. Завтра он умрет.

И он ворвался обратно в свою юрту.

***

CXV

— У тебя был шанс сбежать. Почему ты им не воспользовался?

Он не ответил ей.

Они были одни в юрте, ветер бился о войлочные стены. Его голова была опущена под тяжестью канга. Они предали его. Они оба его предали.

«Он безропотно переносит свою боль, — подумала Хутулун, — как и подобает мужчине». Ее кнут рассек плоть на тыльной стороне его левой руки и на виске. Он повредил левую ногу, когда ударился о воду, и колено его распухло до размеров дыни. Плечо его тоже снова открылось, и вокруг раны запекся свежий сгусток крови.

Но его испытания принесли ему лишь встречу с палачом Кайду.

Духи Голубого Неба и вправду посмеялись над ней. Наконец она нашла мужчину, который доказал ей свою доблесть, который превзошел ее верхом, и теперь ему предстояло умереть. Она опустилась на колени перед ним, держа в руках небольшую деревянную чашу с водой. Она обмакнула в нее тряпицу и начала промывать его раны.

— Почему ты не воспользовался шансом сбежать? — повторила она.

— Сначала позволь мне спросить тебя, — сказал он. — Ты знала, что собирается сделать твой отец?

— Я дочь хана. Я не могу выйти замуж за варвара.

— И поэтому ты подумала, что я побегу спасать свою жизнь, вместо того чтобы остаться и сражаться за тебя.

— Любой разумный человек воспользовался бы своим шансом, когда ему его дали.

— Разумный человек не сидел бы на этой Богом забытой равнине за тысячи лиг от места, где он родился. Разумный человек не продал бы свои земли, чтобы служить пять лет монахом и солдатом. Разумный человек не отправился бы в дурацкое путешествие через полмира. — Он медленно моргнул, словно очнувшись от сна. — Но ты не ответила на мой вопрос. Я спросил, знала ли ты, что задумал твой отец.

— Конечно, я знала.

Она сбросила шарф с лица. Она наклонила голову, припала ртом к ране на его плече и начала высасывать запекшуюся кровь.

— Что ты делаешь? — прошептал он. Он почувствовал, как ее зубы потянули за плоть мышцы, маленькие, дрожащие рывки, как ребенок у груди. Ее рот был влажным и горячим.

— Это чтобы очистить рану.

— Пожалуйста, не надо, — сказал он охрипшим голосом.

Она снова отстранилась и посмотрела на него, недоумевая. В ее глазах был блеск, которого раньше не было.

— Но кровь испортится.

— Просто оставь меня.

— Таково твое желание?

— Нет, но все равно оставь меня.

На ее губах была кровь. Ее запах возбуждал его, не сладкие духи и мази, а кровь, кожа и пот.

— Ты не можешь жениться на татарской царевне, — сказала она.

— Как твой отец собирается меня убить?

— Традиционным способом для людей высокого рода и великой доблести. Тебя завернут в ковер и затопчут конями. Так твоя кровь не прольется на землю и не принесет несчастья племени. — Она неожиданно протянула руку и коснулась его, чуть ниже сердца. — Ты слишком храбр. Тебе следовало бежать, когда у тебя был шанс. Таков был мой план; мой отец сговорился со мной. Я этого не хотела.

Он не слушал. Даже сейчас все, о чем он мог думать, — это ее дыхание, ее жар, ее глаза и, о чем он так часто гадал, ее тело. Взгляд его снова выдал его мысли.

— Этому не бывать, — сказала она.

— Пожалуйста, — сказал он.

Долгое мгновение ни один из них не говорил. Затем она встала и подошла к выходу из юрты. Он подумал, что она сейчас уйдет. Но вместо этого она опустила полог шатра и вернулась.

***

CXVI

Хутулун сняла сапоги и тяжелые войлочные штаны. Она расстегнула свой халат и дала ему упасть.

Он затаил дыхание. Во рту у него пересохло, как никогда за все время их перехода через пустыню. «Если это моя последняя ночь на земле, — подумал он, — то мне уже все равно. Этого достаточно». Его желание пересилило даже муки канга, ужасную боль в плече, страх смерти.