Маяк на краю времени - Пулли Наташа

Джо подхватил ребенка на руки. Локомотив проехал мимо, и у него перед глазами промелькнула картинка из будущего, которого ему удалось избежать: паровоз своим клювовидным отбойником наезжает прямо на Лили, и раздается страшный хруст – его Джо никогда не забыть, хотя на самом деле он его и не слышал. Джо не замечал, что пятится, пока не врезался в стену склада, где хранился уголь. Стена из гофрированного железа с грохотом задрожала.

Лили неотрывно смотрела на отца, потрясенная тем, что ее так резко схватили.

– Не отпускай ее, не то я тебе врежу, – прорычал сварщик. Он тоже дрожал. Он с такой силой швырнул молот об пол, что тот дважды отскочил, хотя весил не меньше пушечного ядра. Лили подпрыгнула.

Джо бросился в сторону, чувствуя одновременно сожаление и ярость.

– Черт возьми, ты ее пугаешь!

– Это я ее пугаю?! Убери ее отсюда! Болван несчастный!

Джо поспешил к воротам и встал у дороги, безуспешно пытаясь успокоиться. Он так и не мог вспомнить, за кого принял того мужчину. Ему это никогда не удавалось.

Глава 5

Джо лежал и смотрел на газовую лампу, которая в последнее время горела прерывисто. От нее исходил химический запах, даже когда ее выключали. На всякий случай они держали окно открытым, так что в вытянутой комнате на чердаке всегда было холодно.

Изголовье со стуком ударилось в стену. Джо пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поморщиться. Он не сомневался, что месье Сен-Мари внизу все слышит. Элис просунула руки ему под рубашку, сдавив ключицы. От этого Джо еще острее ощутил нестерпимую тяжесть над сердцем. Чтобы отвлечься, он стал думать о другом.

По дороге домой, все еще потрясенный тем, что едва не случилось с Лили, он зашел в собор Святого Павла. Из-за работ на куполе в соборе стоял шум, и сквозь переплетение лесов пробивался слабый свет заводских фонарей. Таблички на исповедальнях гласили, что исповедоваться можно с 15:30 до 18:00. Джо с облегчением понял, что опоздал. Месье Сен-Мари давно сюда его отправлял, но сейчас смотреть в глаза отцу Филиппу было выше его сил.

Хорошо бы Элис поторопилась.

В соборе провели электричество. Настоятель несколько перестарался, и отныне нимб Марии излучал электрическое сияние. Но Джо нравилось, как теперь ставились молитвенные свечи. Вместо того чтобы зажигать свечу от вощеного фитиля, нужно было опустить монетку в щель, и электрическая свеча загоралась автоматически. Он опускал сантим и молился – как всегда, о том, чтобы не сойти с ума.

Элис остановилась и вздохнула. Это было одно из тех кратких мгновений, когда она осознавала, что перед ней не Тоби, а Джо, и на ее лице отражалось сожаление. Она никогда об этом не говорила, но Джо знал: это так. Он провел немало времени, изучая фотографии, они с Тоби были невероятно похожи – если не принимать во внимание, что Джо был старше и не столь крепко сложен. Видимо, в сумерках их сходство становилось особенно заметным, ведь именно в сумерках Элис находила его таким разительным, что хотела проверить, так ли Джо похож на Тоби на ощупь, как на вид.

Джо хотел бы, чтобы это прекратилось, но хотел он многого, невозможно ведь всегда получать все, что пожелаешь.

– А страховку они дают? – сказала Элис, возвращаясь к прерванному разговору. – Ну если с тобой там что-то случится?

– Нет. Но все будет в порядке.

– Х-м-м, – протянула она, вставая, и задумчиво сказала: – Любопытно, как там живется, правда? Никакого рабства. Женщины могут свободно работать. Каждый сам выбирает, как жить. Не верю, что там все так, как рисуют газеты.

Джо медленно сел, чтобы не показалось, будто он торопится, хотя всякий раз, как и теперь, чувствовал себя грязным. Элис улыбнулась, словно говоря, что она просто ворчит, а вовсе не требует, чтобы он остался, и исчезла в соседней комнате. Звук ее голоса сменился плеском воды. Джо смотрел в пол, поправляя одежду и снова надевая шарф, а затем и перчатки, – чтобы ничего не чувствовать.

Поначалу брак с чужой ему женщиной его даже устраивал. Они были друг с другом вежливы и щепетильны до крайности – на этом все. Но потом Элис вдруг увидела в нем Тоби. Он отказывался: сама мысль об этом необъяснимым образом его пугала. Джо считал происходящее предательством по отношению к женщине, которую оставил в прошлом, и то, что он ее не помнил, дела не меняло, но на этом унижения не закончились. Элис пожаловалась отцу Филиппу, и тот потащил Джо к доктору, чтобы его осмотрели и выписали лекарства, а затем решил проконтролировать процесс сам. После Джо пришлось выйти, чтобы поплакать.

Он не знал, в чем дело. Элис была красива: он должен был радоваться, но не чувствовал ничего, кроме отвращения. Джо пытался поговорить с ней, но она пришла в ярость. Дошло до того, что она холодно заявила: он, видимо, ненавидит женщин, раз для него так мучительно быть с одной из них. Услышав это, Джо едва не закричал, ведь если бы он обвинил ее в ненависти к мужчинам лишь потому, что она не захотела спать с одним из них, она бы его ударила. Хотел бы он знать, как бы Элис себя чувствовала, если бы кто-то, с кем она едва знакома, потребовал от нее секса, а получив отказ, призвал на помощь церковь. У женщин были целые общества, которые выступали против подобного обращения.

Джо ничего не сказал. Отец Филипп заявил, что для мужчины это противоестественно, и вообще: если это делаешь, значит, сам того хочешь, верно? Джо с трудом подавил желание сказать, что вообще-то это очень даже бывает рефлекторно и вы бы об этом знали, если бы воздержание не входило в ваши должностные обязанности.

Но в первую очередь он молчал потому, что Элис была ни в чем не виновата. Тоби погиб, и она по нему скучала, и скучала в одиночку, ведь Джо его не помнил. Наверное, она чувствовала себя покинутой. Что бы там Джо ни думал, их связывали узы брака, Элис была его женой перед Богом, и он считал своим долгом делать все, что в его силах, чтобы ей стало легче, пусть даже всего на десять минут. Ну а его собственные глупые терзания значения не имели.

Он понял, что так ничего и не ответил.

– Да, пожалуй, ты права.

– С возрастом меня это злит все сильнее. Не понимаю, как это правительству невдомек: если бы они признали, что Святые – это просто-напросто… крошечный осколок старой Англии, какой она была до оккупации, мы бы перестали так чертовски злиться. Если бы они просто сказали: «Да, это не террористы, не пираты, не преступники, это лишь остатки полноправного государства со своими законами, и эти законы отличаются от наших»… Ты меня слушаешь?

Джо мог думать лишь о том, какая же она еще юная.

– Какой смысл злиться, если ты не можешь голосовать.

Элис прислонилась к двери. Она распустила волосы, которые днем собирала в тугой узел, и теперь они обрамляли ее лицо золотистым нимбом. Любой нормальный мужчина ей бы прохода не давал.

– Не ты, а мы, Джо. Это и твоя жизнь тоже – может, стоило бы начать интересоваться, какого дьявола в ней происходит.

Он кивнул, не сказав, что до сих пор не считает эту жизнь своей.

– Кстати о твоей жизни. Есть идеи, кто бы мог присматривать за Лили по средам?

Джо поднял глаза.

– Нет, я возьму ее с собой.

Элис одарила его взглядом, который обычно пускала в ход, когда замечала, что Джо снова смотрит на кого-то невидимого.

– На маяк, который окружает замерзшее море и предыдущих смотрителей которого, возможно, убили.

Он нахмурился.

– Я думал… ты будешь рада отдохнуть.

– Ты сошел с ума, – отрезала она. – Я не позволю тебе увезти ребенка в Шотландию.

– Я не сошел с ума, – с трудом выговорил Джо. Он знал, она не хотела ранить его так сильно. – Все будет в порядке, ничего с нами не случится…

– Нет, – сказала Элис. – Она не поедет.

– Но ты… – Джо умолк, не зная, как бы поделикатней сказать, что Элис никогда не укладывала Лили спать, никогда не купала ее; что они оба понимали: Элис не любит Лили, потому что ее отец не Тоби. Она не могла ничего с собой поделать, и это явно расстраивало ее не меньше, чем Джо. – Лили не очень хорошо тебя знает, – осторожно сказал он.