Маяк на краю времени - Пулли Наташа

– Что ж, придется ей ко мне привыкнуть. Потому что в Шотландию она не поедет, это я тебе точно могу сказать. Джо, ну хватит. Ты сам толком жизни не знаешь, а хочешь ее взять с собой. Ты доверяешь любому, кто к тебе добр. Так нельзя – тем более когда с тобой ребенок. Я не против, чтобы ты брал ее в цех, там есть кому присмотреть за тобой, но Шотландия – исключено.

На это ему было нечего сказать. Элис права.

Когда она вышла из ванной, Джо встал, помылся, посмотрел на спящую Лили, а потом прошел в кухню, под которую был отведен дальний угол спальни. Пол был сделан из простых досок, и сквозь просветы между ними виднелся кабинет внизу. Месье Сен-Мари, должно быть, слышал каждое слово Джо и Элис, но никогда не жаловался.

Он оперся на локоть и взялся за болевшее плечо. Он не сразу заметил, что с силой вонзается ногтями в кожу над ключицей, причиняя себе боль. Убрав руку, Джо почувствовал, что на коже остались полукруглые отметины.

Три месяца без Лили. Боже, какой же он дурак. Надо сказать де Меритану, что он все-таки не сможет поехать.

Но он должен. Он должен, потому что сойдет с ума, если не узнает. Лишь будет все глубже погружаться в ощущение, что это не его жизнь и что он здесь чужой. Будет и дальше гоняться за призраками, пока однажды не бросится за одним из них прямо перед проезжающим экипажем и не погибнет.

– М-у-у, – сказала Лили, кусая перила колыбели с таким видом, словно лопнет, если не расскажет ему шутку. Она замахала руками.

– Летающая корова? – улыбнулся Джо, радуясь, что она проснулась. Элис уже спала, свернувшись в клубок. – А бывают летающие коровы?

Лили ухмыльнулась и спряталась. Это ей не очень хорошо удавалось, потому что от смога у нее был постоянный насморк. Джо притворился, будто не видит ее, и стал рыскать вокруг, а затем, найдя малышку под одеялом, опустился на колени, чтобы снова уложить. Когда она заснула, он еще долго сидел у колыбели, прислонившись спиной к своей кровати и держа одну руку на ребрах дочери, ощущая, как поднимается и опускается грудь. Джо вышил на ее ночной сорочке уточку, и стежки уже выцвели, потому что Лили постоянно поглаживала вышивку, словно птица была настоящей. Глядя на дочь, он чувствовал, как становится чище.

Джо снова услышал этот хруст – звук наезжающего на нее паровоза – так отчетливо, словно это произошло на самом деле.

Возможно, это и к лучшему, что он проведет три месяца вдали от нее.

Как и всегда, в четверть пятого утра Джо резко проснулся, чувствуя, что у него в груди поднимается страшная паника. Он сел и закурил, опершись затылком о стальную планку изголовья. В такие моменты ему ничего не помогало, но курение позволяло хоть немного отвлечься.

Ночные приступы паники у него начались после того первого эпилептического припадка на Гар-дю-Руа, и с тех пор улучшений не наблюдалось. Он снова испытал жгучее желание увидеть человека, который ему привиделся. Но никто не появлялся. Лишь лиловые отсветы огней клуба напротив отражались на глянцевой поверхности крашеного плинтуса.

Джо с отвращением подумал о том, как его эпилепсия отравляет все вокруг. Он оставил маленькую девочку перед паровозом, он выбрал работу из-за какой-то там открытки, он тосковал по людям, которых не знал, а тех, кого знал, не мог полюбить. Это медленно уничтожало его изнутри.

Отблеск огней клуба осветил золотистое приглашение, торчащее из кармана его пальто, что висело на двери. Джо разобрал слова: «Направьте ответ секретарю профессора Э. Сиджвик». Если выехать утром и отправиться на Эйлин-Мор прямо из Пон-дю-Кам, то можно пойти. И узнать, почему их так интересует эпилептическая амнезия. А может, они даже сумеют ему помочь.

Джо хотелось, чтобы Лили проснулась и он мог бы чем-то себя занять, но она с двух месяцев спала как убитая, а сейчас сердилась, если ее будили раньше восьми.

Часа через два он успокоился, и ему приснился мужчина из его видений. Это случалось раз в пару месяцев. Во сне Джо всегда оказывался в одном и том же месте. На холодном, туманном пляже. Берег был усыпан мусором, вынесенным на берег: обломками мачты, черными водорослями и обрывками веревок, которые выцвели и сливались с белой галькой. Мужчина ждал впереди, на границе прилива, и, хотя ничто на это не указывало, во сне всегда было ясно, что он ждет Джо.

Глава 6

В Пон-дю-Кам было гораздо холоднее, чем в Лондре. Ландшафт здесь был другим: на смену холмам и низинам пришла плоская болотистая местность. Поля затопило. Ни деревьев, ни зданий, лишь придорожные кусты, торчащие из воды. Поезд подъехал к станции, которая казалась полузаброшенной; кое-где между путями скопилась вода. Казалось, это место едва извлекли из болота, и оно вот-вот поглотит его снова.

Джо еще никогда не уезжал так далеко от дома. Очутившись на платформе, он ожидал, что станционный смотритель потребует у него документы об освобождении, а затем объявит, что по той или иной причине ему запрещено путешествовать, но его никто не остановил. Локомотив окутывал паром выходящих из вагонов пассажиров. По сравнению с Лондром местные жители казались какими-то простаками. Хоть Лондр и звался Черным городом, но жизнь в нем била ключом, и всюду деловито сновали люди в дорогих костюмах вроде де Меритана. Здесь на них не было и намека. Все вокруг выглядели как типичные англичане: неуклюжее телосложение, землистый цвет кожи, тяжелая бесформенная одежда; на лицах этих людей читалось, что им предстоит пройти много миль, прежде чем они смогут дать себе отдых. В своем ладно скроенном пальто – Джо до сих пор не знал, откуда оно взялось, и до сих пор тосковал о его тартановой подкладке – он выделялся из толпы.

Вдоль дороги, ведущей к станции, выстроились деревянные дома, усеянные рисунками и надписями; их было так много, что они наслаивались друг на друга, увивая здания, словно плющом. Изображения флага Старой Англии, неровные надписи «Боже, храни короля», отличительные знаки уличных банд и, как и в Лондре, «Где все?».

Над каждой крышей возвышался короткий шест с привязанным к нему куском ситца. Клочки ткани были желтыми, красными или синими. Желтый означал, что здесь продается пиво, красный указывал на наличие свободной койки, а синий вывешивали над домами, где можно было пообедать. Месье Сен-Мари велел Джо не заходить в такие места, учитывая, как он выглядит.

– А как я выгляжу? – недоуменно спросил Джо.

– Дорого.

Он отошел подальше от домов.

На улице было довольно много женщин, в основном пожилых. Они продавали мясо на шампурах, размахивая ими перед прохожими. Жареные куриные сердечки, потроха в бумажных стаканчиках. Поодаль сидели, прислонившись к стенам домов, дети и молодые женщины, а перед ними на мостовой были выставлены корзины с овощами. В основном продавали картошку и брюкву: их взвешивали на веревочных весах, которые цеплялись за крючок, прибитый к подоконнику. В палатках, где готовили еду, стояли клетки с несчастными курицами, которые втягивали шеи и отчаянно скреблись. В воздухе пахло скотом, сыростью и рогожей. В лужах валялись подгнившие овощи.

Джо выучил дорогу наизусть, чтобы не приходилось останавливаться и смотреть на карту; как сказал месье Сен-Мари, иначе его точно ограбят, а то и чего похуже. Город был направо. Идти предстояло около мили, но месье Сен-Мари запретил Джо брать кэб в Пон-дю-Кам. Слыхал он такие истории, и всех, с кем они случались, потом находили в реке.

Кое-где дорогу затопило. Местные жители возвели шаткие мостки из старых досок. Фонарей не было. Вместо этого по улицам носились дети с лампами в руках. Из ветхой скорлупы здания, которое когда-то было почтой, вылетела целая свора светляков: видимо, здесь у них располагался штаб. Полустертые буквы на кирпичной стене, которым было, наверное, лет сто, гласили: «Кембриджский сортировочный центр». Джо улыбнулся. Пон-дю-Кам [1] – очевидно, в переводе это означало то же, что и Кембридж, но раньше Джо об этом не задумывался.