Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

— О, позволь… у меня одна огромная просьба! Смотри, какое там зарево! Там творится что-то страшное! Те, внизу, не видят, не знают… Позволь мне… я скажу! Я призову их вернуться в город! А ты… ты отпустишь тех, кто выберет бой!

— Ты с ума сошла, женщина! — бросился к ней пират и невольно оглянулся на Арифрона. Тот быстро пятился, не скрывая ужаса. Сифакс внезапно злорадно рассмеялся.

— Хотя — хорошо! Всех не отпущу, ведь они должны еще отвезти меня на Эгаты! Но двоих, ну, пусть троих, тех, кто первыми вызовется, я тебе дам! Хе-хе, если кто-нибудь вызовется!

— Спасибо тебе! — воскликнула Кериза, бросаясь к лестнице. — Троих? О, в бою пригодятся любые руки!

Она взбежала на помост надсмотрщиков между скамьями гребцов. Здесь ничего не изменилось. Пираты в роли надсмотрщиков были так же безжалостны, так же умели и любили пускать в ход кнут, как и люди Бомилькара. Может, лишь гребцы были еще более измучены, отупелы, подавлены.

Кериза с сожалением и сочувствием огляделась, как всегда, когда спускалась вниз, — Сифакс позволил ей носить воду и перевязывать самые болезненные раны, — хотя и отдавала себе отчет, что это негодяи и дезертиры. Теперь же она возбужденно закричала:

— Слушайте меня! О, слушайте все! Карт Хадашт в огне! Наверное, римляне атакуют! Кто хочет спасти город, того Сифакс обещал отпустить! Там может понадобиться любая пара рук! Скорее! Скорее!

Никто не пошевелился, никто не вскочил. Ближе всех сидевший, отчетливо видный в свете лампы Хирам наклонился, уткнувшись головой в плечи. Сидевшая за ним Апама, отвергнутая Тридоном из-за лица, обезображенного ударами кнута, истерически рассмеялась.

— Нам идти сражаться? За эту чернь, из-за глупости которой мы здесь? О нет!

— Прочь! — бросил кто-то сквозь зубы.

— А что? — язвительно рассмеялся Сифакс. — Я так и думал! Предпочитают безопасное рабство возвышенной смерти! Ну, иди уже, а то нам надо отплывать, пока ночь. Римляне могут тут крутиться, а встреча для нас будет нездоровой. Иди и не беспокойся об этих! Гниль!

Пока Кериза поспешно карабкалась по скалистым ступеням к краю расселины, галера уже пятилась кормой, отталкиваясь шестами, к морю. Но девушка ни разу не оглянулась, вся поглощенная мыслью о том, что происходит в городе.

На возвышенности было значительно светлее, вдали уже вырисовывались черные контуры зданий, башен, крыш. Самая высокая в городе крыша храма Эшмуна на Бирсе темнела на фоне зарева. Но пожары бушевали, верно, внизу, у подножия холма, вероятно, в кварталах Малки, Мапалии, Молуи. Облако тяжелого дыма, уже видное с этого расстояния, было окрашено снизу в красноватый, словно окровавленный, цвет.

Кериза, забыв обо всем, побежала к далекому городу.

53

С более открытых мест Кериза наблюдала за все более близкими пожарами. Постепенно она успокаивалась. Захваченный город горел бы шире, и огонь бы усиливался. Здесь же было хоть и несколько или даже с десяток пожаров, но они, казалось, уже затухали. Поэтому она решила замедлить шаг и пошла, а не побежала, к тому же силы ее были на исходе. Похищение, работа на веслах, безжалостная порка, плохая еда подорвали ее силы, а отдых на обратном пути был слишком коротким.

Она шла через кладбища, потому что только в этой стороне была калитка, не заваленная изнутри землей, — памятная для нее калитка, ведь через нее выходили беглецы и через нее вытолкали ее саму. Но теперь тяжелые, окованные бронзой ворота были закрыты, и когда она встала перед ними, какой-то голос резко окликнул ее:

— Кто здесь и откуда! Отойди от калитки, или я брошу копье!

— Впусти меня! Я спешу к Кадмосу, командиру моры!

— Но откуда ты взялась за стенами? Мы никого целый день не выпускали! Даже похоронную процессию, хотя умер не кто-нибудь, а сам Сихарб!

— Выпускали! Если это вы стояли здесь на страже две недели назад… О, об этом мы еще поговорим! Но сейчас впустите! Я очень спешу и… и очень устала!

— Я не могу тебя впустить! Может, ты шпионка? Ты должна ждать.

— Как тебя зовут? — прервал другой голос.

— Кериза, дочь Макасса!

— Сходится! Ты, впусти ее! Это девка Кадмоса, а на его гнев лучше не нарываться!

Еще некоторое время они спорили, но наконец блеснул свет, трещащий искрами смоляной светильник выдвинулся далеко за стены, и когда стражники убедились, что женщина одна, заскрежетали засовы, и калитка приоткрылась.

Кериза, поспешно протиснувшись внутрь, с тревогой спросила:

— Что это за пожары? Что происходит в городе?

— Что ты спрашиваешь, как дура? Будто не знаешь? Все знают!

— Но я не знаю! Меня не было… долго не было здесь!

— А где же? Что ты плетешь? Будто какие-то корабли плавают? Некоторые из наших богачей многое бы дали, чтобы уехать. Хе-хе, многое бы дали! Но ничего из этого! А ты говоришь, что тебя не было! Эй, что-то ты темнишь!

Но второй стражник дружелюбно объяснил Керизе, не расспрашивая ее. Это римляне поджигают дома. Бросают из тяжелых машин корзины с углями. Но Гасдрубал, а вернее, его жена Элиссар, уже организовала постоянные дозоры на крышах домов, с водой и песком, и те тушат огонь в зародыше. Хотя, конечно, не всегда удается! А одновременно римляне атакуют. Подтащили машины близко и бьют изо всех сил, а наши — по ним! Эй, веселье там тоже что надо! А здесь скучно, потому что кто же нападет с этой пустоши? Кто сюда доберется? Здесь и бабы на страже справятся, а мужчин — на главные стены!

— А где Кадмос? — беспокойно спросила Кериза, уже трогаясь в путь.

— Слышал, что у Тевестских ворот. Там жарко, но ведь известно: где жарко — там и он!

К Тевестским воротам Кериза не могла идти ближайшей дорогой через Мегару, потому что стража не пропускала, так как путь пролегал мимо больших цистерн. Знакомый сотник объяснил ей, почему так приказано, но пропустить не захотел.

— Это твой Кадмос сам приказал, как только началась атака. Потому что здесь поймали какого-то, кто пробирался к цистернам, неся завернутую в плащ дохлую собаку. А другой, поумнее, что-нибудь подсыплет или подольет и отравит половину людей! Так что теперь никому нельзя, кто не знает пароля!

— Но ты ведь меня знаешь, Ганнон! Я спешу!

— Я тебя знаю, но ты не знаешь пароля, так что пропустить тебя не могу! А со спешкой тоже не так все просто! Успеешь! Римляне упрямы! Так скоро не отступят, раз уж начали!

То же самое подтвердил и Кадмос, которого Кериза застала на вышке над воротами. В присутствии солдат Кадмос не позволил себе никаких проявлений радости или волнения, но лицо его прояснилось, и глаза засияли.

— Кериза! — произнес он медленно, но таким тоном, который сказал все.

Однако он тут же повернулся к какому-то бородачу, которого девушка не знала:

— Муттон, веди бой дальше. Этот таран не подпускать, бить по тем катапультам! И прятаться! Это глупость, а не геройство — вылезать на стену! Когда будет штурм, я потребую от вас геройства. Сейчас — работа!

Действительно, этот тип боя был прежде всего тяжелой работой. Подносить снаряды, натягивать канаты, перекатывать огромные машины, убирать обломки, сыпавшиеся со стен от ударов снарядов, заделывать бреши в зубцах бревнами, камнями, чем придется. И тушить пожары. Но об этом Кадмос запрещал людям думать. Их дело — бой, а для тушения огня есть другие!

Работа тяжелая и притом опасная, так как римляне подтащили близко сотню своих машин и беспрерывно засыпали стены градом снарядов. Они, видимо, еще не готовились к штурму, не концентрировали атаку, чтобы пробить брешь. Они хотели, вероятно, запугать, измотать, выкосить гарнизон, ибо снаряды падали широко и далеко вглубь, на первую, вторую и третью стены, на межстенные пространства, на позиции машин, на улицы, ведущие к стенам, на дома и площади. Особые, самые тяжелые катапульты непрерывно метали фаларики, а карробаллисты — корзины, полные горящих углей. Воздух был исполосован медленно тающими полосами дыма, что тянулся за каждым таким снарядом.