Салливан не решился встать. Он понимал: если окажется на расстоянии вытянутой руки от Бигема, то не сможет удержаться от того, чтобы превратить офицера в отбивную. Как тот смеет препятствовать распространению правды?
Салливан отставил стакан в сторону, и на него снова нахлынула волна воспоминаний.
По мере того как нос «Титаника» погружался в воду, корма задиралась все выше и выше, пока не поднялась вертикально, демонстрируя массивный руль и винты. Отчаявшиеся пассажиры из последних сил карабкались по круто наклонившейся палубе, пока не облепили кормовой поручень, как рой пчел ветку дерева. Но, в отличие от пчел, у этих людей не было крыльев, поэтому они то по одному, то группами срывались вниз и, словно гнилые плоды, падали в воду. Падая, они кричали, пока жгучий холод Атлантики не сковывал их легкие и они не замолкали навсегда.
Салливан медленно встал, понимая, что нужно обуздать свою ярость. Он был единственным выжившим на «Титанике» в этой комнате. Шеклтон знал, что такое холод, но только Салливан знал, что такое ужас. Только Салливан мог говорить от имени мертвых. Но что он мог сказать? Кого винить?
Бигем наблюдал за ним. Его лицо оставалось бесстрастным, но поза показывала, что Бигем готов к драке.
– Кто-то в Белфасте подписал свидетельство о годности к плаванию, – произнес Салливан.
Бигем кивнул.
– И все же уголь в бункерах уже горел.
– Вероятно.
– И кто-то в Саутгемптоне осматривал судно еще раз и подписал свидетельство.
– Да.
– И они не обратили внимания, что бункеры еще горят?
– Видимо, да.
– И не заметили попытки Хендриксона скрыть повреждение в том месте, где переборка раскалилась?
– В это трудно поверить, – ответил Бигем. – Но нам придется постараться.
– Почему?
– Ради блага империи, – произнес Бигем. – Предоставим американцам роль обвиняющего перста. Мои агенты в Вашингтоне говорят, что они, скорее всего, свалят все на капитана Смита. Потому что он мертв и не может защищаться. А все остальные отделаются легким испугом.
– Погибли полторы тысячи человек, – прошипел Салливан. – Они не отделались легким испугом.
Бигем согласился с ним очередным кивком.
– Не отделались. Увы, грядут куда худшие события, и нам нужно быть к ним готовыми. Капитан Смит примет на себя вину по итогам американского разбирательства, а мы, британцы, возложим ее на Бога.
– На Бога?
– Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах, видят дела Господа и чудеса Его в пучине.
Салливан попытался его перебить, но Бигем просто покачал головой.
– Это сто седьмой псалом [102], старина. Айсберг создал Бог.
Глава двадцатая
Привокзальная гостиница, Дувр
Дейзи Мелвилл
– Я иду спать.
– Еще рано, – Дейзи посмотрела на сестру. – Подожди. Нам нужно поговорить.
– Нет, не нужно, – ответила Поппи укладываясь на одну из узких кроватей в маленькой грязной комнате. – У меня был очень долгий день, и я хочу спать. У нас будет время поговорить завтра по пути домой.
– А отец дома?
– Не знаю. Рана серьезная, и, думаю, ему какое-то время понадобится больничный уход.
– Расскажи еще раз, куда его ранило, – попросила Дейзи, с улыбкой наблюдая, как румянец растекается по щекам Поппи. – Давай, ты сможешь это произнести.
– Мистер Салливан назвал это «корешком». Если нам придется об этом разговаривать, то так мы и будем называть это место, но я не вижу причин это постоянно обсуждать.
– Но отцовский «корешок» все меняет, – заявила Дейзи. – Ты унаследуешь Риддлсдаун. Никакого больше ожидания, никаких младенцев. Все достанется тебе.
– Да, но это еще не скоро, – ответила Поппи. – Отец ведь не умрет от раны в… от своей раны.
Дейзи открыла чемодан Поппи и осмотрела его содержимое.
– Поверить не могу: неужели то страшное ожерелье стоило целое состояние? – промолвила она, разглядывая одежду, которую привезла для нее Поппи.
– Оно – единственное подобное в мире. Нас из-за него чуть не убили.
– Меня тоже, – ответила Дейзи.
– Ты его украла, – раздраженно бросила Поппи. – А мы были совершенно не виноваты. А если бы из-за того, что ты обокрала Элвина Тоусона, погиб ребенок, или Диана, или нянюшка Кэтчпоул? Что бы ты тогда делала?
Дейзи попыталась представить себе сцену, как ее описывала Поппи: отец выбегает из леса и получает пулю в «корешок», пока Поппи пытается спасти младенца, а их мачеха истекает кровью. Самым волнующим моментом, судя по тому, как Дейзи затаила дыхание, слушая об этом, и сестра была с ней согласна, оказалось появление откуда ни возьмись капитана Хейзелтона и Эрни Салливана, которые всех спасли.
Дейзи взглянула на Поппи, когда та описывала Гарри Хейзелтона, вооруженного шпагой, и выражение лица старшей сестры сказало Дейзи все, что ей было нужно, о чувствах Поппи к отважному капитану. «Но ведь эта глупая гусыня ни слова ему не скажет. Просто молча похоронит себя в деревне, а этот капитан, как настоящий джентльмен, тоже промолчит. И в результате оба будут несчастны».
Дейзи добралась до самого дна чемодана и обнаружила, что Поппи не взяла для нее ночную рубашку. Она собиралась пожаловаться, но, подняв голову, увидела, что Поппи уже спит. Похоже, путешествие на поезде из Риддлсдауна в Дувр утомило ее. Поппи всегда была такой. Она принимала жизнь слишком серьезно и изматывала себя тревогами.
Дейзи сняла одежду, которую носила уже три дня, и переоделась в нижнее белье, которое привезла Поппи: чистое, удобное, но совершенно лишенное лент и кружев. Как же это было похоже на Поппи! Иногда Дейзи диву давалась, что у них была общая мать. Конечно, она совсем не помнила маму, но считала, что пошла в нее, потому что была совершенно не похожа на отца. С другой стороны, возможно, Поппи была немного схожа с отцом. В ней не было его злобы, но она тоже предпочитала предсказуемость.
Дейзи села на другую кровать и посмотрела на спящую сестру. Она понимала, что ей следует извиниться. Не только за кражу камня, повлекшую столько бед, но и почти за все, что она натворила за свою жизнь. Дейзи столько раз попадала в переделки, была близка к катастрофе, но Поппи всегда оказывалась рядом, чтобы выручить. Дейзи знала, что Поппи не хотела ехать в Америку, но не могла отпустить сестру туда одну. Зато, если бы не катастрофа «Титаника», Поппи никогда не встретила бы капитана Хейзелтона, а Дейзи не познакомилась бы с Эрни Салливаном. Она встряхнула головой. С чего это ей в голову вдруг пришел этот изувеченный австралийский остолоп?
Она посмотрела на ожидавшую ее узкую кровать. Спать ей не хотелось. Лечь сейчас значило бы признать поражение. Если сегодня она мирно уснет, то завтра ее ожидает унылый завтрак в гостинице, а потом она должна будет поехать с Поппи домой, словно послушная девочка.
А что потом? Ей была невыносима мысль о возвращении в Риддлсдаун. Сколько она себя помнила, поместье напоминало ей тюрьму. Дело было не только в постоянном присутствии тирана-отца или скучной жизни в крошечной деревне, где не происходит ничего интересного. Проблема была в деревьях! Да, вот в чем дело. Риддлсдаун стоял в окружении древних дубов, совершенно закрывавших горизонт. Даже не думая, что делает, Дейзи начала надевать одежду, которую привезла для нее Поппи. Почему ей раньше не приходило это в голову? Конечно же – ей просто хотелось видеть горизонт. Точнее, хотелось заглянуть за него и увидеть, что скрывается за следующим горизонтом.
Она ощутила странный и неприятный жар и скованность. Ее было тесно. Не в одежде, которую привезла Поппи, и не в стенах номера, а в той жизни, которая ее ожидала. Поппи заворочалась во сне и высунула руку из-под одеяла. Дейзи подумала, что как раз Поппи, наверное, именно это и нужно. Сестре достаточно было лишь немного свободы и пространства, но Дейзи нуждалась в просторе, в неизведанных путях, ведущих к приключениям.
