Семейные ценности (СИ) - "Stephaniya"

— Не надо, — ответил Иорвет безразлично, — у эльфов нет традиции называть детей в честь кого-то. У каждого должно быть свое имя, и повторяться они могут разве что случайно.

— Справедливо, — похвалил человек. Ребенок на его руках снова начинал хныкать, хотя совершенно точно был сытым, сухим и не имел никаких объективных причин жаловаться на жизнь. В отличие от Иорвета. — Тогда как? Имена дх’оине тебе, наверно, не нравятся, ты и мое-то выговариваешь так, будто нахер меня посылаешь.

— Мне нравится твое имя, — возразил Иорвет — не слишком, впрочем, убедительно, — можешь назвать его хоть Фольтестом, хоть Эмгыром, мне все равно.

Вернон с сомнением посмотрел на малыша, будто и впрямь примерял на него предложенные варианты.

— Нет, нильфгаардское имя ему не пойдет, — ответил он совершенно серьезно, но по излому его бровей и дрогнувшим в улыбке губам Иорвет понял, что человек решил взять его если не измором, то сомнительным юмором, — хотя представляешь, как бы сложился его жизненный путь, назови мы его в честь Императора?

— Эмгыр в переводе означает «еж», — прокомментировал Иорвет холодно, и Роше, взглянув на него мельком, тихо рассмеялся, стараясь не потревожить только успокоившегося ребенка.

— Матушка его явно хотела всем сообщить, что на выходе он шел иглами вперед, — бросил он в эльфа очередную шутку, и снова попал в «молоко». Заметил это и наконец нахмурился — глубокая морщина, которой раньше там не было, перечертила лоб человека, залегла между бровей. Иорвет отвернулся, лишь бы не видеть проступившей под его глазами черноты. Человек не жалел себя — как и всегда. И жалеть Иорвета, казалось, тоже не собирался.

Вернон Роше был не из тех, кто сдается, и Иорвет бесконечно любил его за это обычно — и бесконечно ненавидел сейчас. Человек пересек комнату, сел на кровать, устроил ребенка у себя на коленях, поддерживая ему голову — так, чтобы Иорвет его видел.

— Не злись на него, — попросил Вернон тихо, — он не виноват, что родился у такого неласкового отца. Хочешь, вообще никак его не будем называть. А когда вырастет, он сам выберет себе имя.

— Прекрати, — Иорвет устало посмотрел на младенца. Тот лежал на руках его человека с широко открытыми глазами и таращился на Иорвета так удивленно, словно сам не мог поверить, что родился его сыном.

— Ну ладно, — человек вздохнул, и вдруг словно стушевался, быстро глянул на Иорвета, потом обратно на ребенка, — вообще-то я правда долго думал о том, как его назвать, и есть одно имя. Я просто надеялся…

— Я сказал тебе — называй его, как хочешь, — откликнулся Иорвет зло, хотя на самом деле ему хотелось протянуть руку, разгладить морщину на лбу человека, поцеловал его, надеясь, что это хоть как-то поможет ему не таять прямо на глазах.

— Хорошо, — покладисто согласился Вернон, вдохнул поглубже, будто собирался нырнуть в ледяной пруд или сделать эльфу предложение, которое тот не готов был принять, — Иан, — наконец выдал человек, — оно короткое, и звучное, и начинается на…

— Подойдет, — Иорвет отстранился и рывком поднялся, отвернулся и отошел от кровати на пару шагов.

— Иан, — повторил человек, глядя прямо на младенца в своих руках, — тебе нравится, маленький?

Ребенок, конечно, не спешил отвечать, но Иорвет, покосившись на счастливую пару, едва заметно хмыкнул. Имя было очень подходящим, и, не отрицай эльф так отчаянно все, что было связано с этим ребенком, может быть, он сам бы его придумал.

***

В первый момент, когда человек заснул под его ласками, Иорвет ничего не понял. Он, жадно ухватившийся за такие редкие минуты близости, как за последние монеты в худом кошельке, решил проделать с человеком все, что только могло прийти ему в голову — и доставить Вернону удовольствие. И Вернон сперва очень активно реагировал и на поцелуи, и на поглаживания, и на то, когда, расхрабрившись, эльф устремился поцелуями вниз по его груди, по шраму, пересекавшему живот, прямиком к паху. Но удовлетворенные стоны человека слишком быстро перешли в невнятное бормотание, когда эльф настойчиво обхватил его губами и старательно пропускал глубже в рот. Заподозрив неладное, Иорвет поднял глаза, отвлекшись от своего занятия.

Человек спал. Дышал глубоко, ровно, шевеля губами во сне — может быть, просил продолжать. Но глаза его были закрыты вовсе не от удовольствия. Иорвет отпустил его и, поднявшись над человеком ядовитой змеей, ударил его по лицу.

— Какого хера! — Вернон дернулся, растерянно моргая, посмотрел на Иорвета, и через мгновение понял, что случилось. Лицо его приняло испуганно виноватое выражение, он подобрался и попытался потянуться к эльфу.

— Я… я так устал, прости меня, — проговорил он, — весь день ублажал этих долбанных послов, а потом Иан…

— Послов ты, значит, ублажить можешь, а меня — нет? — Иорвет не успел себя остановить, фраза вырвалась сама собой, но уже в следующий миг он подумал, что туда ей и дорога — раз уж он так долго обдумывал это, Вернон обязан был все узнать.

Человек пошевелился, сел повыше, прикрыл глаза — и хорошо еще, что не сразу заснул обратно. Его щека горела от удара, но Вернон не обращал на это внимания.

— Сейчас такое время, — начал он ровно и спокойно, — Анаис нужно налаживать связи с другими странами. А у Иана… Лилана сказала, у него начинают резаться зубы, ему больно, и температура поднимается. Она не может его успокоить…

— А ты ему кто? — Иорвета было уже не остановить, — лекарь? Нянька? Думаешь, если сейчас он привыкнет к тебе, может, даже полюбит тебя, а ты через год такой жизни концы отдашь, ты его осчастливишь?

Вернон молчал, будто Иорвет снова отвесил ему пощечину.

— Я не смогу быть с ним долго, — признал он наконец, — но я нужен ему здесь и сейчас. И я буду с ним, пока это в моих силах.

Иорвет встал с кровати и зашагал из комнаты прочь — затем только, чтобы не напоминать Вернону, что одно такое обещание — данное ему, Иорвету — человек уже не держал.

***

Путь до таверны в одном из бедных районов Вызимы Иорвет помнил хорошо, хотя побывал там всего один раз. За годы, пока он боролся за свободу и гонялся за нелепыми мечтами, эльф развил в себе множество полезных навыков — например, накрепко запоминать пути, по которым однажды прошел. Но сейчас, кажется, он свернул куда-то не туда. Злость и отчаяние, страх и безнадежность были плохими спутниками.

Эльф остановился под высоким тусклым фонарем, огляделся и прислушался. Откуда-нибудь должны были доноситься голоса или музыка — час был еще не слишком поздним, чтобы вся столица погрузилась в сон. И он действительно услышал голоса — где-то недалеко, но негромкие, приглушенные детские голоса. Песня, которую они тянули, была монотонной и странной, пронизывающей, как осенний ветер, и к ее словам Иорвету стало вдруг страшно прислушиваться. В них не было ничего особенного, обычные детские стишки, но за этими простыми виршами, как ему показалось, скрывался пугающий, леденящий душу смысл.

Песня плыла, вползая под кожу, вязала во рту, как неспелые ягоды, заставляла отяжелеть веки, а ноги сами собой нести эльфа прочь, в темноту, из круга желтоватого света.

Он моргнул и постарался взять себя в руки. Тоже мне, нашелся герой эльфских легенд, испугался сущей ерунды, глупости, сам себя загнал в ловушку страха. Иорвет развернулся, чтобы пойти в другую сторону, подальше от странной песни — может быть, прогулок с него достаточно и пора возвращаться во дворец, под бок к своему человеку? Пусть спящему, усталому и рассыпающемуся в прах, но теплому и надежному — как он сказал? Здесь и сейчас.

— Зараза, вот бы кто-нибудь помог, — пробормотал эльф, делая короткий шаг за линию света.

Под соседним фонарем кто-то стоял. Иорвет заметил его краем глаза, до этого незнакомец, должно быть, оставался в слепой зоне — не мог же он, в самом деле, возникнуть из ниоткуда. Эльф сперва постарался прищуриться, присмотреться к странной фигуре, но его сердце вдруг затопил ужас. Он не хотел видеть лица незнакомца, не хотел подходить ближе, не хотел знать, кто это и что ему нужно. Песня продолжала звучать, но уже совершенно без слов, как засевшая в голове навязчивая фраза, как смутная, раздражающая зубная боль.