Крысолюд 4 (СИ) - "Ludvig Normaien"

Решение пришло само собой — рабы. Крысолюд приобрёл несколько самых дешёвых. Первоначально город был полон таких. Они слонялись по улицам, просили милостыню, спали в канавах. Никому не нужные, никем не любимые. Хисс смотрел на них своими узкими, красноватыми глазами и видел не людей, а ресурс.

И он начал собирать их. Алкоголиков, которые могли хоть как-то работать между запоями. Бомжей, которые были готовы на всё за миску похлёбки. Попрошаек, мелких воров. Покупал, обещал сытую жизнь, их родственникам (если были) рассказывали о том, как их родные исправятся.

Работа была тяжёлой. Овцы разбегались, быки бодались, коровы задрав хвост могли умчаться в даль, по пути переломав ноги. Хисс не жалел своих работников. Если кто-то ленился, он бил их палкой.

— Вы здесь не люди! — говорил он. — Вы — инструменты. Инструмент ломается, его выбрасывают, да-да!

Еды рабам давали ровно столько, чтобы они не умерли с голоду. Миска похлёбки утром, кусок хлеба вечером. Иногда, если стадо давало много молока, им перепадал сыр. Но это было редко.

Хисс не тратил времени на уговоры. Если кто-то сопротивлялся, он просто бил их по голове, и они становились сговорчивее. Если кто-то пытался сбежать, он находил их и возвращал обратно.

Некоторые не выдерживали. Они умирали от болезней, от истощения, от побоев. Хисс не тратил времени на похороны…

Скотоводство приносило Хиссу прибыль. Мясо, шерсть, молоко — всё это продавалось в Штайнхох, Логово, Глаттершталь, гарнизоны мелких крепостей за хорошие деньги. Но главное — это был стабильный доход. Не нужно было лишний раз рисковать, грабить караваны, воевать с соседями. Достаточно было следить за стадом и своими рабами, обиваться от спускающихся с гор чудовищ, стай волков, смотреть за появляющимися бандами зеленокожих.

Зимой жилось чуть проще. Люди сидели по домам, разбойники прятались от холода, даже зверьё уходило в спячку или пересиживало мороз в норах. Гоблины могли сунуться в грабёж, но их было видно издалека — эти твари никогда не умели двигаться тихо.

Настоящая проблема была в другом. Скелеты. Обычная нежить зимой цепенела: многи зомби смерзались в неподъёмные гнилостные комья (конечно, были исключения — речь тут о стихийно восставших). А у скелетов не было мяса, нечему было коченеть. Они ходили по снегу с той же лёгкостью, что и по летним дорогам, не боялись ни мороза, ни голода. Ходили слухи, что ним могли стоять веками, по пояс в снегу в высокогорьях, ожидая, пока кто-нибудь пройдёт мимо.

Опасно всё равно, но зато — почти вольная жизнь!

Остальные крысолюды сначала смотрели на это с презрением.

— Хитрый ублюдок! — шипели они.

Но чем дальше, тем сильнее у них росла зависть, когда видели успехи Хисса и ему подобных…

Зависть — это ведь как зуд, который не даёт покоя. Червь, что гложет изнутри, нашёптывает: «Почему он, а не ты? Почему у него есть, а у тебя нет?» Не громкий крик, а тихое, настойчивое шипение.

Она всех толкает на глупости, иногда — на преступления. Ведь проще отнять, чем создать своё. Крысолюды — вот её лучшие клиенты. Им неважно, что у них самих ничего нет. Важно, чтобы и у других не осталось.

Немало пролилось крови между выводками крыс, пока их не привели в чувство жестокими мерами.

Потом начали пытаться повторить.

Кто-то пытался купить скот, но выбирал худших животных, тех, что были на грани смерти. Кто-то пытался нанять рабов, но брал самых слабых, тех, кто не мог работать.

— Зачем тратить деньги на хороших? — рассуждали они. — И так сойдёт.

Но их попытки заканчивались провалом. Скот умирал, рабы сбегали, а поля оставались пустыми.

Но крысы и сарвуухи учились. Даже те, кто раньше презирал этот метод, теперь хотели завести хотя бы пару овец.

Ведь мясо! Свежее мясо! Это не опостылевшая саликорния!

Продукты скотоводства ценились выше, чем ожидалось: мясо, шерсть, кости, удобрения, молоко, сыры. А потом еще у людей научились коптить сыр, что на какое-то время стало местной самой изысканной едой (за исключением мяса (в разных, самых разных видах)).

Правда тут как повезёт…. В одном году Глермзой пережил опустошительный неурожай. От голода пало множество быков и коров, сотни и сотни овец.

Список наших товаров, которые мы могли поставлять соседям, постоянно пополнялся. В основном это пока было сырье. И иногда источник прибыли находился совершенно неожиданно.

Мы заметили, как некоторые торговцы стараются не показывать интерес к определённым травкам. Прихвостни Вока следили за всеми купцами, изучали их привычки и пристрастия. И вскоре стало очевидно: на каждом привале, на каждой стоянке они искали одно и то же растение.

Когда один из хвостатых принес охапку свежей травы прямо на рынок и предложили выбрать купцам нужное, они сначала замялись. Потом выбрали несколько. Через Гиза и Тассе вскоре выяснилось, что эта трава — сильфий, крайне редкое растение, которым интересовались человеческие маги. Оно росло в немногих местах, а в большинстве стран уже давно исчезло, выкорчеванное/истреблённое руками травников.

Теперь знали, то оно водится здесь.

Теперь купцам запретили собирать самим эту траву, сделав торговлю ею монополией Протектората. Мартин тассе, наш профессор, предупредил: если начнём собирать траву в слишком больших количествах, сами же её и изведём, как это уже случалось в других местах.

Зуберы, услышав о магических свойствах травы, заинтересовались. Может, это ключ к новым экспериментам? Может, сильфий можно чем-то подпитать? Может, его корни откликаются на что-то другое? Кто-то уже предлагал проверять влияние камня искажений.

Исследования стоили дорого. Металлы, реактивы, вытяжки, пойманные монстры, вытяжки их желез, энергия камня, порох — всё уходило в топку экспериментов. А ещё — многочисленные жизни самих исследователей. Взрывы, несчастные случаи, вышедшие из-под контроля силы колдовства, потерявшие контроль инженеры-колдуны… Потери были привычным делом, но никогда дешевым.

Какое время назад я пришёл на плавку первой партии металла в частично восстановленных цехах Каменного Оплота. Гигантские тигли с раскалённым металлом наполняли воздух жаром, дымом и металлическим звоном. Везде суетились хвостатые работники с разной степени ожогами.

И тут я нечаянно заметил, как один из зуберов — тщедушная тварь с грязной мордой — ехидно скалясь, столкнул в поток раскалённого металла другого инженера-колдуна.

Тот, кто летел вниз, даже не успел вскрикнуть — лишь растопырил лапы, как будто пытался ухватиться за воздух.

Сизый пар, брызги жидкого железа!

Показалось лишь, будто услышал, как его кожа лопается от жара, а мясо мгновенно обугливается.

Кое-кто из рабочих повернулся на это, но другие даже не повернулись — не впервой. Но я не мешкал.

Подскочил к хлюпику, вцепился когтями в его шкирку, развернул к себе. Он начал было оправдываться:

— Я-я… Он сам… Не хотел…

Но его глаза метались. Мелкими шагами я заставил подойти к краю, откуда упал предыдущий крыс.

А потом бросил следом за жертвой, видя, как он отчаянно царапает когтями воздух, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь.

Ох, какой короткий, но громкий визг наполнил зал! перед тем как тяжело и сыто булькнула расплавленная масса. Мгновение — и от него остался лишь пузыри на поверхности.

Я повернулся к остальным, смотревшими на меня распахнутыми глазками.

— Работать! — рявкнул я.

Работа продолжилась.

Глава 17

«Богатство не в обладании сокровищами, а в умении ими распоряжаться» — сказал как-то один мудрец.

Всё — всевозможные взимаемые монеты, натуральные налоги в виде провизии, снаряжения, ресурсов складывались в общую систему, в общий поток, или даже реку. Иногда малейшее решение, ставшее ошибкой — и они превращались в пересохшие русла. Прибыли и убытки складывались в сложную, живую экономическую систему, в которой каждый город, деревня или стая кочевых сарвуухов играли свою роль.