— Не надо сравнивать меня с тобой, — ответил я решительно.
— То есть ты откажешь возможному посланнику селенитов, если он предложит обменять нас на своих сородичей? — ухмыльнулся он каверзно.
И этот вопрос уже не был таким простым для меня.
Внутренний первобытный зверь, чья ярость захлестывает меня время от времени, готов на всё, ради самоцветов, даже если придется взорвать все Луны. Но я осознавал, что нельзя слушаться и следовать этому дикому чувству постоянно. Подобные действия, диктуемые инстинктами, не приведут к ничему хорошему. Ярость пройдет, и останутся только сожаления.
— Независимо от силы печали, вызванной потерей, нельзя забывать, кто в первую очередь несёт ответственность за это, — сказал я тихим и спокойным голосом, стремясь успокоить наше противостояние. — Переговоров с врагом я не веду и не намерен вести. Мне безразличны их мотивы, они должны ответить за свои преступления, и я обязательно найду способ вернуть своих сородичей без сомнительных договоров. Это может занять немало времени, но для бессмертных существ это не является проблемой. Вам же я могу сказать следующее: за миллионы лет, проведённых в мировом океане, по которому разносились мои осколки, я определенно оставил свой след в вашей истории и несу такую же ответственность, как и перед самоцветами. Я не Маркос, не ваш прародитель, но я не могу позволить ни себе, ни кому-либо другому причинить вред вам. Не для этого последние уцелевшие люди, нашедшие убежище под водой, отдали свои жизни.
Эти слова сами собой вырвались из меня, и я был удивлен их воздействием на двух адмирабилис. Акулеатус и Вентрикосус молча застыли, казалось, они были сбиты с толку и смущены. Наблюдая эту картину, я старался понять, какие именно слова их так задели.
— Уже довольно поздний час, меня ждут на берегу и переживают, — сказал я, глядя на тело Топаз, лежащее у моих ног. — И вам тоже стоит собраться с мыслями и осмыслить новую реальность. Столько событий произошло за такой короткий промежуток времени.
Я резким движением отломил себе мизинец и посмотрел на Вентрикосус.
— Люди очень хрупкие существа, — сказал я, вспоминая прошлое. — Они подвержены болезням и, как правило, живут не больше ста лет. Последний человек, с которым я сосуществовал после шестого удара, прожил в пять раз дольше и не испытывал проблем со здоровьем благодаря моей помощи.
Я протянул руку с отколотым пальцем адмирабилис, которые внимательно слушали меня.
— Это мой скромный дар и вклад в союз между нашими видами. На мой взгляд вы самые близкие потомки людей, поэтому эффект должен быть схожим с тем, какой был у моего друга. Камень жизни не только позволит живому существу избавиться от любых недугов и обрести бессмертие, но и поможет вдохнуть жизнь даже в самую мертвую пустошь. Именно такой пустошью сейчас является весь морской мир, но это можно исправить.
— Если это правда, дар слишком щедрый, — осторожно произнесла Вентрикосус, приближаясь ко мне. — У нас просто нет равнозначного ответа.
— Пока что будет достаточно того, что ты пообещала мне совсем недавно, — напомнил я, продолжая держать руку протянутой.
Адмирабилис осторожно взяла осколок и крепко сжала его в ладони.
— Такой теплый, — прошептала она с нежной улыбкой. — Спасибо тебе, Ребис. Мы не подведём твои ожидания и обоснуемся неподалёку от вашего острова. Я постараюсь в ближайшее время воссоздать особое устройство связи адмирабилис, чтобы мы всегда были на связи и могли прийти на помощь в нужный момент.
— Хорошо, — ответил я, чувствуя странное облегчение в груди. — Я в свою очередь займусь документированием и сбором информации о вашем создателе и виде. Многое из прошлого уже ушло в лету, и мне необходимо вспомнить всё, что только возможно.
— Я понимаю, — кивнула адмирабилис, сохраняя приятную улыбку. — Тогда разрешишь нам проводить тебя до земли? Вокруг уже темнеет, и без проводника легко заблудиться в этих местах.
В совершенной тишине, в обнимку мрачной темноты, я сейчас находился на дне бездны, в самом сердце океана. Ночь практически овладела миром вод, и только изредка луч луны пробивается сквозь толщу воды, рисуя серебряные узоры на песчаном дне. Мои глаза на удивление легко приспособились к этой полумрачной реальности, но этого недостаточно, чтобы ориентироваться в этом месте. Вокруг раскинулись редкие поля кораллов, искрящихся всеми цветами радуги. Их полипы медленно колышутся от течения, создавая иллюзию живого, дышащего леса. Горгонии, чьи ветви похожи на когти древних монстров, выступают из темноты как свидетели вечной борьбы жизни в этой безжалостной среде.
Мое тело чувствует давление воды, охватывающей со всех сторон. Странная комбинация лёгкости и тяжести. Но прежде всего, я чувствую потрясающее одиночество. Здесь, в этой чуждой для человека обстановке, я осознаю свою ничтожность перед величием природы. Это пугает и одновременно завораживает. Это чувство страха и восхищения, смешанное с удивлением перед неизведанным, заставляет меня чувствовать себя живым как никогда прежде. Но это неудивительно, учитывая столько времени я провёл в водах мирового океана, прежде чем оказаться на суше.
— Не откажусь, — тихо ответил я, но тут меня прервал шаг, раздавшийся сторону.
Акулеатус приблизился, держа в одном из своих длинных усиков несколько отломанных шипов с его раковины.
— Раз уж наш союз скрепляется дарами, я не могу оставить всё как есть, — сказал он, кладя шипы рядом с телом Топаз. — Селениты высоко ценили материал, из которого состоит моя раковина. Думаю, вашему народу тоже будет интересно изучить его. Он очень лёгок и крайне прочен. Из него может выйти прекрасное оружие против нашего общего врага или он может заменить утерянные части ваших тел.
Судя по удивлённому выражению лица Вентрикосус, это был самый настоящий жест доброй воли со стороны её брата.
— Спасибо, — кивнул я. — Тогда, пожалуй, на этом можно завершить первые переговоры между нашими видами. В следующий раз встретимся и обсудим селенитов, историю и другие важные вопросы. Договорились?
Никто не возразил против такого плана.
Глава 27. Тоннели
***
Я стоял на вершине холма, мои пальцы твёрдо сжимали рукоять лопаты, выточенной из чёрного обсидиана, а взгляд был устремлён в тяжёлые тёмные тучи, что медленно ползли по небу. Ветер гнал их с моря, холодный и резкий, трепал траву под ногами, принося запах соли и влаги. Две луны едва проступали сквозь завесу облаков, их свет был тусклым, почти угасающим, словно предупреждение о том, что селениты могли наблюдать за нами даже в такой мгле. Лопата в моих руках, ещё чистая, но уже готовая к работе, казалась продолжением моего тела – кристаллического, твёрдого, как и этот остров. Скоро я снова спущусь вниз, под землю, где создаются первые тоннели, но сейчас я смотрел на небо, чувствуя, как оно давит своей тяжестью.
Но этот холм, окружённый ветром и тучами, не был одиноким местом.
Внизу чуть вдалеке школа жила своей тайной жизнью. Тоннели зарождались там, под её крышей, в глубине стен из окаменевшего коралла и мрамора, где самоцветы копали в тишине. Наша работа была секретной, вход находился в самом защищённом месте школы в центре. Редкие выходы из самих туннелей наружу – узкие, почти незаметные щели в земле – открывались только в такую погоду, когда облака укрывали нас от взгляда врага. Я слышал далёкий скрежет инструментов, приглушённый гул голосов, пока сёстры вгрызались в землю, создавая сеть, что должна была стать нашим щитом. Но я был поглощён своими мыслями. Мои глаза следили за тучами, что клубились над двумя лунами, а разум был переполнен тревогами, калейдоскопом воспоминаний последних лет. Каждый порыв ветра, каждый шорох травы напоминали мне о нашем пути через эту жизнь, о решениях и потерях, о том, как далеко мы зашли и как много ещё предстоит выстоять.
Моё небольшое приключение в море вместе с адмирабилис не могло остаться незамеченным. Было бы наивно рассчитывать на это. Поэтому в тот же самый день утром я собрал всех на третьем этаже и… рассказал обо всём. Обо всём, без утайки и скрытых секретов, кроме одного факта – что я сам когда-то был человеком. Это просто не имело смысла рассказывать. От «прошлого меня» ничего не осталось, к тому же мне самому достоверно неизвестны все детали моего «рождения». Возможно, в теории, я никогда и не был человеком. Наверняка сказать уже нельзя.
