Подменная дочь (СИ) - Лей Лора

Цзян Чан Мин, благодаря происхождению и роду занятий (пусть и вызывающие до сих пор пренебрежительные взгляды отдельных представителей столичной аристократии или их нелестные замечания в его адрес, особенно, когда говорившие либо были уверены, что он не слышит, либо считали себя неуязвимыми или неприкосновенными), был удостоен сомнительной (с его точки зрения) чести посещать разного рода (публичные и не очень) мероприятия, на которых, как бы случайно и в рамках традиционных условностей, могли встретиться и даже (!) переброситься взглядами и редкими фразами знатные молодые люди обоих полов.

То есть, о выгодных невестах и вообще девушках из родовитых семей младший Цзян был осведомлен достаточно, чтобы понять, что никто из них не вызывает у него мало-мальски заслуживающий усилий с его стороны интерес.

Справедливости ради следует сказать, что Чан Мин не испытывал явного негатива к барышням на выданье, пытавшимся привлечь его внимание самостоятельно (загадочными, робкими и не очень, улыбками, прикрытыми веерами, быстрыми взглядами из-под густых ресниц, невзначай упавшими рядом с ним платками или украшениями, падениями при спуске с лестницы или вследствие внезапного подворачивания ног именно тогда, когда он оказывался рядом, умными репликами по поводу новинок литературы и товаров, прямыми вопросами о его делах и планах и тому подобными уловками) либо используя помощь старших членов кланов, напрямую или опосредованно восхваляющих перед ним девичьи красоту и добродетели, коими, как правило, все гунян, о которых шла речь, были наделены сверх всякой меры.

Чан Мин мастерски избегал неловкие ситуации, в которые его старались втянуть активные дамочки и их ходатаи, потому что умел слушать и слышать недосказанное, и смотреть не на смазливые личики и солидные праведные лица, а на картину в целом (сведения обо всех он научился собирать еще на заре становления бизнеса), всегда вел себя вежливо, галантно, уважительно, но одинаково ровно со всеми девушками, чем раздражал последних до зубовного скрежета и желания отомстить за крушение надежд во что бы то ни стало!

Совсем избавиться от попыток поймать себя Цзян все же не мог, поэтому старался свести к минимуму выходы в свет, ссылаясь на занятость, что, в общем-то, было чистой правдой. Однако, кого и когда волновала чья-то правда, если она не совпадала с собственной? Так Чан Мин заслужил в столице прозвища «ледяной демон», «бессердечный дьявол» — ну, помимо «отрезанного рукава», ха-ха!

Первопричиной же внешней холодности молодого человека было тянущееся из детства недоверие в отношении искренности женских чувств и поведения, порожденного конфликтом с мачехой и атмосферой в семье отца.

Он понимал, взрослея и мудрея, что нельзя переносить образ лицемерной, жестокой и коварной жены отца на всех встречных женщин, но получалось откровенно… не очень хорошо. Да и очевидные интриги и прочие ухищрения соискательниц его персоны отбивали желание изменить устоявшуюся точку зрения на вопросы семьи и брака…Про любовь Цзян и не заикался…Но, даже не признаваясь себе, о ней мечтал…

Не то, чтобы девушки — возможные невесты ему не нравились в принципе…Нет, были и умные, и красивые, и достойные, и дерзкие, и довольно смелые, и образцово-правильные барышни, без шуток…Но не было особенной…

Пока он не пришел на прием в дом генерала Гу, где не был много лет…

— Дааа, бывает же такое… — ухмыльнулся Чан Мин, вспомнив выступление приемной дочери отца друзей детства, свидетелем которого он стал совершенно случайно, и свою реакцию на теоретически знакомую, а по факту — абсолютно незнакомую девушку, поколебавшую в одночасье его уверенность в собственном хладнокровии и неизменности его статуса заматеревшего холостяка…

Цзян-шаое не ожидал, что может так остро чувствовать присутствие женщины неподалеку от себя…Ему показалось, что в кабинете на ней сосредоточился свет всех свечей, что воздух, которым он дышит, исходит из её легких, что звук её голоса ласкает его уши лучше переливчатых мелодий гуциня, а форма и сила высказываний бьют по сердцу, заставляя сопереживать её обидам и страданиям…

Чан Мин разве что шею не свернул, желая запечатлеть образ неординарной барышни Гу, но приходилось сдерживаться и сохранять привычный отстраненный вид… Было, было в её монологе и легкое притворство, и нарочитое смирение, и преувеличенная эмоциональность — она определенно играла, аккуратно подавая завуалированные сигналы заинтересованным слушателям, но…!

Под слоем лицедейства Цзян увидел настоящую боль, скрытое разочарование, горечь несправедливости, печаль одиночества, а главное, гордость, волю, решимость бороться за себя со всем миром и способность победить во что бы то ни стало!

Это-то и поразило молодого человека больше внешних данных Чень Ю (хотя и к ним он не остался равнодушным…совсем, кхм): сила духа — в теле хрупкой девушки, и гибкий ум — в её хорошенькой головке! А еще — созвучность его мировоззрению и жизненному кредо: бороться и искать, найти и не сдаваться (если бы Цзян знал эту фразу — прим. автора)!

Непрямое, но общение с сестрой друзей, наблюдение за ней, анализ поведения, ньюансы, подбрасываемые отношением к ней уважаемыми им людьми, размышления и сопоставления разрозненных деталей её истории, догадки и построенные на них умозаключения занимали все время занятого бизнесмена, но он не жалел ни минуты, потраченной на барышню Гу — так или иначе.

Итог был закономерен: молодой Цзян твердо решил заполучить столь интересную особу себе в жены, даже не сомневаясь, что в будущем его ждут увлекательные сюрпризы с ней в главной роли. Чувство неприятия брака, испытываемое им на протяжении большей части жизни, при мысли о барышне Гу не возникало совсем, скорее наоборот, перспектива союза с ней волновала и приятно возбуждала.

Ни ее происхождение и репутация, ни явная самостоятельность и несколько непривычно-вольное поведение не отпугивали, наоборот, делали девушку особенной и желанной в сравнении с остальными представительницами столичной когорты невест, ранее проявлявших к нему матримональный интерес.

Если и иное влечение добавить…Молодой человек растянул губы в предвкушающей улыбке:

— Милая Чень Ю, ты будешь моей, непременно! Причем, очень скоро, уж я постараюсь! Чжан прав, тебя надо хватать и тащить в пещеру дракона как главное сокровище! Конечно, ты будешь сопротивляться — и мне, и себе… Тем увлекательнее охота и ценнее приз!

Довольный собой, сделанным выбором и радужными перспективами ближайшего будущего, Цзян-гунцзы опустился под воду с головой, вынырнул, отфыркиваясь и стирая воду с лица, рассмеялся от души и принялся мыться, напевая незатейливую песенку и выстраивая стратегию завоевания единственной и неповторимой приемной дочери генерала Гу.

Глава 55

Идя на встречу с Ли Вэем, я не могла избавиться от неясной тревоги, природу которой мозг отказывался выдать. Но фраза из советской комедийной классики, не раз просмотренной в детстве, в голове крутилась: «Меня терзают смутные сомненья…». Еще и задница чесалась, а раньше это был верный признак, что ждет меня досада или засада…Тут такого не было, и — здрасьте! Вот к чему бы это, скажите?

Ответ был получен мной через пару мгновений — в отдельном кабинете «Небожителей», когда после приветствий воодушевленный агент показал рукой на стоявшего у окна спиной к двери, в которую я вошла с Шень Мяо, высокого мужчину с распущенными волосами в дорогом ханьфу глубокого синего цвета.

— Ю Лей, позволь представить моего друга и брата Цзян Чан Мина! — провозгласил сияющий Ли Вэй и названный повернулся.

«Твою же мать через кровать!!! Не может быть!!! Это ж надо…А на мне костюмчик приметный, я в нем к Чжанам ездила, и гуань (заколка для волос мужская, типа шапочки — колпачка) та же…» — прострелила дурацкая мысль, в то время как по мне стекал невидимый поток ледяной воды…