Время дракона - Лыжина Светлана

Змей тут же исчез. Может, спрятался в тёмном углу, а может, растворился в воздухе, но Влад перестал видеть это существо, а тем временем настоятель, успевший заметить, что государь стоит посреди храма и глядит в пол, начал беспокоиться. Поведение венценосного гостя показалось отцу Доментиану явным признаком недовольства, так что монах вкрадчиво произнёс:

- Сыне, мне сказали, ты желаешь вскрыть могилу. Я понимаю, что тобой движет. Я хорошо понимаю и прошу тебя не гневаться на брата Антима. Брат Антим не желал тебя укорять. Говоря о том, что беспокоить мёртвых не положено, он лишь предупредил тебя о возможных пересудах, которые могут начаться после такого дела. Благочестивый человек всегда предупреждает о подобных вещах.

Влад усмехнулся. "Да, - подумал он, - отец Антим отличается благочестием, а отец Доментиан - дальновидностью. Настоятель, конечно же, рассчитывает, что я начну приезжать часто и делать богатые приношения. А ведь будущего дарителя надо привечать, иначе он проявит меньше щедрости, чем мог бы!"

- Я понимаю, что тобой движет, сыне, - повторил настоятель. - Ты хочешь попрощаться с покойным, потому что не смог присутствовать при погребении.

- Да, я желаю попрощаться, - спокойно ответил государь и добавил. - Вижу, мне осталось ждать недолго.

- Недолго, - услужливо улыбнулся отец Доментиан и велел "братьям", чтобы принимались за работу.

Для работы нужен был свет, поэтому двери в храм остались распахнутыми, и могила осветилась. Теперь от взора юного государя её скрывала не темнота, а чёрные рясы тех, кто суетился вокруг, скатывая ковры. Затем могилу заслонила спина монаха, который, засучив рукава, с помощью долота и молотка сбивал засохший раствор извести, заполнявший все щели между плитой и полом, а Влад всё вытягивал шею так и эдак, стремясь увидеть побольше.

Когда с освобождением щелей покончили, в самую широкую щель вставили два крюка на верёвках, после чего два рослых монаха взялись за эти верёвки и по команде третьего, только что работавшего долотом, разом потянули. Плита чуть повернулась, издав глухой скрежет.

Эти звуки, совсем не свойственные храму, казалось, на время вернули могилу в мир живых, а двое монахов продолжали тянуть за веревки, в то время как третий монах стоял с ломом наготове, чтобы, как только щель увеличится, подсунуть лом под плиту и ускорить движение надгробного камня.

Под камнем была тёмная яма. Свет из открытых дверей храма не достигал её дна, поэтому Влад мог лишь представить, что же находится на дне. Он видел, как отец Антим опустился возле ямы на колени, нагнулся и вынул оттуда бурое покрывало, которое, судя по всему, изначально имело красный цвет. Ткань сделалась очень ветхой и расползалась от малейшего натяжения. Лишь золотая вышивка, поблекшая, но отчётливо заметная, помогала ткани не расползтись совсем. Несомненно, это покрывало было наброшено на гроб - деревянный долблёный гроб.

Отец Антим бережно свернул покрывало и отнёс в сторону, а другие братья, которые только что возились с плитой, вопросительно посмотрели на настоятеля:

- Открывайте, - произнёс он, крестясь, и все в храме тоже осенили себя крестным знамением.

Наконец, из ямы извлекли крышку гроба. Монахи, которые это сделали, старались не смотреть вниз, будто боялись. И отец Доментиан тоже вёл себя боязливо. Со словами "приблизься, сыне" он указал юному государю на могилу, а сам поспешно отошёл в сторону.

"Чего они боятся? Вот уж не знал, что монахи боятся покойников", - подумал Влад, приближаясь, и тут ему в ноздри ударил сильный запах, похожий на тот, который бывает от застоявшейся воды. "Наверное, монахи не боятся, а просто воротят нос от запаха", - решил юный государь, но его самого зловоние не смутило. Он принял из рук отца Антима зажжённую свечу в подсвечнике, необходимую, чтобы осветить тёмное нутро могильной ямы, и встал на колени, потому что должен был опустить свечу как можно ниже.

Отец Антим опустился рядом:

- Если хочешь попрощаться с отцом, - кротко заметил монах, - то надо бы прощаться не с телом, а с душой. Но если ты так привязан к телу...

Влад, уже собравшийся заглянуть в яму, опять сделался недовольным:

- А ты сам не привязан? - резко спросил юный государь. - Меня укоряешь, а сам, как цепной пёс, сторожишь это тело. Ничто не мешает тебе возносить молитвы в любом другом месте, а не здесь.

Монах не стал спорить. Возможно, слова на счёт любого другого места он истолковал, как предложение убираться прочь из обители, если что-то не нравится, а Влад, по правде говоря, и сам не мог бы сказать, что подразумевал в ту минуту. Бывший наставник мешал осмотреть могилу - вот и всё.

Между тем запах застоявшейся воды усиливался. Огонь свечи, опущенной в яму, дрогнул, колыхнулся, а затем вытянулся, превратившись в бледное подобие того пламени, которое было только что. "Может, покойный и вправду не хочет никому показываться?" - подумал Влад, но было поздно отступать, потому что в тусклом неровном свете уже различалось нечто округлое, накрытое чёрной шёлковой тканью. Наверное, раньше это и впрямь напоминало голову, но после того, как тело, два года пролежав в гробу, разрушилось и будто осело, сохранив форму только за счёт костей, глиняная голова казалась чересчур большой.

Возле головы лежала корона, но не та, в которой отец Влада когда-то проходил церемонию помазания, а другая, не золотая, без драгоценных камней, но всё же украшенная эмалью красно-коричневого цвета и бирюзой. С такими скромными коронами принято было хоронить всех государей, но в могиле также обнаружились вещи, не предусмотренные правилами.

Рядом с короной стоял золотой кубок, поэтому Влад, поднеся свечу совсем близко к нему, спросил:

- А это зачем?

- Мачеха твоя поставила, - тихо отвечал отец Антим, - есть такой обычай. Ставить в головах покойника кубок с водой, чтоб отлетевшая душа выкупалась, будто птичка, и, отмыв все свои грехи, полетела прямиком в рай.

- Брэилянка поставила? - насмешливо переспросил государь. - И ты ей не сказал, что это бесполезно?

- Да что говорить! - вздохнул монах. - Она проявляла то же упрямство, как ты сейчас. Если чего хотела, то насмерть упиралась. Твердила, что твой отец оставил ей наказ, как хочет быть погребённым, и что всё надо сделать согласно наказу. Твердила, что сама проследит.

- Значит, вы её и в монастырь пустили? Женщину в мужской монастырь? - продолжал спрашивать Влад.

- Да, - отвечал монах. - Как можно не пустить вдову ко гробу покойного мужа! Твоя мачеха ведь явилась не просто так. Она обмывала тело. Она его обряжала.

Свечное пламя позволило увидеть парчовый кафтан - в прошлом наверняка алый, а сейчас коричневый. Оно осветило и тёмно-малиновые перчатки на руках покойного, и пусть руки в таких случаях скрывать было не принято, но нарушение правила легко объяснялось, ведь тело везли к месту погребения через полстраны. "Конечно, путешествие совпало с началом зимнего похолодания, и холод препятствовал посмертным изменениям, но всё же изменения проявились, и их лучше было скрыть", - рассудил Влад, и даже обрадовался такому обороту - обрадовался, что не увидел разложившегося тела. Он видел только вылинявшую ткань, но боялся прикоснуться к ней. "Что, если она прорвётся, а под ней - пустота?" - думал юный государь.

Вдруг на отвороте правого рукава покойного что-то блеснуло - блеснуло очень знакомо, заставив Влада поднести свечу как можно ближе и приглядеться. К краю отворота оказался пришит золотой перстенёк. Вместо камня была пластинка, покрытая замысловатым узором, могшим очень красиво переливаться при свете свечи, если б золото не покрылось пылью и не потускнело.

И всё же Влад узнал эту вещь - как не узнать кольцо, которое он часто рассматривал в детстве, примеряя на все пальцы правой и левой руки. "То самое колечко из Нюрнберга!" - мысленно воскликнул юный государь. После смерти матери оно куда-то делось, и вот теперь судьба перстня неожиданно выяснилась.