Следы на пути твоем (СИ) - "Arbiter Gaius"

— Это не так сложно. Но вам бы запасы подновить, мастер, — ответил Гвидо, и по отведенному в сторону взгляду и глухому голосу лекарь понял, что снова ненароком растравил его раны.

«Отец… Марте помогал… Да ты что несешь, старый осел!», — мысленно обругал он самого себя.

— Прости, — сказал он вслух, подходя к подопечному и кладя руки ему на плечи. — Мне тоже его не хватает. И всего того, что закончилось с его уходом, тоже. Тебе гораздо тяжелее, я знаю… Но и ты это однажды переживешь, вот увидишь.

Молчание и почти неуловимое движение, чтобы прекратить прикосновение.

— Можно мне пойти спать, мастер Виллем? Я устал.

— Иди, конечно. Уже очень поздно.

Виллем отступил на несколько шагов, собираясь выйти в приемную — но тут внимание его привлек судорожный вздох. Он оглянулся и с тревогой обнаружил, что лицо его подопечного искажено гримасой боли.

— Что с тобой, парень? Спина болит?

Быстрый молчаливый кивок.

Дышит быстро, прерывисто, побледнел, на висках пот, — еще немного — и свалится в беспамятство, — отмечал лекарский взгляд, пока Виллем помогал Гвидо перебраться на кровать и лечь лицом вниз.

— Потерпи, я сейчас, — он быстрым шагом направился в кладовку с травами, мысленно благодаря Бога и всех ангелов разом, что пару дней назад не пожалел времени и усилий и приготовил новую порцию Trifera Magna взамен закончившейся. — Вот так, сейчас будет попроще…

Поясничные мышцы парня под ладонями — что твой камень, но Виллем знал, что это ненадолго: мазь скоро подействует, разгонит дурную кровь, боль уйдет, а там — только разогреть хорошенько и дать ему отдохнуть.

— Ну как ты? Легче? — спросил он спустя какое-то время. Ответ, впрочем, можно было буквально ощутить физически — в расслабившихся мышцах и полной облегчения позе.

— Угу… Спасибо, мастер.

— Тебе нужно согреться хорошенько, прямо чтобы жарко стало, — Виллем поднялся, подкинул в очаг еще одно полено. — Когда жарко, крови легче передвигаться внутри тела, она быстрее перемешается, хорошая с дурной, и завтра будешь как новенький.

С помощью кочерги он извлек из очага горячий кирпич, который всегда держал там для подобных случаев, обмотал в несколько слоев толстой холстиной и осторожно положил на обнаженную поясницу подопечного.

— Не горячо?

— Кажется нет.

— Вот и ладно. Ожоги нам ни к чему. Засыпай.

— Мастер.

Судя по тону — что-то важное. Виллем, уже собравшийся было уходить, снова присел на краешек кровати подростка.

— Что тебе?

— А вы можете… Можете меня вылечить? Совсем, чтобы я снова ходил как все. Чтобы стал совсем как новенький. Можете, мастер? Я бы на все согласился, даже если бы было больно. На что угодно, правда…

Виллем вздохнул. Чего он не любил в своем ремесле — так это ситуации, когда приходилось лишать больных всякой надежды. Иногда, однако же, это было необходимо и даже, если можно так сказать, милосердно.

— Если бы мог, давно бы это сделал, — ответил он.

— Просто вы… Вы столько всего знаете и умеете… Я подумал, что если вы можете так просто прогнать боль, то…

— Изгнать боль — совсем не то же, что вылечить от недуга, Гвидо. Ты ведь так ходишь не из-за дурной крови.

— А из-за чего?

— Когда на тебя упали леса, одна из досок, видимо, сильно ударила тебя по спине, вот так, — Виллем положил руку поперек поясницы Гвидо, чуть выше кирпича. — А в спине, как ты знаешь, есть хребет. Он состоит из отдельных частей, а внутри него находится то, что называют спинным мозгом. Это как нервы во всем остальном теле, только гораздо толще. Можно сказать, такой большой толстый нерв. А с нервами правило такое: если разрезать их вдоль — они при должном лечении срастутся, и чувствительность части тела восстановится. Но если разрезать поперек — лечения нет. Та доска, упав, вызвала смещение одного из фрагментов твоего хребта. Смещаясь, он потянул за собой и спинной мозг и, видимо, надорвал его. Не полностью, если бы полностью, ты вообще ничего не чувствовал бы ниже поясницы. Но чувствителность в ногах снизилась.

— Значит, ничего нельзя сделать?.. — подросток повернул голову к стене, говорил тихо, но Виллем все равно расслышал, как дрожит его голос. Вот так и бывает — жил себе парень, как мог, пока вдруг не промелькнула хоть крошечная надежда на выздоровление. Да и не надежда даже — так, сам придумал, сам обрадовался… Но теперь все только хуже.

— Ты же знаешь, что я хотел бы видеть тебя здоровым, — снова заговорил лекарь. — Если бы ты мог ходить, все было бы проще — и для меня, и для тебя самого. Но я не всесилен, а в случаях вроде твоего только чудо может помочь. Христос исцелял даже паралитиков. Но я, как сам понимаешь, не Он.

Он помолчал, но ответа не последовало. Что же, этот день и так уже длился слишком долго. Оставалось последнее. Нелегкое, но это хотя бы быстро.

— Повернись, благословлю.

— Не надо.

— Что?! — лекарь даже несколько опешил. — Что значит — не надо?!

— Вы очень хороший человек, мастер Виллем. Но крестил мне лоб только отец.

Вот тебе и на. И кому нужна была вчера его личная Голгофа?

— Ладно. Пожалуй, я могу это понять. Спи с Богом, в любом случае, — он слегка коснулся пальцами плеча подопечного и медленно поднялся наверх.

На сердце лежало мерзкое ощущение, что он сделал все абсолютно неправильно.

Комментарий к Падения и взлеты

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 — Архитектуру, планировку и интерьер домов я, естественно, брал аутентичные.

2 — Роды были настолько опасным делом, что, забеременев, женщина шила себе саван на случай смерти.

3 — Такие и подобные установления были широко распространены. Текст этого воспроизводится по соответствующим документам немецких городов.

4 — Типичное украшение аптек.

5 — Нюхательные соли, пилюли и порошки

6 — Тот, кто «провидит» течение болезни. В XV веке это слово употреблялось в этом смысле.

7 — Этот рецепт был на самом деле популярен в Англии в XVI веке. Но я не нашел причин, по которым нечто подобное не могли бы приготовить мои герои.

========== Стрела для судьи ==========

Стук в дверь виллемового жилища раздался ранним утром — настойчивый, сильный, властный: чувствовалось, что человек, стоящий на пороге, не только нетерпеливо ждет ответа и помощи, но и имеет некое право нарушать покой лекаря в такой ранний час не только в силу болезни, но и как представитель городских верхов.

На пороге и в самом деле обнаружился слуга господина Шильдергаза — городского судьи.

— Хозяина стрелой ранили, — с порога хмуро сообщил он, едва поприветствовав лекаря. — Только что. Он под утро из купальни возвращался — тут его и стрельнули.

— Куда именно попала стрела, знаешь? — Виллем стремительно направился к кладовой, где хранил свои травы и инструменты.

— В спину, к плечу вроде ближе… Или к лопатке…

— Так к плечу или к лопатке? — буркнул лекарь. Гвидо, почувствовав напряжение, исходившее от опекуна, поспешил вылезти из-под одеяла и начал спешно одеваться.

— Да не смотрел я! — огрызнулся слуга. — Мне сказали лекаря Виллема из Льежа сыскать — я сыскал. А что и куда — дело не мое.

— Не мое… — рассеянно передразнил лекарь, быстро, но аккуратно укладывая вещи в сумку. — Чего ж к мастеру ван Слакену не послали? Это он у нас хирург.

— Да судья строго-настрого приказал только вас звать. Мол, вы с ранами от стрел знакомы. Кроме вас, сказал, чтоб никто не смел и пальцем его касаться.

— Гляди ж ты… — Виллем захлопнул сумку и бросил несколько нерешительный взгляд на Гвидо. — Если рана судьи серьезная, я могу остаться там на несколько дней. Справишься один?

— Да вы его с собой возьмите, — не дав подростку ответить, снова заговорил слуга. — Судья Шильдергаз на этот счет ясно сказал: хоть с помощниками везите, хоть с семьей, хоть со всеми собутыльниками — только побыстрее. Дом-то большой, разместить вас — ума не надо… Так что готовы?