Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич

— А стрелы? — быстро спросил царь.

— Стрелы?.. — замялся велеречивый полководец. — Стрелы говорят… враг складывает перед персами оружие.

Дарий яростно сверкнул на краснобая и сквозь зубы процедил:

— Это тебе так хочется, но не это символизируют варварские дары! — Он обвел присутствующих тяжелым взглядом: — Кто скажет правду? Я за правду не караю, даже если она будет неприятна для моих ушей.

И тогда вперед выступил давний сподвижник Дария, с которым он когда-то убивал мага на персидском троне. Это был Гобрий.

Он сказал:

— Владыка мой, позволь молвить правдивое, хоть и горькое слово. Скифские посланцы сказали вот что: если вы, персы, не улетите в небеса, превратившись в птиц, или не зароетесь в землю, как мыши, или не спрячетесь в болото, как лягушки, то не вернетесь назад, а будете поражены вот этими стрелами!

Дарий посмотрел на своего давнего друга и сподвижника Гобрия и сказал:

— Это похоже на правду.

Наступило долгое и тяжелое молчание.

Персы смотрели на необычные дары скифов, и каждый думал об одном и том же: как выбраться отсюда, как унести ноги из Скифии?

— Я слушаю вас, мои полководцы, ранее не знавшие поражений в битвах! — глухо промолвил царь.

Полководцы молчали, облизывая сухие, потрескавшиеся губы.

— Говорите, знатные мужи!!!

Тогда Гобрий решился во второй раз:

— Надо возвращаться к Истру…

Вскочил Дарий, ударил ногой по клеткам, не помня себя, кричал:

— Дикари!!! Вы даже воевать по-честному не умеете! Трусы! Подлые трусы! Хитрые лисы! Я пришел с вами сражаться, а не бегать за вами по степям! Так сражайтесь же со мной, докажите свое рыцарство! Так сражайтесь со мной! Безумствуйте! Покажите свою силу, и я тогда покажу вам свою!

Но вспышка ярости прошла так же внезапно, как и возникла.

Тяжело дыша, царь царей презрительно сказал своим полководцам:

— Эти дары означают одно: у меня очень много людей, но очень мало настоящих мужей. У скифского царя очень мало людей, но очень много настоящих мужей!

***

Не помог персам укрепленный лагерь на берегу озера-моря. В тот же день, как были получены скифские дары и выяснено, что они означают, Дарий велел бросать недостроенные укрепления и немедленно выступать в поход. Владыка убедился, что, отсиживаясь за валами, кочевников не заставишь принять решающую битву, а отряды, которые его полководцы посылали каждый день вглубь Скифии, таяли, как лед на солнце. К тому же уже прошло тридцать с лишним дней с тех пор, как персы перешли Истр. До шестидесяти дней, пока ионийцы будут хранить мост, оставалось слишком мало времени. А еще нужно было найти скифов, разбить их (Дарий еще верил, что ему это в конце концов удастся) и успеть вернуться к Истру в назначенный срок.

Бросив наполовину выстроенные укрепления, персы снова пустились в погоню за степняками. Геродот в своей «Истории» рассказывает, что, идя очень быстро, Дарий настиг скифов: «он погнался за ними, а они все шли на один день пути впереди, и Дарий шел за ними неотступно».

Все повторилось, как и прежде: скифы отходили, персы наступали, но между ними неизменно оставался один дневной переход, и одолеть его персы никак не могли. «Эти блуждания тянулись долго, — добавляет Геродот, — и им не предвиделось конца».

Так начался третий и — последний, завершающий период скифо-персидской войны. И конец ей был уже недалеко. Дарий не знал, что на совете у Иданфирса было принято решение: на завершающем этапе войны изменить тактику и перейти к более активным боевым действиям. Если до этого скифы избегали большого сражения (кроме налетов и мелких стычек), то теперь решено было больше не водить персов, а нападать на них днем и ночью. И особенно когда они будут заняты добычей себе провианта.

С этого времени инициатива полностью переходит к скифам.

Дарий уже понимал, что единственная его надежда на спасение — это немедленное бегство к Истру. Но вслух об этом еще не решался сказать. Он все еще гнался за скифами, гнался, теряя и обозы, и отряды, гнался, чувствуя, что гонится за своей погибелью. Удары скифов становились все ощутимее и опустошительнее, а ночные налеты на сонный лагерь и вовсе изматывали персов. Дух в войске катастрофически падал. А скифов впереди становилось все больше и больше. Разведка доносила: отдельные скифские войска объединяются в одно. Это не предвещало ничего хорошего, и на одном из советов Гобрий решился и наконец сказал то, что думал:

— Царь! О неприступности этого народа я знал по слухам, но здесь убедился в ней воочию, видя, как они измываются над нами. — (Брови Дария дрогнули и гневно сошлись на переносице, но Гобрий решил — будь что будет — говорить и дальше, и говорить то, что он думает, независимо от того, нравится это владыке или нет). — Посему я полагаю, что, как только наступит ночь, нам нужно зажечь костры, как мы это всегда делаем, чтобы осветить лагерь на случай налета степняков, обмануть тех из наших людей, кто совсем ослаб и не вынесет дальнейших тягот, привязать всех ослов и отходить, пока еще скифы не поспешили к Истру с целью разрушить мост или ионийцы не приняли решения, которое могло бы нас погубить.

Дарий хотел было сказать: «Уничтожение моста на Истре — это наша верная гибель», — но промолчал. Нахмурился, засопел, лицо его — почерневшее и исхудавшее — окаменело. В шатре стояла такая тишина, что слышно было, как тяжело дышит царь.

Полководцы замерли в ожидании беды.

Гобрий побледнел, прикусил губу, но открыто смотрел царю в глаза. От своего совета он не думал отказываться.

Дарий гневно посмотрел на него, с мгновение посопел, а потом с шумом вздохнул (это указывало, что вспышка гнева у царя царей миновала), и полководцы тоже облегченно вздохнули.

Ни на кого не глядя и ни к кому конкретно не обращаясь, Дарий буркнул: «Надо хорошенько поразмыслить, как нам обеспечить свое возвращение». Не сказал — бегство, а всего лишь — возвращение.

Глава одиннадцатая

Голова предводителя Анахариса

Теперь уже Тапур вел главные скифские силы. После угроз Дария и требований дать бой владыка Иданфирс весело сказал на совете:

— Вожди мои! Мужи мои! Приветствую вас с первой победой: персидский царь просит у нас битвы. У него уже нет сил гоняться за нами, и он, дабы сберечь свое достоинство, просит битвы!

Вождь Таксакис поднял свою тяжеленную, окованную железом дубину, с которой никогда не расставался, и прогудел басом:

— Надо уважить просьбу чужого царя и дать то, чего он хочет: битву! Я готов!

— И я готов! — сказал Скопасис.

— И я готов! — сказал Тапур.

— Дадим битву, но… но не сейчас, — ответил Иданфирс и хитро прищурил глаза. — Немного-немного позже. Когда персы подступят совсем близко. Еще поводим их, потерзаем, а тогда будет в самый раз. А сейчас поступим вот как. Вождь Скопасис со своим войском пойдет на запад к Истру для переговоров с ионийцами, которые защищают царский мост. Его нужно во что бы то ни стало разрушить и отрезать Дарию все пути к бегству, чтобы он навсегда остался в наших степях. Вождь Таксакис со своим войском пойдет на север, обойдет незаметно главные персидские силы и выйдет им в тыл. Вождь Тапур со своим войском и моими отрядами будет стоять к персам лицом и держать их в постоянном напряжении. Отряды, которые Дарий посылает в разные стороны за водой и провиантом, — уничтожать! Персам не давать покоя ни днем, ни ночью, кусать их, дергать, тревожить и держать на одном месте. Или водить по кругу, пока Таксакис не зайдет им в тыл, а Скопасис не разрушит мост на Истре. А уж тогда дадим персам то, чего они от нас хотят, — битву! Одну-единственную — и последнюю!

***

Зной.

Ни дождичка в Скифии, ни облачка на небе.

Солнце — яростное и неистовое, печет и печет, словно нанялось.

Желтое марево колышется в степях.

Горит степь под палящими лучами, выгорает. Пусть печет Колаксай злее, донимает сильнее, пусть задыхаются без воды в чужих степях персы, пусть подыхают от жажды!