Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич

Не справится небесный бог — огонь поможет. Травы стоят сухие, пусти искру — заревет в степи пламя, взметнется огненный вал до неба… Словно голодная саранча, движутся враги по выжженной земле, задыхаются от горячего пепла, падают кони, пешие… Воды… И кажется персам, что и вода вместе со скифами убегает на север.

А та, что остается…

О, это страшная вода!

Один из персидских отрядов наткнулся в покинутом лагере на колодец. Такая холодная, такая вкусная была в нем вода. Триста душ напились. До последней капли вычерпали колодец, а потом страшные корчи повергли персов на землю… Пило триста, лишь десяток еле-еле добрался до своих… Умирать…

Страшная скифская степь!

Другой отряд отправился искать хоть какую-то пищу и наскочил на засаду. Откуда взялись степняки, из-под земли выскочили или с неба упали, персы того толком и не поняли.

— Ар-р-р-а-а-а!!!

Закружился, завертелся мир в смертельной круговерти.

Стрелы, как злые осы, жалили чужаков отовсюду, а откуда они брались, понять было трудно.

— Ар-р-р-р-а-а-а-а!!! — во всю свою могучую глотку кричит Тапур. — Рубите персов! Колите!!! Топчите конями! Вытирайте об их чубы свои руки!!

Меч так и мелькает в его руках. Наотмашь рубил чужаков, кому сносил голову, и она камнем летела на землю и подпрыгивала, брызжа и фыркая кровью, кого с плеча до самого коня разрубал, кого наискось рассекал… За ним молча и яростно рубился предводитель Анахарис.

— Ну как, предводитель, погуляем?! — кричал ему вождь.

— Погуляем! — отвечал Анахарис.

Сойдясь вплотную, стена на стену, скифы и персы оглушали друг друга боевыми кличами своих родов и племен. Смешалось все: кони, люди, крики победы, стоны, возгласы радости и предсмертные вопли… Бились пешие и конные, рубились мечами, у кого были мечи, кололи ножами, у кого были ножи, пронзали друг друга копьями, у кого были копья… Раненых затаптывали кони, но раненых было мало. С коней падали только мертвыми.

Персы бились упрямо и яростно, лавиной наседая на скифов, надсадно кричали, подбадривая себя криками.

А вскоре и сил уже не стало кричать. Только хрипели…

— Персиде наконец-то глотку забило! — закричали скифы. — Погодите, чужие пришельцы, мы еще повытираем свои руки о ваши чубы!

Распаленный боем, Тапур ворвался в самую гущу, где от пыли, поднятой конями, и дышать было нечем. Вертелся на коне, отбивая удары с обеих сторон, сам рубил… В смертельной давке персидские и скифские кони бились грудь в грудь, ржали, кусали друг друга за шеи, и всадники, перегнувшись, сцеплялись в поединках, душили друг друга и тоже кусались…

Тапур скрестил свой меч с мечом сотника-здоровяка, но тот отбил удар и сам напал. Был он опытным рубакой и необычайно сильным. Отбив нападение вождя, он ринулся вперед, и его меч, рассекая воздух, полетел на Тапура. Тапур, сделав вид, что падает с седла, метнулся под брюхо коня и вынырнул с другой стороны, держась за повод. Мгновение, и он уже в седле и со всего размаху разрубает сотника пополам… И тут сбоку налетел на Тапура перс в шлеме с пышным султаном из перьев. Его длинный и тяжелый меч взлетел вверх, сверкнул на солнце сталью и стремительно полетел на голову вождя…

— Тапур, берегись!!! — хотел было крикнуть Анахарис, но в горле у него все пересохло, и он не сумел и языком шевельнуть. Только видел, как чужой меч летел на голову вождя…

И Анахарис, напрягшись, прыгнул со своего коня на Тапура, прикрывая его собой, и в то же мгновение, как он прыгнул, тяжелый и отчего-то такой холодный меч рассек его пополам… И боли Анахарис не почувствовал, ибо показалось ему, что ледяной водяной поток пронзил его насквозь и остудил жгучий огонь… И только погас тот огонь, как он провалился в густую и вечную тьму… Но в последний миг ему показалось, что это не он провалился в черную пустоту-пропасть, а провалился жаркий бой…

***

Тапур остановил коня посреди побоища и рукавом куртки вытер мокрый лоб. Удовлетворенно огляделся вокруг. Победа! Пусть и маленькая, над одним лишь персидским отрядом, но — победа! А много малых побед сложат одну большую, и это хорошо. Персидский отряд истреблен до последнего всадника.

— Воинство мое славное! — поднявшись в седле, крикнул вождь своим всадникам. — Арес послал нам победу! Слава Аресу!!!

— Слава Аресу!! — прогремело на равнине. — Слава Тапуру!

— Анахарису слава вечная от рода до рода скифского! — крикнул вождь, сверкая возбужденными глазами. — Слава тем, кто отважно бился и кто своей жизнью спасает товарища по оружию.

— Слава!!!

Воины склонились над разрубленным предводителем, один из них быстрым, неуловимым движением отсек у трупа голову, показал ее всем. И воины в почтении склонили головы и выпрямились.

— Это храбрейшая голова из всего скифского рода с боевым кличем «арара»! — крикнул старый воин. — Мы высушим голову предводителя Анахариса, насадим ее на священное копье, и она, голова мужественного Анахариса, будет вести нас в бои, и мы не будем знать поражений!

И он помчался по равнине, вскинув в руке голову предводителя Анахариса и выкрикивая боевой клич:

— Арара, скифы!.. Слава героям, смерть врагам!!!

Глава двенадцатая

На ладье в небытие

Он остановился на берегу, безвольно опустив руки.

Низко, едва не цепляясь за деревья и дома, над счастливым городом ползли тяжелые серые тучи. Волны бились в гавани, словно в западне, рвались на волю, остервенело бросались на берег и в бессилии, вспененные, откатывались назад, осознав свою безысходность…

И так раз за разом, раз за разом…

Ветер перехватывал дыхание, и ему казалось, что на берегу лимана нечем дышать. А может, из груди его уже исчезло сердце, и кровь больше не бурлила в жилах, и он застыл, задыхался… Ветер трепал на нем гиматий, словно хотел его сорвать, и Родон сказал ветру:

— Зачем тебе мой плащ? Возьми лучше мою душу… Если она у меня еще осталась…

Он отвязал ладью, хотел было сесть, но в последний миг засомневался. Нет, не испугался того, что задумал, а просто захотелось еще раз, в последний, посмотреть на родной город. Держа беспокойную ладью за цепь, он стоял, опустив седую голову, не в силах взглянуть на родной город. Ладья взлетала на волнах, рвалась в море. Родон с трудом удерживал ее за мокрую цепь.

— Подожди… — глухо промолвил он, обращаясь к ладье, — еще успеем… Да и места хватит, велико море… Глубоко…

Ладонь от ржавой цепи стала красной, ржавчина стекала с нее, будто кровь… Родон до боли в руке сжал цепь и рывком повернул посеревшее лицо к городу. Густые, колючие брови архонта сошлись на переносице, тяжело нависая над холодными, некогда стальными, а теперь беспомощными глазами, в которых застыл блеклый туман… И на душе был такой же блеклый серый туман, и нигде не видно было просвета. И смотрел архонт на город с немым укором, как на друга, который предал его и отвернулся от него. Но город его не предавал и даже не знал, что он затеял и почему отвязал на берегу ладью. Город еще спал, ибо было слишком рано, а ему было все равно, ночь ли сейчас, день или утро, потому что последние ночи он уже не спал… С непонятной злостью к самому себе подумал, что это не беда, выспится он на том свете.

Ладья рвалась, билась, взлетала на волнах, рука архонта дергалась, и с ладони стекали красные капли…

— Говорю, подожди, — уже гневно крикнул он ладье. — Хочу в последний раз посмотреть на город, в котором прожил двадцать пять лет. Должен же он проститься со своим архонтом. Для него жил — и сердцем своим, и мечом… Хотя… хотя город подберет себе нового архонта, а вот где он еще найдет такой город? На дне морском его нет.

Ладья будто поняла его, на миг утихомирилась (а может, ветер стих) и легонько качалась на волнах.

Архонт все стоял и смотрел на город.

И даже видел отсюда свой белый дом на горе. Он покинул его в полночь, чтобы никогда уже больше в него не вернуться. И кто бы мог знать, что вот так закончится его жизнь.