Подлинные мемуары поручика Ржевского - Шамбаров Валерий Евгеньевич

— А что же хорошего совершаешь ты в своей жизни?

— Разве вы не видите? — удивился барон Помпс. — Я ем поджаренную колбаску и запиваю молодым вином из любимой большой кружки.

— Ты неправильно живешь, барон Помпс, — возмутились отцы-доминиканцы. — Ведь ты обязан совершать подвиги, делать карьеру при дворе, заботиться о своей репутации, искать невесту, воспитать наследников, бороться за свой престиж, оставить о себе память и благопристойно вознестись на небо под причитания домочадцев, соболезнования общественности и напутствие нашей церкви.

Ответ барона Помпса оказался не очень внятным, потому что рот его был занят колбаской, а потом он и вовсе отвлекся, потому что по двору как раз проходила смазливая крестьянка, и требовалось срочно ущипнуть ее за щечку. Отцы-доминиканцы обиделись и уехали, а вскоре сам епископ прислал барону Помпсу письмо с увещеваниями и наставлениями. Правда, дворецкий успел его только распечатать, когда принесли поджаренную колбаску и любимую большую кружку с молодым вином. А после этого из письма, на котором стояла сковородка, уже ничего нельзя было разобрать.

Когда стало ясно, что увещевания и наставления епископа не подействовали, к барону Помпсу обратился архиепископ. Потом кардинал. Потом папа римский. Потом барона Помпса отлучили от церкви и объявили вне закона. Его антиобщественное поведение обсуждалось при всех дворах Европы. Шокированные горожане перемывали ему кости на всех базарах, а деревенские жители — во всех трактирах. Его осуждали со всех амвонов, художники наживали состояния, рисуя на него карикатуры, а издатели — печатая памфлеты о нем. Студенты шести крупнейших университетов бросили занятия, толпами ходили по улицам, били стекла и распевали убийственные эпиграммы про барона Помпса. Сто двенадцать человек в знак протеста против политики барона Помпса кончили жизнь самоубийством, еще триста пятьдесят шесть объявили голодовку. Он же ничего этого просто не знал. Он кушал поджаренную колбаску и запивал молодым вином из любимой большой кружки.

В конце концов, на барона Помпса направили небольшой крестовый поход. Но половина участников по дороге дезертировала, потому что богатой добычи поход не сулил, а тащиться не пойми куда за колбаской, вином и смазливыми крестьянками было вовсе не обязательно. Другая половина войска лишь немножко не добралась до Момпспомпсляндии и утонула при переправе через безымянную речушку. А барон Помпс в это время трепал по щечкам смазливых крестьянок и кушал принесенную ими шипящую и шкворчащую на сковороде вкусную колбаску, которую так приятно запить молодым вином из любимой большой кружки.

87. Хроника смутных времен

В одном королевстве жители ужасно разложились, и развелась масса всевозможной сволочи. Чтобы хоть как-то пресечь это безобразие, король призвал подданных прекратить разлагаться и обязал всех истреблять на корню различную сволочь, объявив ее вне закона. Жители королевства обрадовались, горячо поддержали его инициативу и тут же перебили друг дружку, обвиняя в сволочизме. После этого все они разложились.

88. Старинная легенда

Как-то давным-давно, в старые добрые времена, рыцарь Фроммер пришел к любимой своей, госпоже Ландер. Только было начали они возиться да миловаться, как стук в дверь, Это муж госпожи Ландер пришел. Рыцарь Фроммер под кроватью спрятался, а госпожа Ландер открывать пошла. Входит муж и говорит:

— Ну и копуша же ты, совсем обленилась! Столько ждать заставляешь!

Рыцарю Фроммеру эти слова, к даме сердца обращенные, показались весьма оскорбительными. Вылез он из-под кровати и вызвал господина Ландера на дуэль. Они тут же скрестили шпаги, и рыцарь Фроммер убил господина Ландера. А служанка Хильда, в замочную скважину подглядывавшая, как увидела, что господина Ландера убивают, за стражей побежала. Пришла стража во главе с алькальдом, старым, почтенным человеком, и стала рыцаря Фроммера арестовывать, чтобы голову ему отрубить. Но рыцарь Фроммер этого не захотел, убил алькальда — старого, почтенного человека, стражников тоже переколол и на лошади ускакал.

Прохожие как такое увидели, побежали к герцогу. А герцог в этом городе был очень благородный. Всего лишь один грешок за ним числился — тайком он в госпожу Ландер влюбился и супругу свою поэтому ядом извел. Но справедливость ценил он превыше всего, и господина Ландера изводить не стал — терпеливо ждал, пока тот сам копыта откинет или милая женушка его отравит, чтобы чин-чином можно было ей законное предложение сделать. А тут как увидел такое беззаконие и подлое смертоубийство, лично вскочил на коня и с двумя солдатами в погоню кинулся.

А тем временем мать госпожи Ландер и мать господина Фроммера встретились на мосту и давай поносить друг дружку. “Твой сын развратник! Он мою дочку соблазнил!” — кричит мать госпожи Ландер. А мать рыцаря Фроммера отвечает: “Твоя дочь сама шлюха и сына моего с панталыку сбила!” Тут они вцепились друг дружке в глотки, упали с моста и утонули. А отец рыцаря Фроммера и отец госпожи Ландер как узнали, что жены их утонули, обнялись и напились на радостях — да так крепко напились, что с перепою оба и померли. Служанка Хильда об этом на базаре услышала, разволновалась, домой прибежала, хотела немножко успокоительного шлепнуть, которое для своей госпожи готовила, но шлепнула впопыхах заместо успокоительного ту отраву, которую по приказу госпожи готовила для господина Ландера.

Ну а герцог с солдатами почти нагнал было рыцаря Фроммера. Только Фроммер, не будь дурак, солдатам кошелек с золотом бросил и крикнул, что это, дескать, лишь задаток. Солдаты такое дело смекнули, набросились на герцога и задушили его. А потом сами за кошелек подрались и зарезали друг дружку ножиками.

А госпожа Ландер как увидела, чем история оборачивается — муж убит, родители преставились, любимый в изгнание ускакал, а успокоительное ей не несут, отыскала развесистое, живописное дерево, выбрала на нем самую красивую ветвь да и повесилась. Молва о ней дошла до рыцаря Фроммера, он сразу же прискакал назад из изгнания, еле-еле через толпы зевак протиснулся и в знак своего глубочайшего чувства повесился рядышком с госпожой Ландер. А ветка, на которой они повисли, их тяжести не выдержала, обломилась и пришибла до смерти кучу горожан столпившихся.

Пень от того дерева до сих пор благоговейно сохраняют старожилы как символ всепобеждающей любви, и показывая его приезжим, рассказывают эту красивую легенду.

89. Ворон

Старый ворон любил сражения. Он жил на этой земле долго и успел выработать привычку летать за армиями в ожидании битвы. Найдя подходящий наблюдательный пункт, ворон с чисто спортивным интересом смотрел, какая сторона одержит верх. Прикидывал, чьих мертвецов будет больше. Потом он плотно обедал теми, за кем наблюдал, и за трапезой с высоты своего многолетнего опыта сравнивал это сражение с предыдущими и этих солдат с солдатами прошлых времен — какие жирнее и вкуснее.

Он давно привык к такой жизни и считал ее насыщенной и интересной, неторопливо перелетая из страны в страну вслед за передвижениями вооруженных людей — какая из армий идет на войну, а не на парад, он уже научился определять безошибочно. Вот и на этот раз не ошибся. С высокой сосны наблюдал, как сошлись два войска, как они теснили друг дружку, маневрировали, вводили резервы и оставили большое поле заваленным трупами. Тогда ворон расправил крылья, спланировал на эти груды и приступил к еде.

— Ах, гад… — прохрипел вдруг какой-то раненный солдат. Свистнула стрела, и ворон упал, нанизанный на нее. Он искренне удивился. Что плохого сделал он этим людям? Он ведь только наблюдал, как они сами убивают друг друга. А что питался их телами — так не пропадать же добру.

90. Мельницы

Идальго Алонзо Кехано по прозвищу Дон Кихот был побежден мельницами. Победив и искалечив его в бою, мельницы стали плодиться и размножаться. Одна за другой они обосновывались на окрестных холмах и махали своими крыльями. Мельницы плодили мельников в аккуратных колпаках с солидными животиками, которые сидели на порогах своих мельниц, грелись на солнышке и покуривали трубочки. Мельники приводили мельничих, широких в кости, основательных и необычайно сварливых. Мельничихи плодили мельничат, которые носились по лужам, потом набирались ума-разума и строили собственные мельницы. И вскоре на свете расплодилось столько мельниц, что последователям идальго Алонзо Кехано уже негде стало проехать.