Безопасное место - Роса Исаак

— Провианта здесь на месяц, а?

— На два, — ответил он не без сомнений.

Заодно в комнате было несколько металлических ящиков (наверняка там хранились инструменты и аптечка), мини-радиостанция, газовые баллоны и еще какие-то штуковины. На стене висели два охотничьих ружья. Для крупной дичи. Но беглым взглядом из коридора я не заметил ни трофейных чучел, ни фотографий с охоты. Значит, мы столкнулись с преппером жесткого типа. По спине у меня пополз холодок. Я представил, как он палит из окна гостиной. Заходит за винтовкой после ссоры с соседом-иностранцем в баре. Выслеживает бывшую жену у дома ее сестры. После семи-восьми банок пива, скуля и задыхаясь, приставляет ствол к своей же голове. Или угрожает мне, если в ближайшее время я не поставлю ему безопасное место либо не верну деньги.

— Я хочу подготовить эту комнату как следует, — сказал он.

Комнату на первом этаже? С окном? В здании из настолько дешевых материалов? Однако клиент всегда прав, так что я ему ответил:

— Это необычно, но мы, конечно, попробуем что-то сделать. Сюда можно поставить базовый модуль и не трогать при этом стены — они будут подкреплением.

Тут за дурацкой тонкой стенкой закашлял кто-то из соседей.

— Мне нужен щит, который выдержит что угодно, — заявил этот псих. — Чтобы никто не смог ко мне прорваться, даже если все здание рухнет.

Я очень хотел поинтересоваться: кто будет рваться в эту дерьмовую комнату, чтобы отобрать у него воду и банки с фрикадельками? Мне стало неловко, что я привел с собой Сегиса. Тот услышал мой разговор с этим чокнутым и наверняка подумал, что мне конец, что я только и могу, что обманывать психов и вдов. Тогда я дал волю плохому настроению и спросил в лоб:

— Мы ведь говорим о безопасном месте для двоих, правильно?

Несколько секунд парень молчал и глядел на меня так, будто я говорил с ним по-китайски. Мои слова так и прыгали у него в мозгу — «для двоих, для двоих, для двоих», — пока не закатились куда-то в уголок, такой же пыльный, как и коридор, и не остановились.

— Нет-нет, я, нет, я… — пробормотал бедолага и тут же переменил тон — Да, на двоих, само собой, безопасное место на двоих.

Дальше я унижать его не стал. У меня был соблазн спросить, не хочет ли он посоветоваться перед покупкой с женой, но я его пожалел. Я понимал глубину его раны, отвратительный всплеск сопереживания меня с ним объединил.

Но парень встряхнулся, чтобы вернуть себе и инициативу, и лицо; чтобы из разбитого человечка, которым он сейчас казался, снова стать непобедимым преппером, который открыл нам дверь. Он рассказал, что много лет был беззаботным, несознательным, потенциальным зомби, пока однажды не прочитал интервью с гуру выживания из США и не поискал еще информацию. Он заглянул на один форум, а потом проверил свой дом и осознал, что они с женой — наконец-то он назвал ее имя — не выживут дольше трех дней. «Это очень простое упражнение, каждый должен его проделать», — сообщил он нам. Всякому, мол, надо проверить свою кладовку и технику и посчитать, сколько дней он протянет, если вода и электричество вдруг отрубятся. Если за припасами нельзя будет выйти из дома. Люди вообще знают, сколько смогут протянуть без воды и еды? Мы что, не сталкивались с дефицитом по причине забастовок и снегопадов? У кого-то не припасено даже пол-литровой бутылки минералки! Они ждут, что когда наступит тот день — День! — то правительство прокатит по улицам цистерны и мешки с едой? Они смогут разводить огонь, залечивать переломы костей, останавливать кровь, принимать роды? Смогут защищать свои семьи от агрессоров, голодных и свирепых? Смогут убивать, чтобы спасти свою жизнь? Они бы не сумели даже винтовку зарядить: оттого, что показывают в кино, толку мало, винтовку заряжают не так; сказав это, он снял со стены ружье и провел мастер-класс. Сегис забавлялся этим зрелищем, а мне было страшно. Надо было валить как можно скорее.

Пока мы оформляли предконтракт, у парня еще оставалось время высказаться против правительства, этого и всех правительств, здесь и в большинстве стран: все эти беспечные верхи, чем они занимаются вместо того, чтобы просвещать население и распространять простейшие рекомендации по выживанию? Почему в школах не учат оказанию первой помощи, самообороне, навыкам выживания и тому, как развести огонь без зажигалки? Почему власти не строят убежища в национальном масштабе, почему застройщиков не заставляют включать их в комплектацию всех новых домов, как это уже делают агентства недвижимости с высокими доходами? Наверняка я знаю, что в Швейцарии во всех домах обязательно — о-бя-за-тель-но — должны быть бункеры для жильцов; это правило возникло во время холодной войны, но с тех пор не отменялось. Ну и головасты же швейцарцы — они умеют защищать и деньги, и население, их никогда не застанут врасплох, как нас. А мы разложимся, стоит только зомби тысячами перейти границу и нагрянуть на своих лодчонках, вплавь, перепрыгивая через проволочные заграждения; впрочем, им даже необязательно приходить, они уже здесь — мы, наверное, видели их по дороге сюда.

— Они повсюду, они захватили район, они купили, сняли и заняли квартиры, прибрали к рукам магазины и бары, а завтра, когда наступит День, они приползут, как животные, за моей водой и едой, но не смогут войти, не смогут меня достать. Для этого им придется снести все здание, а я все равно останусь здесь, в своем безопасном месте.

Выйдя от преппера, мы оглушительно, искренне и с облегчением расхохотались; хохот долго разбирал нас, мы высмеивали и пародировали чокнутого. Смех отца и сына, когда сыну уже достаточно лет для взрослых шуток, — это чудесно. Тогда смех становится еще одним проявлением привязанности. Заменяет поцелуи и объятия, которыми родители и дети с возрастом перестают обмениваться. Как мало мы с тобой смеялись вместе, старик, а о поцелуях и объятиях я вообще молчу. Каким строгим ты был с самого моего детства, каким показательно образцовым, причем двадцать четыре часа в сутки; сначала это была этическая и трудовая образцовость, а потом и предпринимательская, и я должен был брать с тебя пример: мол, учись у своего отца, смотри, как поступает твой отец, мотай на ус, иди по его стопам. Сам я, конечно, для Сегиса не пример, а временами даже наоборот — предостережение. Но мы смеемся с ним так много, всегда друг друга понимаем, чувствуем себя сообщниками, у нас есть свои шутки и свой язык. Развод и подростковый возраст пускай немного и отдалили нас друг от друга, но полностью мы контакт все равно не потеряли. Что ж, сообщничество обернулось утаиванием его дел от матери, но видишь, время от времени мы все еще смеемся от души, вот как сегодня, когда мы шли с одной встречи на другую. Ненадолго мы даже забыли о наших неприятностях: я — о финансировании, в котором банк мне отказал, а Сегис — о деньгах, которые он задолжал настойчиво названивающему человеку. И, конечно, о тебе.

Но тебе вечно во все надо влезть, так что тут мне позвонила Юлиана. Она явно нервничала: ты проснулся, опять сам не свой, и ей было страшно, что ты можешь опять куда-то помчаться. Слегка вздремнув, ты поднялся с дивана с новыми силами и теперь метался по дому, как животное в клетке; ты не таскался за ней, как всегда, прижимаясь к спине, мешая ей пройти, хватая ее за талию и выше, грязный ты старик, умный старик; теперь это она ходила за тобой из комнаты в комнату, потому что ты места себе не находил, бормотал себе что-то под нос, а сиделка в панике звонила мне.

— Думаю, ему не помешает прогуляться, Юлиана, — сказал я ей чуть ли не повелительно. Я тоже заволновался — мне страшно хотелось, чтобы ты снова двинулся к цели, рыл город своими когтями, тащил ее в то место, о котором знаешь, о котором знаешь только ты, хотя, может, до сегодняшнего дня ты о нем и не помнил. — Чтобы успокоиться, ему не помешает прогуляться.

Но Юлиана уперлась:

— Я не выведу его на улицу в таком состоянии, это может быть опасно; вы должны сюда прийти, — умоляло меня это прелестное создание. Сколько я ни просил ее быть со мной на «ты», она не соглашалась.