Общество самоубийц - Хэн Рэйчел

Тема была исчерпана, и все замолчали, пытаясь найти новую. В руках у некоторых появились планшеты.

— Ну как? — полушепотом, как заговорщик, спросила Натали. — Вы это видели? — она тряхнула пышными кудрями, от которых пахнуло кокосом. Шея у нее была упругая и гладкая. «Словно бок скаковой лошади», — подумала Лия.

— Что — это?

Натали закатила глаза и расправила плечи. «Левое плечо у нее чуточку ниже правого», — с удовлетворением отметила Лия. Она тоже выпрямилась, довольная тем, как шелковый топ без рукавов подчеркивает рельефность ее предплечий и симметричность ключиц.

— Это видео, конечно, — сказала Натали.

Все уставились в планшеты, а у Лии по спине пробежал холодок. Она вспомнила жесткий сверкающий взгляд самоубийцы, его непроницаемые глаза, рот, наполняющийся огнем, плоть, исчезающую в коричнево-черно-красных переплетениях дыма и пламени.

— О боже, — произнес высокий мужчина с гладкой, без пор, кожей цвета красного дерева. Он отхлебнул витаминного коктейля и слегка содрогнулся. — Натали, может, не надо об этом?

«Это новый жених Натали», — вспомнила Лия. Она исподтишка рассмотрела мужчину, оценив его вес, осанку, мышечный тонус. Отметила умные темные глаза, длинные ресницы, изысканную линию высокого лба.

— А что тут такого? Все сейчас только и думают об этом, — возразила Натали.

— Да уж, неудачно вышло, очень неудачно. Мы не можем не думать об этом, — согласился с ней Тодд.

— Вот именно! — в голосе Натали слышалось торжество.

— Он просто больной, — вставил кто-то.

— Отвратительно.

— Несанкционно.

— Это могут увидеть дети!

— Да что дети, это мы можем увидеть! Кто знает, сколько месяцев жизни теряешь, когда смотришь такое.

— Точно! Представьте, что при этом происходит с уровнем кортизола.

— Просто цирк какой-то.

— Да еще так ужасно! Меня тошнит, едва вспомню об этом.

Лия вдруг как наяву почувствовала едкий запах горящей плоти, уловила дым, который жжет глаза, заставляя их слезиться. Во взгляде самоубийцы читалась неведомая ей твердая убежденность и одновременно глубокая грусть. Внутри у нее что-то сжалось. «Это отвращение, — сказала она себе. — И страх».

— С тобой все в порядке, Лия? — спросил Тодд. — Ты что-то побледнела.

Все посмотрели на нее.

— Да-да, Лия, — подхватила Натали, изображая тревогу. — Раз уж Тодд сказал… Как у тебя с уровнем витамина D, дорогая? Могу посоветовать хорошую клинику, если твоя не очень.

— О, с уровнем витаминов у меня все прекрасно, — усмехнулась Лия, проигнорировав плохо скрытый выпад. — И спасибо, но я не собираюсь менять оператора. Мы с Джесси слишком давно знакомы — ее приписали к нашей семье, когда мою мать назначили старшим вице-президентом.

— Конечно-конечно, — Натали поджала губы и повернулась к остальным.

Будь поприветливее с людьми, от тебя не убудет. Хотя бы попытайся.

«Я пытаюсь, — подумала Лия. — Я пытаюсь». Внутри вспыхнуло раздражение. Она вспомнила лицо матери, тонкие грустные морщинки, идущие от уголков ее глаз. В голове снова зазвучал ее голос: «Морщины вызваны потерей эластичности кожи в результате износа. Их образование хотя и нельзя предотвратить, но можно задержать, если пользоваться „Восстановителями“».

Вечная мамина практичность. И не важно, что ее нет в живых уже несколько десятилетий. Спина у нее была прямая до самого конца, пушистые волосы оставались черными. Аккуратную сверхкороткую стрижку поддерживали ежемесячные визиты в парикмахерский салон. Кожа была гораздо эластичнее, чем у ее светлокожих ровесников, которые увяли на десятилетия раньше. Мышцы сохраняли упругость, ступни были гладкие и ухоженные, розовато-лиловые губы оставались полными. Таковы были преимущества поста генерального директора «Глобал Талант» и доступа к социальным гарантиям «Уровня 4».

Уджу умерла, когда ей было на сорок два года больше, чем Лии сейчас, в сто сорок два. Для поколения тех, кому было за шестьдесят, когда началась Вторая волна, результат хороший. Для Лии же срок жизни в сто сорок два года стал бы провалом. Теперь надо жить как минимум до трехсот.

Не трать зря то, что я дала тебе. Я ведь сделала для тебя все, чего не могла сделать для твоего брата. Теперь голос матери звучал совсем тихо, но Лия уловила в нем ту боль, которая всегда заставляла ее внимательно прислушиваться к маминым словам и грозила разбередить рану, так и не зажившую за столько лет.

Она обвела взглядом комнату — гладкие блестящие стрижки, лбы без морщин, прямые спины. Красивые богатые жизнелюбы негромко разговаривают, вежливо смеются и время от времени чокаются, звеня хрусталем. Лия посмотрела на витаминные коктейли премиум-класса, изящные бокалы, высокие потолки и прекрасный вид на город. Здесь обычно проводятся корпоративные мероприятия, но некоторым сотрудникам трастового фонда «ХелсФин», в котором она работала, разрешалось снимать это место для особых случаев.

Да, она ничего зря не растратила. «Мать наверняка гордилась бы мной», — подумала Лия.

«С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя, с днем рожденья, дорогая Лия!»

Раздались аплодисменты. Защелкали камеры, сверкнули вспышки. Лия улыбнулась, как учила ее Уджу восемьдесят восемь лет назад: «Глаза, обязательно включай глаза, иначе кажется, что улыбка фальшивая».

Она взяла нож и взрезала нижний ярус торта. Полистирол пронзительно заскрипел, когда через него проходил пластиковый нож, и Лия мысленно поморщилась, но улыбка с ее лица не сошла.

Глава вторая

По тротуару двигался сплошной поток коричневого и серого. Мужчины и женщины в пиджаках шли абсолютно одинаково — прижав локти к бокам, опустив головы, устремив взгляд на пятки человека впереди, точно так же спешащего на работу.

Лия не знала, что заставило ее поднять голову. Может, что-то в воздухе — запах лета, переходящего в осень, первый порыв прохлады, коснувшийся ее щек. Может, изящные лодыжки шедшей перед ней женщины, обтянутые темной сеткой чулок. Или остаток возбуждения от вчерашней вечеринки в честь дня ее рождения, или внезапное желание охватить взглядом улицу целиком и бледно-голубое утреннее небо над ней.

Увидев его, она чуть не задохнулась. Он переходил улицу, по которой она как раз шла. Двигался медленно, не осознавая, какой беспорядок вносит в поток пешеходов. Люди сбивались с ритма, сходили с отработанного маршрута, и было заметно, насколько они раздражены. Лия прямо-таки слышала, как они нетерпеливо прищелкивают языками и вздыхают. А он, похоже, ничего не замечал — так и шел себе неторопливо, один тяжелый шаг за другим.

Этот старик, не замечавший окружающих, никак не мог быть ее отцом — и все же она не отрывала от него глаз. Отметила, что его когда-то черные волосы выцвели до седины, стали редкими, а их нестриженые кончики завивались у морщинистой шеи. Увидела, как он опустил когда-то массивный подбородок на грудь и зажал рукой нос, будто собрался нырять. До боли знакомый жест.

В груди резко заныло. Что-то давило на диафрагму и сжимало горло. Прошло восемьдесят восемь лет с тех пор, как он ушел, не попрощавшись, и вот он здесь. Через дорогу от Лии, будто никуда и не уходил.

Отпусти его. Это Уджу сказала двенадцатилетней Лии. Нам надо его отпустить. После того, что он сделал, так будет лучше. Ему нет места в твоей жизни.

Толпа уносила старика все дальше и дальше, хоть он и двигался очень медленно. Он уже перешел дорогу и уходил вдаль по другой стороне улицы. Скоро он скроется из виду.

Мать была права тогда и почти наверняка права сейчас — особенно сейчас. Все, ради чего Лия так упорно работала много десятилетий подряд, должно было вот-вот принести плоды. Она добилась этого благодаря матери, благодаря дисциплине, которую та в ней воспитала, но еще и вопреки отцу, вопреки всему, что он сделал и кем был.

Лия сильно прикусила шеку изнутри, втянув мягкую плоть между зубов. Она начала проталкиваться через толпу.