Голоса летнего дня. Хлеб по водам - Шоу Ирвин

– Бен… – Он почувствовал, что кто-то взял его за руку, и переложил бокал с мартини в другую. Это была Сьюзан Нойес-Федрова, бывшая жена Луиса, первая из трех жен, которыми брат поочередно обзаводился на протяжении своей бурной романтической жизни. Он обернулся и поцеловал Сьюзан в щеку. Поцелуй вышел неискренним, но довольно дружелюбным. Сьюзан была хорошенькой женщиной с искусно выкрашенными каштановыми волосами и темными тоскующими глазами итальянской сироты. У нее были пухлые, почему-то всегда дрожащие губы, которые, даже когда она смеялась, заставляли собеседника вспомнить слово «поражение». – Бен, – спросила Сьюзан, – а Луис придет?

– Нет, – ответил Бенджамин. – Не думаю.

– Он счастлив? – спросила Сьюзан.

Бенджамин задумался. Он понимал, что имеет в виду Сьюзан. Сьюзан вовсе не хотелось знать, счастлив ли Луис потому, что дела у него идут успешно. Или потому, что он дошел до полуфинала в игре в сквош, или же сколотил толику денег на бирже. Или же кандидат, за которого он голосовал на выборах, победил. Нет, ничего подобного. Когда Сьюзан спрашивала: «Он счастлив?» – ей хотелось знать, счастлив ли он с женщиной, занявшей ее место… И не более того. Она знала, какой ответ хочет услышать. И Бенджамин тоже знал. Нет, он не был настолько бессердечен, чтобы ответить Сьюзан, что да, Луис очень счастлив со своей молодой женой, с которой прожил всего три месяца. Губы задрожат еще сильнее, в сиротских глазах промелькнут воспоминания о всех потерях в ее несчастной жизни. И Бенджамин неопределенно пожал плечами.

– Сложно сказать, – ответил он.

– Говорила с ним на прошлой неделе по телефону. Знаешь, он почему-то отказывается меня видеть. Даже на ленче, – сказала Сьюзан. – И это несмотря на то что нам с ним надо так много обсудить! И я понимаю, что удерживает его от этого. – Уголки мягкого обиженного рта многозначительно дрогнули. – Он говорил со мной так напряженно, так нервно, Бен. Ужасно нервно. Он меня беспокоит. Думаю, ему надо показаться психоаналитику. У меня есть один очень хороший специалист. Луис должен хоть один раз встретиться и поговорить с этим человеком. А тебе не кажется, что он должен показаться психоаналитику?

– Может, нам всем уже давно пора показаться психоаналитику, – сказал Бенджамин. Допил мартини и потянулся за вторым. Как только люди начинают подумывать о разводе, тут же принимаются зазывать друг друга к психоаналитику.

– Он твой брат! – с упреком заметила Сьюзан. – Я здесь вообще ни при чем. Мое дело сторона. Но ты должен, просто обязан проявить хоть какой-то интерес. Он на грани нервного срыва!

– Вот как? – сказал Бенджамин. – Что ж, проверим.

– Мне очень не хотелось этого говорить, Бен, – не унималась Сьюзан, намертво вцепившаяся ему в руку, – но у вас страшно сложная семья. В вас обоих есть нечто такое… холодное, что ли. И вообще вы очень похожи. Оба привлекательны. И так холодны! Полагаю, во всем виновата ваша мать.

– Мы ей так и говорили, – сказал Бенджамин. – Много раз. Но не помогает.

– Ты в точности такой же, как и он! – Казалось, Сьюзан сейчас разрыдается над своим мартини. – Только и знаете, что отпускать шуточки по любому неподходящему поводу!

– Мы действительно ужасные люди, Сью, – сказал Бенджамин. – И каждый божий день напоминаем друг другу об этом. – «Господи, – подумал он, – какая умница Луис, что избавился от этой, этой…»

– И знаешь, я просто счастлива, что избавлена теперь от всего этого, – сказала Сьюзан. – О!.. – Она смотрела мимо него, в сторону двери. – Кого я вижу! Твоя большая любовь!..

Бенджамин нарочито медленно отпил глоток мартини, затем обернулся, ожидая увидеть мужчину, за которого собралась замуж Ли. Но то была вовсе не Ли, а девушка по имени Джоан Паркс, экстравагантно загорелая, экстравагантно черноволосая, с экстравагантно соблазнительными формами. И одевалась она тоже очень экстравагантно, используя африканские орнаменты, наряды типа сари, а также тесно облегающие талию и грудь ситцевые платьица с пышными, сборчатыми, на австрийский манер, юбочками. Она была глупа, истерична и отчаянно соблазнительна – по крайней мере на взгляд Бенджамина. Года два назад Бенджамин, пока Ли была в отъезде, преследовал Джоан целых три месяца. Гонялся за ней, движимый самым примитивным нескрываемым и безнадежным вожделением. И теперь, едва завидев Джоан, вплывающую в комнату, испытал примерно те же чувства. И понял, что ничуть не изменился с тех пор. Правда, тогда ему даже ни разу не удалось поцеловать ее. Он возил эту девицу по театрам, приглашал на обеды, водил в художественные галереи и на концерты. Однажды даже отвез на уик-энд в Виргинию, а она, эта сучка, ни разу не позволила себя поцеловать! Она, видите ли, не имеет дела с женатыми мужчинами – именно так выразилась тогда Джоан. И если бы это было правдой! Он лично знал двух женатых мужчин, с которыми у нее была связь. Но с ним она действительно «не имела дела». Это правда.

– Даже ни разу не прикоснулся к этой дамочке, – сказал он Сьюзан.

– А люди говорят совсем другое, – заметила она.

– Некоторые люди говорят, что Земля плоская, – огрызнулся Бенджамин. Нет, никакой надежды объяснить бывшей жене брата истинную подоплеку своих отношений с Джоан Паркс у него не было. Он даже самому себе не мог толком это объяснить.

И тем не менее ему было приятно видеть Джоан. Чисто машинально, прекрасно понимая, что Пегги не сводит с него глаз, копит улики для предстоящих объяснений, он двинулся к Джоан. В тот вечер она была обернута в целые ярды какого-то розового газа – так по крайней мере выглядел этот наряд на первый взгляд. А прическу она украсила какими-то мексиканскими штучками. Кавалером ее оказался англичанин, киноактер, с которым Бенджамин был знаком. Киноактер был веселым человеком, знал множество неприличных и глупых анекдотов, и говорить с ним о чем-то серьезном было просто невозможно. Медленно приближаясь к парочке, Бенджамин решил, что они и есть самые подходящие люди, которых можно пригласить пообедать с ним и Пегги после коктейля. Неудача, постигшая его с Джоан, как бы давала на это право, и ничего предосудительного в том, что они посидят где-нибудь за столиком вчетвером, он не видел. К тому же на актера всегда можно было положиться – он умел перевести беседу в легкомысленное русло. А потому выяснение отношений с Пегги будет просто невозможно.

Не прикасаясь к Джоан, он сказал ей: «Привет!» – пожал руку актеру.

– Что это у тебя в волосах? – спросил он Джоан.

– Нравится? – улыбнулась она в ответ. Голосок у нее был какой-то детский, тоненький, к тому же она немного шепелявила.

– Ужасно нравится, – ответил Бенджамин. – И все же хотелось бы знать, что это такое?

– Ацтекские четки, старина, – ответил актер. – Просто удивительно, до чего ты невежественный тип! Чем же еще может украсить прическу девушка, как не четками ацтеков? И чему только тебя в школе учили?

Мужчины засмеялись. Джоан с достоинством дотронулась до штуковины в волосах.

– Все вы, мужчины, одинаковы, – сказала она. – Хотите, чтоб я выглядела как все.

– Хоть сто лет старайся, но выглядеть как другие ты никогда не будешь, – сказал Бенджамин.

– Прямо не знаю, как прикажешь это воспринимать. Как комплимент или наоборот, – сказала Джоан. – И вообще ты последнее время такой враждебный…

– Джоан употребляет слово «враждебный», – объяснил Бенджамин актеру, – когда хочет сказать, что ты за последние два месяца не звонил ей минимум по три раза в неделю.

– А ты изменился, – с упреком заметила Джоан. – Не ухаживаешь за мной больше. Ты отдалился от меня.

Он понимал, что это шутка. Но шутка лишь наполовину. Она его не хотела. Но не хотела также, чтоб он оставил ее в покое.

– Ладно, – сказал Бенджамин. – Постараюсь исправиться. Приглашаю вас обоих на обед, как только закончится это мероприятие.

– О, какой ты милый! – воскликнула Джоан и дотронулась до его руки. Привычный порядок вещей был восстановлен, приглашения возобновились. А с ними, как ей казалось, и зависимость Бенджамина от всех ее капризов и прихотей. Они договорились дать друг другу условный знак – как только поймут, что можно удалиться, не обижая при этом хозяев.