Двойной контроль - Сент-Обин Эдвард

– Passeport, s’il vous plaît, monsieur.

– Ah, excusez-moi! [21] – сказал Джон, вручая паспорт полицейскому в стеклянной кабинке.

Билл Мурхед стоял у багажной карусели, высматривая свои чемоданы и сожалея о костюме небесно-голубого льна, приобретенном в качестве омолаживающего подарка, потому что обновка, как выяснилось, нещадно мялась и складок на ней сейчас было больше, чем морщин на привлекательном, но измятом жизнью Билловом лице. Кэролайн, судя по всему, сошла с ума. После тридцати лет цивилизованной супружеской жизни он внезапно получил письмо из юридической компании, с перечислением тягот, невзгод и унижений жены, вызванных его неверностью. «О женщины, вам имя – вероломство!» [22] Она явно дожидалась продажи оставшейся половины акций «ЭвГенетики». Коварная стерва! Она прекрасно знала, что всю жизнь он хотел выйти на пенсию и жить в особняке, приличествующем оксфордскому профессору, возведенному в рыцарское звание (или хотя бы с великолепной деловой хваткой). Когда представился шанс приобрести «Литтл-Сортингтон», обанкротившуюся гостиницу, которую надо было отреставрировать, чтобы она вновь стала величественным особняком на окраине очаровательной котсуолдовской деревушки, Билл Мурхед мигом ее купил. К гостинице прилагались земельные участки: деревенское крикетное поле с черно-белым павильоном, бóльшую часть года пребывавшее в вечной спячке, безмолвно ожидая звонких ударов биты по мячу и восторженных возгласов из-за выведенного из игры бэтсмена или разрушенной калитки; три обширных луга, отданных в аренду местным фермерам под выпас скота, и, разумеется, великолепный сад; роща в дальнем конце сада и речушка, почтительно струящаяся по территории поместья, а затем разносящая сплетни и слухи по деревне, под двумя живописными каменными мостиками, пригодными лишь для одностороннего движения. Кэролайн требовала у мужа половину совместного капитала, прекрасно зная, что этим подрывает мечту всей его жизни. Нет уж, Литтл-Сортингтон он отдавать не собирался. Он по-прежнему оказывал консультационные услуги «ЭвГенетике», сохранил за собой кабинет и преимущественные права члена совета управления колледжем, а также решился на довольно дерзкий шаг, который намеревался хранить в тайне до тех пор, пока не завершится бракоразводный процесс, – выразил свою готовность занять, за весьма внушительную сумму, пост заслуженного приглашенного профессора в Эр-Риядском университете, сроком на пять лет. Почему бы и не проводить унылые британские зимы в столице Саудовской Аравии, а потом возвращаться к звукам биты и мяча, к долгим летним вечерам и к великолепным воскресным пирушкам с великолепными друзьями в великолепном особняке.

«Ничего у тебя не выйдет, Кэролайн, – думал Мурхед, волоча дребезжащий чемодан по пустынному таможенному коридору. – Может, я и окровавлен, но не склонен» [23].

В зале ожидания частной авиации аэропорта Ниццы Джейд встречала важных гостей Хантера в сопровождении двух молодых людей из обслуживающего персонала «Яркого солнца» – их легко было отличить по форменной одежде: рубашки цвета хаки с коротким рукавом и алым солнечным символом, вышитым на кармашке. Обычно она не ездила в аэропорт, но Хантер попросил ее позаботиться о Люси и ее приятелях из Англии. Джейд знала всех многочисленных женщин Хантера; они были переменными, она – постоянной. С новыми увлечениями босса она держала себя вежливо, дружелюбно, но без фамильярности, по-родственному обходительно, но без назойливости, а если считала, что с одним из них покончено (в этом она никогда не ошибалась), то жестко, но без грубости. С теми, кому не давали полную отставку в том или ином часто посещаемом городе, Джейд была неизменно вежлива, но не забывала напоминать, что, учитывая строгое расписание Хантера, бесполезно ожидать от гениального человека сколько-нибудь постоянных отношений, тем более на равных. Сама Джейд переспала с Хантером, но не предъявляла никаких требований и не выказывала ни ожиданий, ни излишних проявлений чувств, ни ревности. Однако же медленно и постепенно она его захомутает и окажется единственной женщиной, на которую он во всем может положиться.

– Люси! Привет, я Джейд. После нашего обмена мейлами кажется, что мы давным-давно знаем друг друга. Я так рада! Добро пожаловать во Францию! А вы, наверное, Оливия и Фрэнсис. Очень приятно познакомиться. Хантер прислал за вами свою личную машину, поэтому давайте-ка пойдем отсюда поскорее, пока другие гости не взбунтовались, узнав, что их повезут не в кабриолете «бентли». Жиль ждет на стоянке. Не волнуйтесь, ваш багаж доставят отдельно.

Джейд надела темные очки и повела всех к выходу. От нее было трудно оторвать взгляд: блестящие черные волосы, белая футболка с прорехами в стратегически важных местах, демонстрировавшими промельк совершенного тела, узкие черные джинсы, искусно обтрепанные у щиколоток, и винтажные кремовые кроссовки.

– Ah, Gilles, voici les invités spéciaux de Monsieur Sterling.

– Enchanté [24], – ответил Жиль, открывая заднюю дверцу для Люси.

Оливия обошла машину и села на заднее сиденье с другой стороны, а Фрэнсис устроился на переднем сиденье.

– До встречи в «Ярком солнце», – сказала Джейд. – Приятной поездки.

– Значит, керамический тип летит сам, – уточнил Хантер, просматривая список гостей в тени глициний на уединенной веранде.

Воздух был неподвижен, а далеко-далеко, за краем огромного газона, моторная лодка медленно вспарывала шелковистую поверхность залива.

– Да, – ответил Сол. – Это не тот, который прибывает коммерческим рейсом, и не тот, который прибывает частным самолетом. У него есть удостоверение пилота и свой собственный аэроплан.

– Знаю, – сказал Хантер. – А он унаследовал капитал или до брони изобрел что-то еще? И вообще, странное имя – Марсель Цин. Он китаец?

– Да там странная история, – сказал Сол. – Марсель – всем французам француз. Окончил престижные учебные заведения: Лицей Генриха Четвертого, Высшую нормальную школу, носит черные вельветовые костюмы, круглые очки в черепаховой оправе, замысловатые шарфы и все такое, но его дед-китаец в молодости был поваром французского семейства в Шанхае. Когда японцы вторглись в Маньчжурию в тысяча девятьсот тридцать третьем году, французы бежали, прихватив с собой повара, потому что не могли жить без его цыпленка генерала Цо. Пять лет дед Марселя служил у них в Париже, но однажды глава семейства расстался с любовницей, а та знала, что от потери повара он не оправится, поэтому профинансировала первый ресторан деда Марселя. В конце восьмидесятых годов прошлого века старик был владельцем пяти первоклассных парижских ресторанов. Отец Марселя, из уважения к памяти родителя, дождался его смерти, а потом превратил древний тайный рецепт цыпленка генерала Цо в замороженный полуфабрикат, который пользуется огромным успехом в любом супермаркете.

– То есть больше сорока девяти процентов компании он не продаст.

– Все зависит от стоимости производства, – объяснил Сол. – Марсель хочет доказать отцу, что можно сколотить состояние не на замороженных продуктах, а на чем-нибудь погламурнее, но вряд ли ему хватит средств построить завод и запустить полный производственный цикл.

– Понятно. А что с Джоном Макдональдом? Его можно перекупить? И если да, то нужно ли?

– С ним прямо противоположный случай, – сказал Сол. – Приобрести его компанию можно по цене заброшенной лачуги батрака. Проблема заключается в том, что до практического применения там пока далеко, но инвестиционный потенциал искусственной жизни может быть огромен. С другой стороны, если окажется, что это модель самой жизни, то мы попадаем на территорию Генома Человека. Если помнишь, Клинтон не позволил Крейгу Вентеру запатентовать гены и генетические структуры, так что вложенные триста миллионов долларов пропали зря. Правительство на словах ратует за бизнес, но когда дело касается секрета жизни, то капитализм – просто попрошайка на обочине, которого все обходят стороной.