– Чем ты недоволен, Александр Сергеич? – поинтересовался я. – Кто тебя так завёл с утра пораньше?
– Кто? Люба, <самка собаки> драная, чтоб её <нецензурные подробности извращённого полового акта>! Без десяти восемь вызов дала!
– А какой вызов-то?
– Психоз.
– Ну так это же по профилю, чего ты возмущаешься?
– Иваныч, я повторяю: без десяти восемь, за десять минут до конца смены вызвала! Это нормально? Что, вызов не мог повисеть лишние десять минут? Короче, он буйный, агрессивный, на мать с ножом кидался, она убежать успела. Ну мы полицию, конечно, вызвали. А пока их ждали, смотрим, из окна дымок пошёл. Полицейские приехали, взяли у матери ключ, открыли и заломали его. Оказывается, он газеты на полу поджог, но мы быстро потушили, без пожарных обошлись.
– Ну ребяты, не можете вы без веселухи!
– Пойдём сейчас переработку оформлять. Жалко, что Люба с Галей уже ушли. Но ничего, я в следующий раз на них оторвусь.
Наше скучное безделье прервал вызов: порезал вены мужчина тридцати шести лет в восьмом отделении областной психиатрической больницы.
Встретила нас санитарочка и проводила в нужную палату, где находились врач и медсестра со скорбными лицами. Виновник торжества, зеленовато-бледный, с заострившимися чертами лица, лежал на пропитанной кровью постели. Сознанием даже и не пахло, попытки растормошить оказались безрезультатными. Оба предплечья были хорошо забинтованы.
– Как так получилось-то? – спросил я.
– Он разбил стеклянную бутылку для мочи, лёг под одеяло и порезался, – ответила медсестра.
– Ран много, и все очень глубокие, – добавила врач. – Видать, на совесть старался. Давление восемьдесят на ноль, хотели капельницу поставить, но не получилось подколоться, все вены попрятались.
Н-да, ситуация была беспросветно удручающей. Прежде чем везти, надо хоть как-то стабилизировать больного. Для этого нужно лить и лить бурным потоком, чтоб объём циркулирующей крови повысить. А куда лить-то, если вен ни х***ена нет? Руки все изрезаны, там бесполезно что-то искать. На ногах пусто, как будто сосудов там отродясь не бывало. Единственной соломинкой, за которую можно попробовать ухватиться, была наружная яремная вена. Вот только её катетеризация имеет множество нюансов и минусов. Поскольку Дзен не приветствует подробные инструкции по выполнению медицинских манипуляций, я их пропущу. Скажу только, что поставить катетер мне удалось. На фоне инфузии давление поднялось совсем чуть-чуть и сознание не вернулось. Но тянуть время смысла не было и полетели мы со светомузыкой в хирургию. Однако же не довезли. Когда до больницы оставалось всего ничего, выдал он остановку сердца и дыхания. Реанимация оказалась безуспешной, а потому свезли его в судебный морг.
Всё случившееся для больницы было настоящим ЧП. Какие-то странные там порядки. Всё, чем можно нанести повреждения, находится под запретом, в том числе бьющаяся посуда. А вот бутылки для сбора мочи проморгали, как будто нельзя их разбить. В общем, нужно ожидать, что головы виновных и до кучи невиновных дружно полетят. Да, не зря у врача с медсестрой была на лицах скорбь.
После освобождения получили вызов на боль в груди у женщины сорока одного года. Но вдруг его отменили и дали другой: травма спины у мужчины тридцати двух лет. Ждал он нас в заброшенном деревенском доме за городом. Вызвал знакомый. Ехать было достаточно далеко, никак не меньше получаса, и вновь я недовольно заворчал. Дело в том, что до этой деревни ближе всего добираться с четвёртой подстанции. Однако вызвали не тамошнюю бригаду, а нашу, хотя находились мы никак не по пути. Всё это говорит о крайне нерациональном использовании бригад. Вызов впихивают первой попавшейся, без учёта её местонахождения.
Прибыли мы в полумёртвую деревеньку. В давние благословенные времена она не просто жила, а, можно сказать, процветала. И никакой не деревенькой была, а крупной цивилизованной деревней со своими начальной школой и ФАПом. Теперь же всё пришло в полнейший упадок. Бывшее поле поросло кустарником и мелколесьем. Многие дома заброшены и выглядят жалко. А в приличных, в основном, дачники живут.
На въезде нас встретил молодой мужчина в камуфляжном костюме и, сев в нашу машину, показал путь.
Подъехали мы к заброшенному покосившемуся дому почти на краю деревни. Еле пробрались туда сквозь бурьян и цепкий кустарник. Пострадавший лежал в сенях, на поваленной деревянной лестнице. А сверху нависал проломленный лаз на чердак.
Не понимал я, что там забыли двое приличных трезвых мужчин, совершенно не похожих на маргиналов.
– Вы хоть расскажите, что случилось? Как вас сюда занесло?
– Да мы на досуге копом занимаемся, старину ищем с металлоискателем, заброшки обследуем. Андрей на чердак полез, а под ним всё проломилось, и он спиной на лестницу грохнулся.
Тут подал голос сам Андрей:
– Мужики, я, наверно, позвоночник сломал, – с трудом сказал он, морщась от боли.
– Ноги чувствуешь? – спросил я.
– Они вроде как онемели, но пока не пойму…
– Покажи примерно, где болит?
– Чуть повыше поясницы.
А далее была настоящая веселуха: переноска весьма крупного мужчины на спинальном щите, который тоже лёгкостью не отличается. Причём несли мы его по каким-то кочкам и рытвинам, поросшим высоким бурьяном. Когда Андрея переложили на носилки-каталку и загрузили в машину, я попробовал облегчённо выдохнуть и расслабиться. Но с первого раза ничего не получилось. Душила одышка, в спину словно раскалённый штырь воткнули, а руки безобразно дрожали. К счастью, всё это минут через десять прошло, и я более детально осмотрел Андрея. Чувствительность в ногах была значительно нарушена. Он реагировал лишь на достаточно сильные покалывания, а простых прикосновений и щекотки попросту не замечал. Да, было понятно, что повреждён позвоночник. Конкретизировать вид повреждения я не стал, поскольку без рентгена ничего внятного сказать нельзя.
Поинтересовался я «уловом» и оказалось, что отыскали они всего-то три монетки раннего советского времени и множество всякого металлического хлама. И что, стоило калечиться ради этого? Хотя даже самый наиценнейший клад не вернёт утраченного здоровья.
Следующим вызовом был психоз у мужчины сорока четырёх лет. Вызвала полиция.
Как водится в подобных случаях, дверь была не заперта. Войдя в квартиру, увидели мужчину в застёгнутых сзади наручниках, сидящего в кресле. Громко и монотонно он вещал что-то на религиозную тему, ни к кому конкретно не обращаясь. Трое полицейских и рады бы не слышать этих излияний, но деваться было некуда. Поэтому на их лицах застыло выражение ноющей зубной боли.
Из кухни выглянула невысокая, худенькая, коротко стриженная женщина с веснушчатым нервным лицом.
– Идите сюда, – позвала она нас. – Я никак не могу в себя прийти…
– Извините, а вы ему кем приходитесь?
– Ой, как сказать-то… Сожительницей назваться не могу, потому что вместе мы не живём, а так, встречаемся время от времени. Точнее я всегда сама к нему прихожу. Мы весной в храме с ним познакомились. Если честно, то он меня больше заинтересовал не как мужчина, а как умный человек со своей религиозной философией…
– Простите, пожалуйста, давайте мы уже к сути перейдём. Что сегодня случилось?
– Ну если коротко, то я сегодня пришла и сразу увидела, что он какой-то не такой. Смотрел на меня очень странно. Потом начал что-то про бога и дьявола говорить, но я так и не поняла ничего. Вдруг он сзади меня за шею обхватил и стал мне воду из бутылки в рот заливать. Я перепугалась, подавилась, но как-то получилось вырваться и на улицу выбежать. За дом забежала, потихоньку посмотрела, не выбежал ли он, чтоб меня догнать. Но не было его. Я сразу в «скорую» позвонила, всё рассказала, а мне велели сперва полицию вызвать.
– А вы не в курсе, он у психиатра не наблюдается?
– Да, в курсе. Он и не скрывал, что на учёте стоит и в психбольнице не один раз лежал. Но вы понимаете, он, конечно, со странностями, но раньше никогда так себя не вёл. Никакой угрозы я от него не чувствовала.
