Истории замка Айюэбао - Вэй Чжан

Чуньюй Баоцэ вышел из комнаты со стаканом в руках и, немного поколебавшись, вызвал лифт и поднялся наверх. Как и следовало ожидать, Куколка спала крепким сном. Комнату наполнял аромат абрикоса, который исходил от её тела. Он всегда считал, что этот её характерный аромат не только прекрасен, но и бесконечно ценен. Он однажды попытался вспомнить всех женщин, которых ему доводилось знать, и от каждый исходил совершенно отчётливый запах: вонючего доуфу, нежный грибной запах, запах ржавчины; от Комиссара несло низкосортным табаком с примесью запаха пороха, по которому становилось понятно, что она из профессиональных вояк. Когда Чуньюй Баоцэ присел на краешек кровати, Куколка уже открыла свои большие ясные глаза. Он нагнулся к ней пониже, надеясь разглядеть прелестную, чуть полноватую бороздку между носом и верхней губой. Куколка медленно поднялась в постели, даже не протерев глаза, и радостно глядела на сидящего перед ней мужчину. Он ощутил мощный прилив жизненных сил; это было лучшее средство, чтобы рассеять дурное настроение. Посидев немного, он глубоко втянул в себя воздух и выдохнул:

— Наверное, я и впрямь постарел.

— Ну что вы.

Он взял в горсть её волосы, а другую руку положил на её чистый лоб:

— Не спится мне, о Комиссаре думаю. Стоит закрыть глаза, как тут же возникает её образ: как она идёт впереди, обутая в широкие кожаные сапоги, с двумя пистолетами за поясом. Правильно она сказала: человеческая жизнь — это в конечном счёте одна большая война.

Куколка слушала, включив свет в изголовье кровати, чтобы лучше его видеть. Она как будто впервые увидела у него на лице лёгкий пушок вокруг глаз, придававший ему странноватый вид. Испугавшись, она потушила свет. Предрассветный воздух, казалось, приобрёл серовато-зелёный оттенок мха, покрывающего холм, на котором был выстроен замок. Дыхание у Чуньюй Баоцэ стало тяжелее, и в душе Куколки возникло тревожное предчувствие неминуемого несчастья. Этими звуками мужчины обычно сопровождают свою борьбу с сонливостью. Она знала, что как только он начинает сопеть, как паровоз, женщине следует оставить его в покое. Но в этот раз она ошиблась: он лишь положил свои тяжёлые ручищи ей на плечи и поник головой, как увядший кукурузный початок.

— Меня разбудил страх, — сказал Чуньюй Баоцэ, прижавшись к её груди. Ей хотелось переспросить: «Кошмар приснился?» Но не успела она открыть рот, как он поспешно продолжил, незаметно для себя опуская голову ещё ниже: — Я давно прогнал от себя эти сны, и они ждали в стороне, чтобы окружить меня с приходом осенних ветров. Я сплю беспокойно, кажется, что в темноте на меня смотрят чьи-то глаза, а в них — злость и ледяной холод. Как было бы здорово, если бы Комиссар тоже жила в замке: она всегда клала под подушку свой пистолет. Если злость станет ещё сильнее, она просто поработит замок. Бывало, по ночам Комиссар бодрствовала, курила и выпивала, расхаживала по комнате с обнажёнными плечами и рассказывала о временах вооружённых стычек в горах. Дела корпорации «Лицзинь» только начинали идти в гору, на шахтах удалось захватить золотую жилу, несколько крупных производств развивались и расширялись, также подключились морские перевозки и сфера недвижимости, споры с банками и таможней, — со всем этим комом управляться было раз в десять сложнее, чем с Саньдаоган. Несколько человек умерло, многие погибли безвинно. Я за свою бродячую жизнь повидал много чего, но в те дни был напуган так, что не мог спать по ночам. С Комиссаром мы от нечего делать не вылезали из постели. Там она вела себя как опытный солдат на поле боя: с полными раскрасневшимися бёдрами, верхними зубами она закусывала нижнюю губу, и порой муштровала меня так, будто смерти моей хотела. Однако за этими занятиями я забывал обо всех пугающих меня вещах, бессонница ушла, и я стал высыпаться. Да, моя весенняя куколка, я тебя ни капли не обманываю: стоило мне учуять её солодовый аромат, как я тут же обо всём забывал. Если бы Комиссар меня сейчас услышала, она бы мне губы заштопала, чтобы не болтал, но я всё равно скажу: как известно, «успех генерала строится на погибших солдатах», а я бы перефразировал это так: «богатства одного вырастают на смертях сотен»! Десять лет назад в «Лицзинь» случился бунт: в корпорацию под шумок внедрился замдиректора чужой компании. Сотрудники, обнаружив это, возмутились, заперли его в подвале, подвесили и избили. А тот с каждым ударом становился всё непреклоннее, так и не раскололся, прямо как герои-мученики в фильмах. Угадай, что он говорил? Он говорил, что все здания корпорации «Лицзинь» построены на костях! После того как его избили до полусмерти, он тяжело заболел и меньше чем через два месяца умер. Я узнал обо всём уже задним числом, наказал участников побоев, а семье умершего выделил денежное пособие. Столько лет прошло, а сказанные им слова всё не выходят у меня из головы; посеянные тогда, они, может быть, однажды прорастут и будут дарить мне прохладу…

Куколка заметила, что волосы его взмокли от пота. Она похлопала его по спине:

— Я понимаю вас как никто другой, председатель. Скажу откровенно, на свете уже не осталось людей столь же благородных, как вы. Вы так искренни и непосредственны, как ребёнок. Говорят, такие люди — перерождения бодхисаттв^[22]. Вы столько денег отдали на благотворительность за все эти годы, пахали как вол, не знающий усталости. «Лицзинь» прошла непростой путь к нынешнему успеху, это и впрямь была настоящая битва, — а на войне, как известно, жертв не избежать. Но вы не запачкали свои руки в крови, а всех, кто ради собственной выгоды притесняет других, вы воспринимаете как своих кровных врагов! Не только вы, но даже гендиректор Подтяжкин и его зам, а ещё секретарь Платина, — всех их вы научили милосердию, все они добры. Хоть до вас им далеко, но всё же это люди редких душевных качеств.

Чуньюй Баоцэ растерянно смотрел на неё, будто только пробудился ото сна. Он подошёл к окну и стал наблюдать, как ветви и листья деревьев колышутся на ветру, а затем поднял голову и посмотрел на серебристую луну, висящую в западной части небосвода. До чего же долгая ночь! Однако он бы с радостью её продлил — пока где-то очень далеко не забрезжит заря и не появится смуглая старуха, громкими шагами направляющаяся к замку. «О, Комиссар! Вернулась наконец. Пойдём сперва навестим Цветочную Госпожу, — сказал бы он жене. — Она — главный дух этого замка, ей давно хотелось познакомиться с хозяйкой». «А разве хозяйка — не эта вот дама, по прозвищу Куколка? Пудришь мне, старухе, мозги своей маленькой тёлкой!» «Да разве я посмел бы, это же совсем другое…»

Когда он представлял себе, как будет встречать свою супругу после её возвращения с Британских островов, в глазах его пылал жар. Он поднял глаза к потемневшему в мгновение ока ночному небу и обнаружил, что всё оно усыпано звёздами.

— Управляющая Куколка, — ты уж извини, что я к тебе по званию обращаюсь, — повернулся он к ней, — просто мне нужно сказать тебе нечто очень существенное. Прошу тебя запомнить то, что я скажу. А скажу я вот что. Речь, которую ты только что произнесла, звучала чересчур хвалебно, но в целом реальных фактов относительно корпорации ты нисколько не исказила. Как ты и сказала, все компании, входящие в корпорацию, действуют в соответствии с законами и уставом, не переступают пределы дозволенного и пестуют в себе самодисциплину…

Куколка нахмурилась, с трудом скрывая удивление, но потом заулыбалась.

— Прошу быть посерьёзнее. К примеру, те несколько людей, которые решили, что вправе лишить человека жизни, в итоге плохо кончили. Согласно отчёту Подтяжкина, когда они были с инспекцией в шахтах, там произошла катастрофа. Вот так одним махом было покончено со всеми — как говорится, от небесного возмездия никому не убежать. У моего внука Чуньюй Фэньфана не зря имя бабское, он тогда, как баба, сопли распустил, но я его быстро унял: «Нечего оплакивать этих преступников, они понесли заслуженную кару! Напоминаю тебе, Подтяжкин, хоть ты и занимаешь сейчас высокий важный пост, но не забывай о своём происхождении. Каких бы высот ты ни достиг в жизни, никогда не обижай простой народ, небо всё видит, у неба есть глаза!» А он заморгал своими обезьяньими зенками, шагнул вперёд и давай за своё: «Мне рассказали, что погибшими на химзаводе дело не ограничивается, ещё страшнее то, что в окрестных деревнях возросла заболеваемость онкологией, в будущем это может обернуться для нас большой судебной тяжбой!» Я спросил у него, какие ещё есть проблемы. Он рассказал, что загрязнены грунтовые воды, «и это грозит скорой гибелью посевов на десять ли в округе». В голову мне ударила кровь, я заскрежетал зубами и треснул кулаком по столу: «Да как ты смеешь так с роднёй разговаривать? Если осмелишься снова взваливать на меня вину — я при первом же промахе соберу совет и вышвырну тебя, надеру тебе твой дрожащий белый зад!» Он от страха аж обмочился.