Истории замка Айюэбао - Вэй Чжан

Минут через десять директор ушёл, ушла и женщина. Куколка приблизилась к нему, тряхнула его за плечо, и он, словно очнувшись от сна, выдохнул:

— Видала? Это была она и тот младший лейтенант.

3

В городе было проведено первое «диспетчерское заседание», все были готовы к проведению «служебного совещания на месте». С небывалым волнением Подтяжкин явился к председателю совета директоров и шумно плюхнул свой здоровый кожаный портфель, как полностью уверенный в себе и не знающий поражений полководец. Все совещания — и это, и будущие — имели отношение к корпорации «Лицзинь», поэтому гендиректор Чуньюй Фэньфан присутствовал на самом первом и вместе с ним пришла его зам. Строго говоря, «Лицзинь» была главным действующим лицом собрания и самой мощной его движущей силой. Руководители высказывались свободно и с осознанием своей правоты, заместительница, сияя от радости, скользила взглядом по конференц-залу, и только один Подтяжкин всем своим видом показывал, что находится здесь не по своей воле. Теперь же он, не скрывая удовольствия, отчитывался перед председателем совета директоров:

— Это были пока просто разговоры, вот когда начнутся служебные совещания, за дело возьмутся по-настоящему. А у этих-то всё больше раскрывается талант красноречия.

Под «этими» он подразумевал людей из города. В уголках губ у Чуньюй Баоцэ заиграла презрительная усмешка:

— «Диспетчерское заседание» … Название-то какое туманное. Ну что ж, чем всё запутаннее, тем лучше; что они там задумали — сам чёрт не разберёт, сиди и гадай.

Подтяжкин хлопнул в ладоши:

— Вот именно! На заседании представили большой рекламный щит с изображением карты района от побережья до того места, где начинаются холмы, и с подписью «пояс развития», а Цзитаньцзяо на этой карте была величиной с ноготок. Я видел, как глаза У Шаюаня под линзами очков бегали по карте, — наверняка искал свою деревню. Городские сказали, что это «стратегическая передислокация».

Чуньюй Баоцэ улыбнулся:

— «Пояс развития», «Подтяжкин»… Что пояс, что подтяжки — суть одна. — Затем он заговорил серьёзно: — У Шаюань тот ещё хитрец: он-то понимает, что все эти слова — лишь красивая обёртка, под которой скрывается намерение проглотить его деревню. Вот только он не разобрался пока, где скрывается акула.

— А если прямо здесь, — Подтяжкин похлопал себя по брюху, — что он будет делать?

Чуньюй Баоцэ бросил на него пронзительный взгляд:

— Время, когда нужно было напрягать все силы, давно прошло. Я всё же размышляю над возможностью взаимной выгоды, совершенно искренне размышляю. Вы, конечно, можете ко мне не прислушиваться, у меня давно уже отпало желание во всё это вмешиваться.

— Вы тоже оставьте свою учтивость, — парировал Подтяжкин, потирая руки. — Когда вы такой, мы теряемся и не знаем, как действовать.

Подтяжкин ушёл крайне смущённый и озадаченный. Чуньюй Баоцэ взялся за чтение. Платина нашёл ещё несколько книг о фольклоре приморских жителей; написаны они были просто ужасно. При этом сколько он ни читал бережно хранимый им труд Оу Толань, а всё продолжал им восхищаться. По сравнению с ним в этих книжонках слог не заслуживал ни одного доброго слова, и о чём бы ни писали эти авторы, везде умудрились облажаться. Очевидно, на свете куда больше идиотов, чем может показаться. Как говорится, поверь в дурака — и он станет великим.

— Я доверяю только Комиссару и предпочту быть рядовым солдатом под её командованием, — пробормотал он, глядя в книгу и будто снова учуяв запах моря.

Близилось похолодание; в тёплой и уютной хижине жила женщина, которая дописывала свой великолепный труд. Однако вполне возможно, что это лишь прикрытие, а её истинной целью было подыскать себе подходящего мужа. Ей приглянулся этот мужчина, который даже в лютые холода носит сандалии на босу ногу, сверкая голыми пальцами. Неизвестно почему, но у него никак не шёл из головы летний эпизод с песчаными ваннами на пляже, описанный людьми Колодкина. Он как будто отведал отравленных плодов, и ядовитые соки ещё не вывелись из крови. Всякий раз, когда в памяти вспыхивала эта сцена, нижняя челюсть ни с того ни с сего начинала подрагивать. «Вот поэтому клевета — это большое преступление, и даже самое суровое наказание за неё не будет чрезмерным», — проговорил он про себя, продолжая чтение. Он читал о церемонии выхода в море, обращениях с молитвами к морским богам, о легендах и преданиях приморских жителей. Демоны, охраняющие море, ужасны обликом, но стойки и справедливы; они беззвучно снуют по водной глади, время от времени торжественно погружаясь в морскую пучину. На море часто случаются происшествия — интересно, эти ребята за пиратство тоже отвечают? Если так, то отпадает нужда в морском конвое. К огромному сожалению, о рыбацких запевках в этой книге упоминалось мало и очень поверхностно. Он закрыл книгу и подумал: как бы там ни было, в дальнейшем у меня, вероятно, будет больше возможностей пообщаться с этим очкастым малым, уж я постараюсь их изыскать. Нам нужно найти общий язык, к примеру, поговорить о море, об обычаях и фольклоре рыбацких деревень. Сам Чуньюй Баоцэ был человеком скромным и уступчивым, эрудированным и начитанным, но от переизбытка знаний в его голове иногда возникала путаница. Действительно, фантазии о культуре и воспитании, их притягательная сила привели к тяжёлым последствиям: однажды он даже без капли сожаления купил целый книжный магазин, а внутри корпорации было оборудовано несколько библиотек, как и в самом замке Айюэбао; но поистине неизлечимой была его тяга к писательству, да и способности имелись… Всё это доказывало некую неизбежность, подобную карме, а проще говоря — предопределённость человеческой жизни. Последний раз он пошёл на риск во имя любви, а может и с точностью до наоборот: последняя его любовь возникла вследствие бурного натиска проблем и опасностей.

Поездка на остров имела для него огромное значение: на дне его души была запрятана струна, которая непрерывно звенела. Ему необходимо было как можно лучше узнать соперника. Если бы это была настоящая война, то нужно было бы лично изучить не только своего врага, но и его противников, а также битвы, в которых они раньше участвовали. Он был уверен, что на той женщине в птичьем питомнике осталась печать прошлого, что в ней хранится некая тайна — к примеру, сильные и уязвимые места неприятеля, его смертельные раны. В этой очаровательной и грациозной женщине он тогда разглядел необычайно мягкую мужскую душу, глубокую привязанность и любовь мужчины. Что же так сильно привлекало в ней того лейтенанта? Вот тайна, которую ему предстояло разгадать. И в чём заключается притягательная сила того военного, перешедшего на гражданскую службу в лесопарке, — сила, которой невозможно сопротивляться? Он был уверен, что существует какая-то таинственная взаимосвязь в поле тяготения между этими четырьмя людьми — У Шаюанем, его бывшей женой, младшим лейтенантом и Оу Толань. К счастью, никто из них не заметил, как в это поле вторгся он, но по мере того, как он всё чаще будет вклиниваться между ними, его инкогнито рано или поздно раскроется. Помимо путешествия на остров, он предпринял и более активную и отчаянную атаку, когда под видом любителя фольклора появился в Цзитаньцзяо. Больше всего его взволновал тот момент, когда он, оказавшись в жилище и по совместительству рабочем кабинете Оу Толань, ощутил, как в этом пространстве то и дело соприкасаются и сталкиваются взгляды У Шаюаня и Оу Толань, однако не подал виду, что заметил это. Солёный привкус морского бриза вытеснялся ароматом апрельской софоры, который, очевидно, исходил от Оу Толань. Потом, вспоминая этот аромат, Чуньюй Баоцэ всё сильнее ощущал съедавшую его тоску. Тогда же при ближайшем рассмотрении он убедился, что она обладает каким-то особым, сияющим обликом, который делал всё вокруг неописуемо ярким и отчётливым. Чуньюй Баоцэ будто вновь перенёсся на сорок с лишним лет назад, оказался в тёплом свете лампы и взирал на весь мир большими детскими глазами.