Моя мать прокляла мое имя - Сальгадо Рейес Анамели

Анамели Сальгадо Рейес

Моя мать прокляла мое имя

Часть первая

Глава 1

На протяжении нескольких поколений женщины из рода Оливарес пытались изменить ход судьбы с помощью имен. Все они славились упрямством, однако явно недооценивали, насколько эта же черта присуща судьбе. В результате ни одна попытка не увенчалась успехом и женщины Оливарес так и не смогли управлять ни своей жизнью, ни, что самое важное, жизнью своих дочерей.

А началось все 18 июня 1917 года, когда Хуста [1] Оливарес, женщина жестокая и несправедливая, решила назвать новорожденную дочь Каламидадес [2]. Хуста рассудила, что поскольку жизнь была немилосердна к ней, то и дочери незачем жить лучше. Ничего дурного в своем выборе она не усматривала. Напротив, Хуста убедила себя, что это настоящий подарок, ведь в несчастьях можно обрести мудрость и стойкость, если приложить достаточно усилий, чтобы видеть в них не только боль.

В жизни Каламидадес Оливарес не случилось ни одного несчастья, за исключением ночи, когда она родилась, а мать умерла, держа на руках спящую дочь. На следующий день ее богатая и одинокая тетушка по имени Дария удочерила Каламидадес, а позже сделала своей единственной наследницей. Поскольку Дария дала племяннице кров, мудрость и любовь – три составляющие, необходимые для того, чтобы сердце не ожесточилось, – девочка выросла без обиды на мать и выбранное ею имя. Каламидадес полагала, что Хуста была права. Несчастья могут быть подарком, просто она такого никогда не получала.

Судьба позаботилась, чтобы беды обошли Каламидадес стороной. Когда на северо-восток Мексики обрушился ураган, ее родной прибрежный город Матаморос ни капли не пострадал. Десять лет спустя, когда регион накрыла пятилетняя засуха, раз в месяц именно над домом Каламидадес обязательно шел дождь. Через шесть лет после окончания засухи регион пережил нашествие смертельно опасных ос, но если бы вы спросили жителей Матамороса, как выглядят эти ужасные насекомые, они не смогли бы ответить. Осиный рой пронесся прямо над городской чертой, не оставив ни жертв, ни следов этой напасти.

В возрасте двадцати шести лет Каламидадес родила прекрасную дочь, которую доктор провозгласил самым здоровым ребенком из всех, кого ему довелось принимать. Каламидадес назвала девочку Викторией, чтобы та могла одерживать победу в любом начинании. Пребывая в уверенности, что дочь здорова, в безопасности и ей на роду написано побеждать, Каламидадес мирно скончалась во сне в свой тридцатый день рождения.

Виктория Оливарес оказалась неспособна добиться успеха ни в чем, за что бы ни бралась, и, чем выше были ставки, тем печальнее последствия. Она проваливала почти все экзамены в школе, оказывалась лишней, когда на детской площадке формировали команды, ни разу не выиграла в damas chinas [3] у двоюродной бабушки Дарии, с которой прожила десять лет, пока та не скончалась от старости. Сколько бы усилий она ни прикладывала – а усилий было немало, учитывая, как пострадал ее дух под гнетом жизненных обстоятельств, – Виктория раз за разом терпела неудачу. В пять лет она решила полетать, упала и сломала руку в трех местах. В пятнадцать впервые готовила себе обед и спалила дом. А в восемнадцать пристрастилась к азартным играм и до последнего цента просадила наследство, доставшееся от двоюродной бабушки.

Из-за того что Виктория так плохо училась в школе, она не смогла найти работу с приличной зарплатой, которая покрывала бы ее долги. Она начала занимать деньги под проценты, что стало спасательным кругом, но когда осознала, что в конце концов это ее и погубит, решила воспользоваться помощью Небес.

Пытаясь изменить судьбу, Виктория назвала свою дочь Ольвидо, в честь Nuestra Señora del Olvido – Девы Марии Забвения, надеясь, что все ее грехи, а самое главное, долги будут прощены и забыты. Но ничего подобного не произошло, и Ольвидо была вынуждена эмигрировать в Америку, спасаясь от ростовщиков, требующих все больше денег даже после смерти Виктории.

Неся на себе бремя ошибок матери, Ольвидо выросла женщиной суровой и злопамятной. Она не прощала и не забывала любую несправедливость, материнский эгоизм, неблагоразумные поступки мужа, а позже и промахи дочери. Единственной ошибкой, с которой Ольвидо научилась мириться, стало неправильное произношение ее имени американцами.

– Ол-вии-до, – пытались выговорить посетители закусочной, в которой она работала официанткой. – Очень красиво. А что это означает?

– Забвение.

Посетители обменивались удивленными взглядами и хихикали:

– Не может быть, чтобы это было настоящее имя.

– Очень даже может, – уверяла их Ольвидо, похлопывая по именному бейджу. – Поезжайте в Мексику, еще и не такое услышите. Вам тортильи из кукурузной или пшеничной муки?

Чтоб дочь не стала такой же безрассудной, как Виктория Оливарес, Ольвидо назвала малышку Ангустиас [4]. Она надеялась, что постоянное состояние тревоги заставит дочь думать, прежде чем действовать, и предотвратит новые несчастья в семье, однако произошло обратное. Ангустиас Оливарес росла веселой и беззаботной. В свой первый день в детском саду, когда другие новички рыдали, переживая из-за перспективы расстаться с родителями, Ангустиас утешала мать и уверяла, что с ней все будет хорошо. В то время как соседские дети дрожали от страха перед надвигающимся ураганом и наперебой рассказывали, как их родители накупили горы еды и заколотили дома, чтобы пережить конец света, Ангустиас играла на улице до тех пор, пока ветер не начинал сбивать ее с ног. В тот вечер, когда девочка впервые столкнулась с ураганом, Ольвидо пришлось затащить брыкающуюся и орущую Ангустиас в дом и заклеить дверные замки скотчем, чтобы та не сбежала.

В школу Ангустиас всегда приходила за минуту до начала уроков, к экзаменам готовилась в последний момент, перед учителями извинялась тоже в последний момент, чудом избегая взбучки в кабинете директора, но при этом никогда не испытывала ни тени беспокойства. Это чувство было абсолютно незнакомо Ангустиас, потому, когда ей исполнилось шестнадцать и она обнаружила, что беременна, радости ее не было предела. Ну а Ольвидо чуть не сгорела со стыда.

Имя следующей представительницы рода Оливарес появилось благодаря божественному вмешательству. Ангустиас сидела на пассажирском сиденье в машине своего парня и взахлеб рассказывала о фильме, на который они собирались пойти, как вдруг ей ужасно захотелось чего-нибудь кисленького: маринованных огурчиков, мармеладных червячков или лимонада. Она приказала другу остановить машину и развернуться – они проехали заправку несколько миль назад. Парень отказался под предлогом, что они опоздают в кино.

Ангустиас в бешенстве повернулась и потянула ручку дверцы на себя. Толкать дверь она не стала, но всем своим видом продемонстрировала серьезность намерений. Желание съесть чего-нибудь кислого становилось нестерпимым, так что она пригрозила выпрыгнуть из машины и пешком дойти до заправки, если он немедленно ее туда не отвезет.

– No quieres que tu hija salga con cara de pepinillo, ¿verdad? [5] – сердито спросила она.

Парень уставился на нее в недоумении. Он неплохо понимал испанский, но смысл мексиканских выражений обычно оставался для него загадкой.