Абитуриентка. Студентка (СИ) - Абдуллов Роман

Вообще-то, здесь все были выше и крупнее Леры. Местным девушкам, даже самым миниатюрным, она макушкой доставала до носа, а у мужчин так и вовсе чуть не подмышкой могла пройти.

Но вот немой в деревне был один-единственный. И этот Герасим, чтоб его, похоже, увидал в ней родственную душу. А как же? Девица она странная: говорит через пень колоду, лицо изуродовано, ничегошеньки не помнит. Одно слово — дефективная.

В первую их встречу Лера только-только пришла в себя после лихорадки, сходила в чуть теплую баньку (в жаркую Ренна запретила, боясь возвращения болезни) и сидела в избе, наблюдая за накрывающей на стол знахаркой. Еда была скромной: каша из печи и пресные ржаные лепешки. Но пахло одуряюще. И у Леры, последние несколько дней питавшейся только травяными отварами, закружилась голова. Борясь со слабостью, она откинулась на стену.

В таком положении ее и застал Молчун. Он, не снимая валенок, зашел в избу и с грохотом свалил у печи охапку дров. От неожиданности Лера вскрикнула. Молчун молниеносно обернулся, оглядел ее с подозрением. Лера смутилась, и зная, что никто не поймет, проворчала по-русски:

— И чего вылупился? У-у, громила…

Громила нахмурился. Ренна сказала ему что-то, он еще раз глянул на Леру, уже с любопытством, после чего стряхнул с одежды древесный сор и вышел.

В следующий раз они встретились через несколько дней, когда она уже слегка освоилась с языком.

Она тогда расплакалась после очередного бессмысленного разговора с Ренной. Знахарка не слыхала ни о России, ни об Америке, ни о любой другой стране мира. Лера же, знавшая даже все столицы, понятия не имела о какой Республике твердит Ренна. А еще знахарка настояла, чтобы Лера спрятала кольцо и притворилась ничего не помнящей. Почему-то Лера ей поверила. Наверное из-за неподдельной тревоги, с которой Ренна то и дело поглядывала в окно, будто опасалась чего-то.

От этого и Лере становилось страшно. От иррационального страха, непонимания происходящего и сосущего чувства одиночества она разревелась прямо в избе. Уткнувшись в ладони, икая и размазывая слезы по щекам, она плакала и не услышала, как подошел Молчун. А тот протяжно вздохнул и своей ручищей-лопатой несмело погладил ее по голове. Лера на мгновенье замерла. Глянула на Молчуна сквозь щелочки опухших глаз и разрыдалась пуще прежнего…

Чем уж она его зацепила, не известно, но спустя неделю Молчун начал ухаживать.

Сначала подарил платочек. Вышитый, нарядный, голову покрывать. Лера растерялась от неожиданного мужского внимания и платочек приняла. Невнятно поблагодарила, а Герасим обрадовался, вспыхнул весь, заулыбался. Через день большую лепешку принес, протянул, отдавая в руки.

— Да у нас есть, — попыталась отбиться Лера.

Герасим набычился, но не отступил. Вот и стояли они так, молча пихая друг другу эту лепешку, пока Лера не сдалась. Буркнула «спасибо», хлеб на стол положила, а Герасим уселся и то на хлеб взглянет, то на нее. Брови светлые хмурил-хмурил… Короче, не поняла Лера чего он хотел, и днем позже, когда он притащил за пазухой живую курицу, наотрез отказалась.

— Молчун, — сказала, — спасибо тебе за подарки, но курицу не возьму. Что я с ней делать буду? Курятника у Ренны нет, на улицу зимой не выпустишь…

Молчун выслушал ее, резко развернулся и вышел. Курицу с собой унес, но не успела Лера порадоваться маленькой победе, как он вернулся. В его вытянутой руке болталась несчастная пеструшка, а из обрубка ее шеи прямо на пол капала кровь.

Несколько перышек медленно спланировали на пол. Лера проследила за ними, хватая воздух открытым ртом.

— З-зачем так-то?

Молчун ткнул курицей по направлению печи и протянул Лере. Лера отскочила, спрятав руки за спину, и замотала головой:

— Я не могу… Я не буду…

Молчун поглядел на нее задумчиво, оценивающе, потом положил курицу на лавку и ушел.

— Вот же гад, — шипела потом Лера, оттирая кровь с пола, с лавки, в сенях и на крыльце. — В следующий раз кого притащишь? Мамонта?

Вечером Ренна ощипала курицу, выпотрошила, и сварила суп. Вкусный, наваристый, совсем как у бабушки в деревне.

А Молчун с тех пор совсем зачастил. Уже не только по утрам дрова приносил, но и днем заглядывал и даже воду с колодца таскать намылился, да Ренна не позволила. Типа не мужицкое это дело. И что за дикость — бабам тяжести такие носить? Лера бы с радостью поручила Молчуну хоть весь колодец вычерпать.

Отбросив еще пару лопат снега, Лера отправилась в дом. Слишком уж сноровисто работал «ухажер»: как снегоуборочная машина пробивался к зазнобе.

— Донна Ренна, я сплю! — крикнула она, юркнув мимо знахарки в лекарскую, в свой уголок за занавеской. По пути схватила кусок хлеба, сыр и кружку воды — сегодня она еще не завтракала, а сколько продержит Герасим осаду — неизвестно.

Однако тот лишь расчистил дорожку и, громко потоптавшись за дверью, ушел.

Лера устало опустилась на кровать. Накидалась снега, теперь живот заныл. Знакомо так заныл. Как бы не месячные, чтоб их! Задержались аж на три недели… болезнь, стресс… а теперь — на-ка вот! Только в этом средневековье их и встречать. Надо сегодня же подойти к Ренне, уж она-то наверняка даст что-то безопасное в плане гигиены. Знахарка же, понимать должна.

А вообще, не все так страшно оказалось в этой отсталой деревне. Конечно, поначалу дико было чистить зубы размочаленной с концов палочкой и мыться болтушкой из ржаной муки с сывороткой, а потом ничего, привыклось. Ржаная мука так и вовсе оказалась получше гелей-шампуней. Кожа стала нежная-нежная, а волосы объемными, живыми и не засаливались так быстро. Только промывать их было проблематично, особенно такие длинные, до талии. В первый раз Лера вышла из бани с кусками теста, вычесать их не смогла и вернулась обратно отмачивать. Тут уж она поступила умнее: прополоскала волосы в тазике с водой. Несколько раз.

Сложнее всего оказалось смириться с туалетом на улице и… отсутствием интернета и книг. Вот чего реально не хватало, так это возможности в любой момент узнать интересующую информацию. Не просто не хватало, а бесило даже! Сейчас бы карту глянуть, сообщение домой послать… Лера остервенело откусила хлеба и сыра, запила водой. И кофе горячего не хватает!

Достав из-под подушки телефон, Лера раздраженно посмотрела в темный экран. Даже фотки не посмотреть — заряд почти на нуле!

В лекарскую заглянула Ренна, с опаской покосилась на телефон и, снимая с веревки пучок сухой травы, проворчала:

— Все сидишь, маешься… Сходила бы в люди, послушала, что народ говорит, себя показала. А то слухи ползут разные. Бабы ко мне зачастили, с каждой царапиной идут, лишь бы о тебе выспросить. Надоели. Будь добра, явись народу да скажи, что мы с Силваном придумали. Глядишь и отстанут.

Лера промолчала, но когда Ренна вышла, буркнула:

— Что я, театр на выезде? — А потом, кивнув невидимым зрителям, объявила: — Спешите, спешите! Впервые в Большом Лесе! А вернее, в его остатках! Выступление бродячей артистки по прозвищу Недоросль. Я — ужас, летящий на крыльях ночи. Я — страшный сон окрестных парней. Я — черная толстовка! Тьфу!

Лера фыркнула, зло и горько, но потом задумалась. Сходить на посиделки в общинный дом и впрямь можно. Язык она уже достаточно знает, поймет, о чем говорят, и может чего-нибудь разузнает. Да и сидеть в избе, действительно, надоело.

Пометавшись в сомнениях из угла в угол — все же встреча с незнакомыми людьми пугала, — Лера доела бутерброд и принялась одеваться. Как ни крути, а информация нужна.

Выданное Ренной платье было простоватым — серым, прямого кроя и без всяких украшений, но не идти же в спортивном костюме. Община тут странная, и раз не пользуются благами цивилизации, то и девушка в штанах может оказаться моветоном. А вот жилетка, которая надевалась поверх платья, выглядела сверх всяких похвал: длиной до талии, с резной деревянной пуговкой у горла и богатой затейливой вышивкой. Жаль, карманов не было, но и без них Лера не отказалась бы носить такую стильную вещицу дома.