Соблазн (СИ) - Виннер Лера

— Думаешь, он будет тебя содержать? Ты просто не знаешь Бруно. Он приучит тебя есть со своей ладони, а потом наиграется. И ты либо отправишься обратно к отцу голодранкой, либо вынуждена будешь вежливо принимать в этом доме его шлюх. А я не приму тебя обратно, потому что мне не нужна жена, обслуживавшая лесника на глазах у всей округи.

Я замерла под его рукой, позволяя бросать слова как камни, потому что сейчас Удо был страшен. Его лицо оставаться бесстрастным, но светлые голубые глаза сделались почти синими.

В этом похожем на транс состоянии я не заметила приближение Бруно, но вздохнула с облегчением, когда он сбил руку Удо.

— Я же попросил быть в моём доме аккуратнее в словах, герцог Керн.

В этом обращении было столько затаенной насмешки, что я опешила, а Удо развернулся к нему, забыв обо мне.

— Ты забываешься.

— Не я один. Что ты сделаешь, выкрутишь ей руки и потащишь силой?.

— Если придётся. Место моей жены в моём замке.

— Я больше не хочу быть твоей женой, — я услышала себя будто со стороны, настолько решительно и хрипло прозвучал мой голос. — Ты меня не заставишь.

Удо бросил на меня полный презрения взгляд.

— Есть одна проблема, дорогая. Ты всё ещё ею являешься.

Это было правдой. Так же как и то, что после вмешательства Бруно дышать мне стало легче.

Даже допуская, что правы были они оба, хоть и каждый по-своему, я больше не чувствовала себя абсолютно одинокой. Именно эта сила помогла мне снова встретить взгляд мужа.

— Ты бы не дал мне развод.

— Разумеется, нет. Ты принадлежишь мне. И у меня нет времени разбираться в этих бреднях.

Я заставила себя вдохнуть и начать сначала.

— Удо…

— Замолчи, — он оборвал меня так резко, что я забыла всё, что собиралась сказать.

— Хватит, — Бруно встал между нами, одним решительным движением отодвинул меня себе за спину. — Герцогиня сказала, что никуда не пойдёт. А я не позволю тебе прикоснуться к ней, как ты, надеюсь, понимаешь.

Удо вскинул подбородок, принимая этот вызов, но, как ни странно, не атакуя первым.

— Значит ты предлагаешь договариваться?

Смотреть на него больше не было сил, и я уставилась в плечо Бруно, с трудом сдерживаясь от того, чтобы снова в него вцепиться.

Герцог Удо Керн никогда не был скуп, и он в самом деле возмутился не украденным кошельком. Он явился за мной и был настроен серьёзно.

— Я бы предложил тебе тихо развестись и забыть о существовании прекрасной Мирабеллы, но ведь так просто не получится? — Бруно всё ещё был насторожен, но, судя по тону, считал, что главная опасность миновала.

Глядя на него тяжело и с нескрываемым недовольством, Удо покачал головой:

— Конечно, нет. Она моя.

— Я тебя понял. Предлагай.

Это начинало походить на какую-то странную, хорошо знакомую и до определённой степени приятную им обоим игру, правил которой я не понимала.

Ухмыльнувшись, Удо обжег меня красноречивым взглядом.

— Мне нужно вернуться в Столицу. На неделю, может, чуть больше. Это время Мирабелла проведёт в моём замке. Когда вернусь, обсудим, как будем жить дальше, но оскорблять свою честь я не позволю.

Бруно кивал, слушая его, а когда Удо закончил, вдруг засмеялся. Тихо, коротко, так, что мне сделалось не по себе.

— Полагаю, этот момент стоит прояснить, герцог. От того, что ты называешь своей честью, уже мало что осталось.

Короткой паузы, сделанной им, оказалось достаточно, чтобы щеки вспыхнули так, будто он меня ударил.

Удо, очевидно, истолковал услышанное так же, и подался вперёд.

— Сложно назвать человеком чести того, от кого вынуждена спасаться бегством его собственная жена. Едва ли ли благородный герцог с этим не согласится.

Бруно закончил в середине его движения, и Удо застыл, будто налетев на стену.

Его лицо по-прежнему ничего не выражало, но я готова была поклясться, что в этот момент он ненавидел нас обоих. Ненавидел, но не мог эту ненависть выместить.

Понять бы ещё, почему.

— Моя честь — не твоя забота.

— К счастью, да, — легко пожав плечами, Бруно бросил на меня короткий взгляд, чтобы убедиться, что я его слова поняла правильно. — Но, видимо, мне всё-таки суждено отведать отменного коньяка из герцогских подвалов.

— Обойдешься.

— Не жадничай. Я знаю, что у тебя много, — не видя лица Бруно, я готова была поклясться, что он улыбается. — Ты не хочешь потрясений и позора во время поездки, это объяснимо. А прекрасная Мирабелла ни минуты не хочет оставаться с тобой наедине, и её тоже можно понять.

Удо выразительно хмыкнул, но позволил ему продолжить.

— Поэтому предлагаю компромисс: герцогиня выполнит твоё условие, проведет в замке ещё неделю и не омрачит твой визит ко Двору своим внезапным и поспешным отъездом. Но сделает это под моей защитой. Я останусь в замке вместе с ней. И твоими погребами. После, когда вы разрешите все свои противоречия, вернусь сюда, и мы обо всём забудем. Что скажешь?

Голова снова начала кружиться, и я прикусила губу, понимая, что дорого дала бы за то, чтобы видеть лицо Бруно, когда он делал своё предложение.

Однако он по-прежнему стоял ко мне спиной, и всё, что мне оставалось, это наблюдать за реакцией мужа.

Удо решал. Взвешивал все «за» и «против», или мысленно напоминал себе причины, по которым не мог прикончить его на месте за всё и разом — и за помощь мне, и за то, что Бруно не пытался скрыть от него подробности прошедшей ночи, и за дерзость, и за это так легко слетающее с его губ «ты».

Время растянулось до бесконечности, а молчание, то и дело издевательски прерываемое щебетом птиц снаружи, становилось настолько давящим, что я уже готова была вмешаться, когда герцог Керн наконец качнул головой.

— По рукам. Пусть приведет себя в пристойный вид. Я жду вас с лошадьми на Розовой поляне.

Глава 7

Поляна, на которой нас дожидался Удо, получила свое название благодаря мелким розовым цветам, каждую весну расцветающим на ней. Говорили, что первый саженец в этой земле когда-то оставила жившая в этих лесах ведьма, и с тех пор цветы всходили, невзирая ни на погоду, ни на желание людей.

Мне не было дела до этой легенды, да и розовое недоразумение размером с ноготь никогда не казалось мне красивым, но думать об этом, глядя себе под ноги, было приятнее, чем о том, что прямо сейчас происходило со мной.

Удо действительно держал под уздцы двух лошадей — своего коня и кобылу, которую привел для меня.

Бруно взял лошадь из стойла, обнаружившегося за домом.

Мы не разговаривали по пути, и в замок тоже возвращались в молчании.

Непривычно пустынный в эти часы двор встретил нас погребальным молчанием.

Страшась гнева скорого на расправу и жестокого герцога, люди попрятались, даже со стороны не желая наблюдать за тем, как именно он притащит меня назад.

Поглаживая чуткую и нервную кобылу по шее, я с неожиданной для себя самой горечью задумалась о том, что никто из них не посмел бы прекословить ему и не вступился бы, даже если бы он приволок меня за волосы или привязав к седлу. Они знали двух предыдущих герцогинь, возможно, даже им симпатизировали, но старательно отводили глаза, когда Удо превращался в чудовище.

За время жизни здесь мне доводилось слышать шепотки о том, что меня герцог, по всей видимости, очень любит, потому что достается мне гораздо меньше, чем доставалось моим предшественницам.

Как только коней увели, я закинула на плечо сумку и, не желая смотреть ни на одного из сопровождавших меня мужчин, ушла в свои покои.

Глупо было обижаться на дворовый люд за равнодушие, еще глупее было злиться на себя, и уже откровенно низко — быть недовольной Бруно.

И тем не менее, падая лицом в свою подушку, я злилась так, что мечтала только о возможности что-нибудь разбить.

Ощущение того, что меня предали не покидало всю дорогу, хотя умом я и понимала, что он был прав. Препираться с герцогом в лесной хижине можно было до бесконечности: Удо приехал не для того, чтобы отступать, а Бруно не намеревался сдаваться ему на своей территории.