Наагатинские и Салейские хроники (СИ) - Гичко Екатерина

Шаш попытался улыбнуться, но сложно было искривить губы в улыбке, глядя на золотистую птичку, сидящую в прекрасной клетке. Птичку, смирившуюся со своей неволей, потому что крылья подрезаны и летать она не могла. Было даже сложно представить, как она жила, осознавая, что есть её мир и мир всех остальных людей. В детстве Шаша тоже очень долго ограждали от любых опасностей из-за болезненности. Но он не жил в закрытом мире. Он сталкивался с пороками, грязью, болью… Просто смотрел на всё это из-за спины отца.

– Неужели никто и никогда не пытался украсть вас в «настоящий» мир?

Лаодония удивлённо посмотрела на мужчину и замерла, невольно любуясь хитрой улыбкой нага. Что значит «украсть»? Похитить?

– Ну, вроде бы, – она начала нерешительно, – меня пытались похитить. Мама иногда возмущалась. Но лично я никогда не видела этих плохих людей.

– Я могу стать этим плохим человеком, – хитро прищурившийся Шаш улыбнулся ещё шире и посмотрел на возмущённо вскинувшуюся няню, – и побыть на время неплохим садовником.

– Что? – обескураженная Лаодония с неясной надеждой уставилась на него, но…

– Так, никаких «похищений», – строго заявила няня и заставила принцессу подняться. – Было приятно с вами пообщаться, наагасах, но нам пора. И вам тоже.

И решительно потянула подопечную за собой. Шаш остался стоять у беседки. Пару раз он поймал брошенный через плечо растерянный взгляд принцессы, и этот взгляд тревожил что-то неясное в душе.

А ещё очень захотелось отомстить императору за печаль одной золотой птички.

Цена тайны. Глава 5. Башня-головоломка

В этот раз наагасаха пасли ещё добросовестнее. Шаш, сложив ноги кренделем, сидел в кустах и виновато смотрел на бесшумно снующие тени. Даже как-то неудобно. Может, на обратном пути попасться?

Застывший совсем рядом мужчина тихо прошипел короткое, но ёмкое мнение о госте, и чувство вины сразу отступило.

Шаш перевёл взгляд на башню Кривого Мизинца, чья острая крыша виднелась между шелестящими листьями шиповника. Лунный свет обливал короткий шпиль, в ночном небе нарождалось двоелуние. Мелькнула мысль, что завтра, когда оба светила выкатятся идеально круглыми дисками, в городе пройдёт ночное гуляние. Красочное, многолюдное, с открытыми до самого рассвета торговыми рядами. Такое можно увидеть только в двоелуние и в то время, когда в Дардане собирались главы земель Давридании, а вместе с ними на великое торжище со всех концов страны и из-за ближнего зарубежья стекались торговцы.

Так, нужно сосредоточиться на башне и её содержимом. Шаш тряхнул головой.

Как ни странно, но Шашеолошу не мог выбросить из головы своё же предложение о похищении. Оно будоражило его так, будто это не он предложил, а ему предложили украсть ненадолго юную принцессу. В свои двести с лишним лет Шаш был очень рассудительным нагом, но он никак не мог объяснить желание всё же совершить кражу. Поделиться бы с кем-то знакомым, спросить совета, но кто из нагов его осудит и отговорит? Никто. Отец вообще считал, что он чрезмерно благоразумен и ему следует хотя бы иногда шалить.

А может, причиной стал отчаянно надеющийся прощальный взгляд госпожи Лаодонии? Он проникал в саму душу, терзал и едко нашёптывал: «Ты сам предложил, сам раздразнил».

В какой-то момент Шаш понял отца, говорившего, что детям иногда стоит шалить. А принцесса совершенно точно очень мало шалила в детстве. Как и сам Шаш.

Выбросив из головы мысли о совершенно бесшабашной шалости, наг полез прочь из кустов. Меж веток он просочился как тёмный бесплотный сгусток. Шиповник продолжал легонько подрагивать и шелестеть на ветру, а наг уже затерялся где-то в пяти саженях от него.

Как ни странно, у Кривого Мизинца было меньше всего охраны. Так, пара-тройка позёвывающих бородатых оборотней, которых больше интересовал сон на свежем воздухе, чем сохранность покоя башни.

Император Ашшидаш, будучи принцем, провёл всё детство и юность в этой башне. После его рождения одну из малых башен спешно переделали по приказу императрицы. Перестройку делали в строжайшей тайне. Разные строители сменяли друг друга, никто из них не мог похвастаться, что отделал более двух саженей любой из поверхностей башни. Ходили слухи, что приезжали приглашённые мастера из соседних стран для создания системы схронов и разработки ловушек. Императрица приложила очень много усилий, чтобы создать безопасное место для своего сына на то время, когда тот бывал во дворце.

Шаш уже как-то пытался проникнуть в башню. Войти труда не составило. Но расположение коридоров и комнат было очень запутанно, и наг подозревал, что некоторые участки меняли своё положение. В тот раз он смог обследовать только половину первого этажа. И большую часть времени потратил, чтобы выбраться из каменного ящика, куда оказался упакованным, когда стена и пол неожиданно сменили положение. А сейчас наг подозревал, что с его последнего визита на уже обследованной территории появилось немало нового.

Дверь в башню оказалась заперта. Причём, судя по тому, как сильно проржавел замок, заперта она была уже несколько лет. Пришлось лезть через окно. Створки одного из них открылись подозрительно легко, и Шаш пошёл покорять более неуступчивую раму.

Стража даже не попыталась обернуться на скрип. Только один оборотень вскинул голову, почему-то посмотрел в окно верхнего этажа и поёжился. Шаш отметил это для себя. Про башню ходили слухи, что она является пристанищем призраков. Очень часто в глазницах её окон мелькают загадочные огоньки, а из-за стен слышатся странные, пугающие звуки.

С подоконника Шаш сполз прямо вровень со стеной, стараясь не ступить лишнего шага. Помедлив, он шагнул влево и вновь замер. Как и большинство помещений Мизинца, эта комната была пуста. Её пространство пронизывал ночной свет, так что наагасах мог осмотреться. Что ж, тут он либо никогда не бывал, либо император счёл необходимым провести переделку. Четыре окна, ни одной двери или лестницы, ведущих за пределы комнаты. Полностью замкнутое пространство.

Кот внутри Шаша недовольно заворчал. Наг и сам чувствовал себя мышью, добровольно влезшей в ловушку. Присев, он внимательно присмотрелся к полу. Во тьме, рассеиваемой только бледным ночным светом, можно было рассмотреть далеко не всё. Наагасах часто сталкивался со схронами, ловушками, потайными ходами и иллюзиями, которые умели делать не только маги. Лучшие иллюзии как раз делаются не магами. Они творятся из вещей материальных и обманывают все чувства.

Мастера в башне поработали, безусловно, одни из лучших. Шаш осмотрел пол, стены, потолок, но не нашёл и крохотного участка, отличного от других хотя бы лёгкой шерховатостью. Бросив взгляд на подозрительное окно, наг начал осторожно пробираться к нему, решив начать разбирать головоломку с ловушки. Если она имеется.

Отцепив от пояса складной металлический щуп и разложив его, наагасах осторожно простукал все половицы. На лёгкие прикосновения они не реагировали, не поддавались и ничем не отличались от остальных участков пола. Мужчина с сомнением посмотрел на подоконник и потянул щуп к нему.

На третий стук половица, на которой стоял Шаш – а она была удалена от окна, – резко провалилась. Спасаясь, наг скакнул влево и сдавленно охнул, столкнувшись всем телом с вертикально вздыбившимся полом. Грохнувшись на спину, он, повинуясь животным инстинктам, перекатился, пытаясь встать на все четыре «лапы». Тихий свист, из-за сдвинувшихся стенных панелей выбросились змеями мотки верёвок. Шаш ускользнул от всех, кроме одной, обвившей щиколотку левой ноги. Пол за его спиной вздыбился, явно готовясь захлопнуть его в очередной гроб коробки, но мужчина успел заметить тросы, поднимающие панель, и метнуть в них кинжал. Лезвие со струнным гулом разрезало одну верёвку, панель покосилась набок, а кинжал, пролетев дальше, неожиданно глубоко засел в стене.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Раздался хруст. Шаша резко потянуло вверх за пленённую ногу, и мужчина сообразил, что случайно запустил механизм перестройки. Стена, из который была выплюнута связавшая его верёвка, неумолимо тянулась вверх, в то время как пол под нагом смещался и вставал на её место. Комната будто переворачивалась, утягивалась куда-то ввысь. Болтающегося в воздухе Шаша втянуло в дыру на потолке, а затем эта же дыра схлопнулась у него под головой, прищемив самый кончик размотавшейся косы.