Сердце Изнанки 3 (СИ) - Ковальчук Олег Валентинович

— Ну и что же, дорогой вы мой? — взмолился Мартынов. — Неужто нельзя ничего сделать?

— Например? — вздёрнул брови Горин. Груздин тоже внимательно уставился на купца.

Мартынов прочистил горло:

— Неужто ничто не может вас заставить отсрочить казнь?

— Ни-че-го, — по слогам заявил Горин. — Лишь стихийное бедствие. Или личная воля императора? Ну или если я сам отправлюсь на тот свет? — Горин нехорошо усмехнулся. — А к чему вы, к слову, спрашиваете? Уж не задумали ли вы чего-то противоправного?

Горин, окинув взглядом присутствующих, затем снова упёрся взглядом в Мартынова.

— Помилуйте, помилуйте, — тут же купец. — Как можно?

Я же брал на заметку.

Зато Горин, явно чувствуя себя хозяином положения, только входил в раж.

— С вами-то, Мартынов, всё понятно, — отмахнулся Горин, — вам законы не писаны, вам лишь бы свою выгоду получить, хотя ума не приложу, как здесь то вы планируете подзаработать. Ну а вы, господин мэр, или вы, генерал Петрищев? Вам что же это? Указ императора не указ? Неужто вы из тех самых чиновников, которые лишь штаны просиживают? Я о вас другое слышал, вы же для меня примером были, когда я в академии учился! О Вас, генерал Петрищев, легенды ходили. Я, когда на службу поступал, только на вас ориентировался. А вы что же? Готовы из своих внутренних ощущений или каких-то личных привязанностей волю императора попрать? Так дело не пойдёт!

Горин, распаляясь всё больше, побагровел. Жилка на его лбу пульсировала, и казалось, что ещё немного — и он просто взорвётся от негодования. Нет, этот человек явно был не из тех, кого можно было легко убедить или подкупить.

— Я по старой дружбе, да, и из уважения, конечно же, промолчу, но впредь прошу эту тему больше не поднимать. Вот когда у меня будет на столе лежать помилование, тогда мы и поговорим об этом. А сейчас? Казнь назначена на среду, ровно в 9 утра. Вы приглашены поприсутствовать и засвидетельствовать торжество закона над нарушителями и преступниками. На эту церемонию тоже можете присутствовать, это всё, что я могу вам предложить. Но те вопиющие просьбы, которые вы тут озвучиваете, вы мне с этим прекратите!

Я наблюдал за этой сценой, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри всё кипело. Горин обводил взглядом каждого, будто бросая вызов, смотрел так, будто проверял — найдётся ли хоть один, кто осмелится возразить. Никто не осмелился. Даже Петрищев, человек, облечённый властью, стоял, стиснув зубы и молчал.

Горин, видя, что его речь произвела нужное впечатление, продолжил уже спокойнее:

— Неужто вы свою работу так же делаете? Вот если к вам, господин мэр, культисты придут и скажут «сдайте нам город», ну что, сдадите? Или к вам, Петрищев, враг попросит крепость сдать. Вы что же, сдадите? Скажут: «ошибка вышла, крепость-то наша». И что же, послушаете вы? Нет, не послушаете! А я почему же должен идти против системы государственной даже ради друзей? Нет, не должен!

Мартынов уже не выглядел так самоуверенно. Он побледнел, то и дело поглядывая на жену. Я же тем временем лихорадочно размышлял: кто здесь может быть полезен? Кого можно привлечь к делу спасения Медведева?

— Медведев — уникальный человек, и, признаюсь, я получаю огромное удовольствие, общаясь с ним, — продолжал между тем Горин. — Он тоже является для меня эталонным человеком, и он бы ни в жизнь не согласился на такие поблажки, о которых вы меня просите. Вы бы о его чести подумали! Он же жизнь свою готов за страну положить, а вы хотите его лишить сохранения его чести!

Горин вдруг переключился на другую тему, и я не сразу понял, к чему он клонит.

— Нужно пользоваться каждой минутой, пока он жив, напитываться его доблестью, его мужеством. Вы вот, Петрищев, ни разу к нему не пришли, — Горин запнулся, но потом продолжил с новой силой. — И это вы мне говорите о бессердечии?

— Вы бы хоть бы пришли, не мне бы говорили о том, что вы ошиблись, что вы превысили свои полномочия, а Медведеву бы пришли и в лицо это сказали. Признались бы в своей безалаберности, посмотрели бы ему в глаза и извинились бы. Нечего мне говорить про бессердечие и про жестокость. Я лишь винтик в государственной системе, и я свои функции выполняю так, как должно. А вот вам, господин генерал, надо бы подумать…

— О чём надо подумать? — спросил Петрищев, который терпеливо выслушал нотации полковника.

Он покраснел, как рак, и стоял сейчас пунцовый. В этот момент мне стало жаль старика — всё-таки генерал, боевой офицер, а тут стоит и краснеет, пускай и заслуженно.

— А это вы уже сами решите, — произнёс начальник тюрьмы. — И знаете, что я вам скажу? Мне, безусловно, приятно ваше общество, но у меня очень уж много дел.

Он схватил ещё один бокал шампанского, опрокинул в себя, хекнул.

— А сейчас мне пора домой, меня ждёт супруга, а завтра меня ждёт много работы. Я бы хотел выполнить её как должно.

Горин поклонился присутствующим и быстрым шагом направился к выходу. В воздухе повисло напряжение, настолько густое, что его, казалось, можно было резать ножом. Все молчали, ошеломлённые этой вспышкой. Этой демонстрацией твёрдости и непреклонности.

Да уж, диалога здесь абсолютно не получается, очень уж тяжёлый человек Горин. Раз уж его не удаётся убедить никакими способами, и Медведев не собирается спасать свою жизнь, придётся брать дело в свои руки. Вот только с какой стороны здесь подойти и кто мне в этом может помочь?

Я поглядел на Петрищева, на мэра, а те лишь растерянно переглядывались. Полковник Горин был ниже их и по званию, и по статусу, но явно застал врасплох обоих, да так, что Петрищев до сих пор пылал щеками, а мэр же побелел. Мартынов и вовсе пытался оказаться непричастным, будто и вовсе ничего такого не хотел.

Барон лишь хмыкнул. Ему явно ситуация доставляла веселье — он стоял с бокалом в руке и с лёгкой усмешкой наблюдал за замешательством собравшихся. Вениамин, абсолютно не понимая, что здесь происходит, лишь бросал на меня косые взгляды да держался в тени барона.

Рыжий Груздин также не вмешивался в ситуацию, лишь внимательно слушал. Когда Горин отправился к выходу, он крепко пожал ему руку. Эти двое явно одного поля ягоды, да уж, что Груздину, что Горину в лапы лучше не попадать. И очень мне повезло, что тот револьвер взорвался в голове спрута, иначе добрался бы до меня, и потом доказывай, что Луиза была ассасином и пыталась убить большую часть семейства Пылаевых.

«Ладно, нечего дальше здесь делать. Действовать надо», — решил я.

— Господа, — обратился я к присутствующим, — я вынужден откланяться. У меня сегодня был невероятно тяжёлый день, а завтра день будет ещё более тяжёлый, и мне просто необходим отдых.

Мне нужно скорее покинуть этот дом, потому что у меня стал назревать план. План, который мог бы спасти Медведева, но который, я это точно знал, не понравился бы ни Горину, ни Груздину, а скорее всего никому из присутствующих.

Глава 5

Закулисье

— Стойте, Константин, постойте же! — воскликнул мне в спину Петрищев, стоило мне направиться к выходу.

Я замедлился, обернулся.

— Вам есть что-то еще мне сказать? — спросил я

— Уж не хотите ли вы попытаться наедине договориться с Гориным? — спросил Петрищев. — Неужто вы не видите, насколько он несговорчив?

— Это да, — протянул мэр кивнув, — несговорчивый.

— А вы серьёзную заварушку заварили, Пылаев, — растянул губы в улыбке купец Мартынов.

— Отчего же я? — спросил я. — Эта заварушка была до меня заварена, я лишь пытаюсь человека спасти.

— Всё-таки пытаетесь, — вздёрнул палец Петрищев. — Это говорит о вас, как о прекрасном человеке! И у вас, конечно же, есть какой-то план? — спросил он.

— Боюсь, отвечать утвердительно на ваш вопрос было бы не совсем разумно, — произнёс я, окинув взглядом присутствующих. — Что могу сделать я? Второй сын не самого видного баронского рода, — скромно произнёс я.

Мартынов хмыкнул, хитро подмигнув мне. Он-то прекрасно знал, что даже у второго сына не самого видного рода могут найтись весьма неожиданные ресурсы. Особенно если этот второй сын связан со Злобиным.