Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Ринглэнд Холли

Тикали часы. Эстер молчала.

– Эрин искала тебя вчера вечером – ты ее видела? – Джек сменил тему, и голос зазвучал повеселее.

Эстер помотала головой:

– Нет, но хотела увидеть.

– У тебя будет время с ней пересечься, пока пикап в мастерской.

Эстер залпом допила сдобренный виски чай и встала.

– Я, пожалуй, пойду. Мне скоро ракушки собирать с Нин и Куини.

– Старри, – Джек потянулся к ней, – послушай… – Его лицо исказило отчаяние. – Сама понимаешь: несчастный случай с лебедем не знак судьбы. Твое присутствие ее бы не спасло, и ты это знаешь.

Эстер потерла грудь ладонью и хмыкнула.

– Не думай, что видишь меня насквозь.

– Боюсь, что я вижу тебя насквозь, – улыбнулся Джек. – Извини.

Эстер вытерла нос тыльной стороной ладони. Болела голова – Эстер устала и не знала, как быть. Она снова сделала шаг к двери.

– Может, начнем сначала? – Джек вздохнул. – Я просто очень рад тебя видеть. Если ты не хочешь о чем-то говорить – значит, не будем. Но поесть все-таки надо. Согласна? Хочешь, я приготовлю яичницу? С острым соусом, твою любимую?

Все накопленное Эстер желание сопротивляться покинуло ее в мгновение ока, и она села, опустошенная.

– Яичница – это усраться как здорово.

– Не ругайся, Старри.

На прибрежной дороге лежали пятна теплого света. Эстер ехала на юг, через эвкалиптовые рощи и заросли казуарины. Морской воздух, насыщенная смесь запахов: ароматов водорослей, соли и чайного дерева от тянувшихся вдоль дороги кустарников – кружил голову. Заметив машину Нин рядом с парой других, Эстер остановилась. После тостов с яйцом Джек предложил Эстер взять его синий «нептун-комби» шестьдесят восьмого года – другой машины у него в жизни не было. Эстер не стала долго раздумывать. Подростком она бы почку продала за «комби» Джека, когда Аура вечером перехватывала у нее пикап без очереди. Но в те дни Джек бывал непреклонен. «Я готов отдать вам звезды, но „комби“ даже не просите». А теперь – вот. «До скорого», – сказал Джек, легко вручая ей ключи; услышав собственные слова, он улыбнулся и повторил: «До скорого. На ужин я испеку пирог с картошкой и сыром». Это он прокричал, когда Эстер уже отъезжала. Ее любимый пирог. Выбираясь на подъездную дорогу, она оглянулась еще раз. Ей показалось – или в окне материнского тату-салона за домом действительно мелькнула тень?

Захватив сумку и термос, Эстер выбралась из «комби» и закрыла дверцу; звук, с которым дверца захлопнулась, доставил ей громадное удовольствие. Пройдя под соснами и акациями, Эстер очутилась на извилистой дорожке, которая привела ее через заросли вереска и банксии к камышам. Эстер провела рукой по белым ирисам, вспоминая корзиночки, что Куини плела Фрейе многие годы. Когда Куини приходила к Фрейе в салон, после нее всегда оставалась новая корзинка – на каминной полке, на подоконнике, на краю стола, на книжной полке. Они обменивались историями, и им были не нужны слова.

Выходя из-под полога деревьев, Эстер приставила ладонь козырьком, чтобы защитить глаза от солнца. Женщины, согнувшись и опустив головы, стояли на мелководье. Руки их двигались по песку: они собирали раковины. Что-то отправлялось в банку, что-то отбраковывалось. Ритуал, который повторялся вновь и вновь.

Эстер сбросила резиновые шлепанцы и пошла по белому песку босиком. Песок был таким мягким, что поджимались пальцы.

– Ya, Старри, – крикнула ей Нин и помахала рукой. Куини подняла голову и тоже помахала, другой рукой прикрывая прищуренные глаза от солнца.

Эстер помахала в ответ и подняла термос с чаем.

– Я привезла печенье с кокосовой посыпкой, – пропела она, усаживаясь на песке, поодаль от собиравших раковины женщин.

– Перекур, – пронзительно крикнула Нин через плечо и побежала к Эстер.

7

После сэндвичей с сыром и салатом Эстер открутила крышку термоса и стала разливать чай в стаканчики, которые подставляли ей Куини, Нин и прочие женщины ее рода, сидевшие на складных стульях. Эстер распечатывала упаковки печенья и пускала их по кругу.

– Здравствуй, Корал, – сказала Эстер одной из младших двоюродных сестер Нин, наполняя ее стаканчик.

– Ya, Старри, – ответила Корал с застенчивой улыбкой.

– Как стажировка? – беззаботно спросила Эстер, коротко взглянув на татуировку в виде листа эвкалипта, украшавшую лодыжку Корал. Работа Фрейи.

– Хорошо, – порозовев, ответила Корал. – Твоя мама – удивительный человек.

В душе у Эстер сцепились гордость и зависть, но она постаралась скрыть чувства улыбкой.

– Ya pulingina, Старри, – вступила в разговор Роми, старейшина рода Нин. – Добро пожаловать. – Она облизала с пальцев кокосовую стружку и с довольным видом пошевелила бровями. – Рада тебя видеть.

– И я тебя, тетя Ро. – Эстер обрадовалась, что можно переключиться на что-нибудь еще.

– Пойдешь? – Тетя Ро оглядела Эстер с головы до ног. Та выдержала взгляд.

– Я больше не плаваю в море, тетя Ро. Вы что, забыли?

После того как Аура покинула их, Эстер поклялась, что больше никогда в жизни не шагнет в воды океана.

Тетя Ро невозмутимо разглядывала Эстер.

– Тебя не было очень долго, – объявила она.

– Да, меня долго не было. – Эстер налила стакан чая и себе. – Как продвигается дело? – Ей очень хотелось сменить тему. С самого детства Эстер приходила посидеть на песке, пока Нин и Куини собирают раковины, но сама к ним не присоединялась. Куини еще в детстве объяснила ей, что kunalaritja, искусство нанизывания ожерелий, ей знать не полагается.

– Хорошо. Но тревожно. В последний раз я видела столько раковин только в молодости. Когда их собирала мама. Или ее мама. Или Пилунимина. – Тетя Ро поцокала языком. – В океане слишком жарко. Rikawa [28] погибает.

Слушая тетю Ро, Эстер зарыла руки в песок и сжала в кулаки – ей хотелось что-нибудь удержать. Пару радужных раковин. Засыхающие водоросли.

– Помнишь историю Пилунимины?

– Да, тетя Ро.

Эстер следом за Нин и Аурой идет по тихому вестибюлю художественной галереи. Девочки дрожат от восторга; перед ними Фрейя, Куини, тетя Ро и Зои – двоюродная сестра Куини. Зои в униформе, как у всех в галерее. Она ведет их в прохладный сухой зал, где собраны самые разные тумбы с выдвижными ящиками, полки и лампы. Эстер с восхищением смотрит на большую морскую раковину на черном шнурке, которая висит у Зои на груди. Зои выдает им тканевые перчатки и подводит к витрине с ящиками. Куини и тетя Ро держатся за руки. Зои медленно выдвигает один ящик. Все, кажется, затаили дыхание: Зои извлекает на свет самое старое ожерелье из коллекции kanalaritja [29], что хранится в галерее, – длинную, ослепительно переливающуюся нить радужно-голубых острых завитков, некогда принадлежавшая Пилунимине.

По дороге из Солт-Бей тетя Ро рассказывала о женщинах пакана [30]. Такой была и Пилунимина, которую еще девочкой похитили европейцы, охотники на тюленей, и которая двадцать жутких лет выживала, переходя от одного такого охотника к другому и переселяясь с одного острова на востоке Бассова пролива на другой. О женщине, которая взбунтовалась против навязанной ей религии и, несмотря на наказания, продолжала придерживаться традиций и ритуалов, подобных kanalaritja.

Эстер склоняется над ожерельем Пилунимины, раковины на котором нанизаны от малых к большим. Зои рассказывает, что Пилунимина создала его в 1854 году, когда ей было за пятьдесят, а жила она тогда в нужде. Эстер пытается понять, как можно было сотворить эту сияющую, сильную, вечную красоту во времена таких страданий. И все же вот оно, переливается в свете ламп – сделанное вручную ожерелье из раковин; ему полтора века, в нем мудрость многих женщин, в его мерцании – все краски моря, звезд и луны.