Наагатинские и Салейские хроники (СИ) - Гичко Екатерина

Отрываться от наагасаха было страшновато, и Лаодония пугливо прижималась к его боку, едва ли не прячась под мышкой, и стискивала тонкими пальчиками обеих рук его длинную ладонь. Но владеющий ею страх был просто страхом перед новым. Девушка больше боялась потеряться в многообразии обрушившихся на неё впечатлений. Она впервые видела город так близко. Не с дворцовых стен и не из окон кареты, а вот так просто прогуливаясь по мощёным улицам среди радостных горожан.

Шаш с ласковой снисходительностью посматривал сверху на возбуждённо крутящую головой принцессу, которая неосознанно прижималась к нему сильнее и в то же время со страстным любопытством тянулась ко всему, что привлекало её внимание, и тянула за собой его. Наг не препятствовал, позволял даже утягивать себя в тёмные, воняющие нечистотами улочки. Пусть смотрит, раз так любопытно. В детстве его тоже интересовало всё-всё, даже найденная в кустах дохлятина не отпугивала, вызывая живейший интерес. Тем более рядом всегда были папа, мама или кто-то из дедушек-бабушек и дядюшек-тётушек. Больше всего ему нравилось гулять с папой – он не запрещал смотреть даже на самые страшные вещи – и с дядей Ссадаши – рядом с ним всегда происходило что-то интересное. Меньше всего любил прогулки с Риалашем: брат слишком заботился о его безопасности и душевном равновесии и, похоже, успел забыть, что его самого интересовало в детстве.

На них почти не обращали внимания. Гуляющих пар в эту прекрасную праздничную ночь хватало, прибыло много гостей с дальних краёв империи и иноземцев, и их чуждые наряды вызывали больше любопытства, чем обыкновенные чёрные плащи.

– А зачем эти женщины зовут мужчин? И что это за «сладкий вечерок»? – Лаодония перевела взгляд с вульгарно одетых молодых горожанок, которые стояли на улице у дверей увеселительных заведений и призывно манили проходящих мимо мужчин скоротать с ними вечерок или даже всю ночь.

Шаш на миг ощутил себя отцом, поставленным вопросом ребёнка в очень неудобное положение. Хотя его отец вряд ли испытывал когда-либо подобные неудобства. Особенно, если учесть осведомлённость сестёр о весёлых домах.

– У вас очень напряжённое выражение лица, – прищурилась Лаодония. – Как у моего папы или Аркшаша, когда они стесняются мне ответить. Это, – она перешла на заинтригованный шёпот, – женщины, которые продают себя?

– Откуда вы про них знаете? – Шаш с весёлым изумлением уставился на неё.

– Про них пишут в книгах. И нет, – принцесса сразу ответила на неозвученный вопрос, – мне не разрешали читать такие книги, но… – она коварно прищурилась, – уж библиотеку я обнести могла. Это они?

– Да.

Лаодония уставилась на хохочущих женщина без всякого стеснения или отвращения.

– Красивые, – тихо и как-то безрадостно сказала она. – Но какие-то ненастоящие. Знаете, как в театре, когда смотришь на актёра и понимаешь, что его жизнь на сцене ненастоящая. Здесь также. Будто они живут ненастоящей жизнью. Но она ведь настоящая…

Девушка растерянно умолкла. Оказывается, в этом мире не только она живёт в каком-то своём мирке, из которого не может выбраться. Вот эти женщины, о которых написано в книгах столько плохого, тоже. А, может, и не только они. Может, и множество других людей, которые живут свободно, на самом деле заперты внутри какого-то своего мирка? Мелькнувшая мысль поразила и испугала Лаодонию. Вдруг, даже когда она выйдет замуж и станет жить свободнее, она так и останется в клетке. Просто клетка будет другая.

– Наагасах, – девушка вскинула голову и обеспокоенно спросила: – а люди, которые живут свободно в мире, они… ну… они все живут свободно? Я имею в виду… Подождите, я попробую понятнее объяснить. Нет такого, что они каждый живут в каком-то своём ограниченном мире, мало соприкасаясь с остальным миром?

– Есть, – Шашу было жаль смотреть на расстроенно вытянувшееся личико.

– Но почему? У них же есть свобода! – не понимала Лаодония.

– Чтобы хорошо жить, нужно много работать. Для многих людей, которых вы сейчас видите, это тяжёлый каждодневный труд с зари до заката. Утомительный, нечасто приносящий удовольствие и дающий не так много, чтобы можно было найти ответ на вопрос «Для чего всё это?». Чтобы жить? Для чего такая тяжёлая жизнь? Не находя ответа, люди перестают чувствовать вкус жизни и вообще ощущают себя так, словно живут не той жизнью. Но выбраться из неё не могут по разным обстоятельствам: из-за страха, лени или условий.

Лаодония скорбно поджала губы. Наверное, нянечка именно это имела в виду, говоря, что она, Лаодония, живёт лучшей жизнью. Лучшей из других возможных ограниченных жизней.

– Но есть и другие люди, – Шаш ободряюще улыбнулся. – У них есть занятие по душе, которое дарит им радость, они видят смысл в своей семье, им радостно видеть многообразие жизни, они стараются бороться с обстоятельствами, которые загоняют их в клетку.

– И у них получается? – девушка с надеждой посмотрела на него.

Наг легко улыбнулся и погладил её по голове.

– Не всегда. Помните, вы сами говорили: мир неидеален.

– Да, – слегка ободрённая Лаодония слабо улыбнулась, – настоящий мир неидеален.

Она думала, что жизненные сложности – это то, что присуще только настоящему миру, который находится за пределами её клетки. А оказывается, невзгоды могут загнать человека в такую же клетку, только не столь красивую. Наверное, нянюшка потому и не может её понять. Лаодония впервые подумала, что для няни её клетка вовсе не клетка, и почувствовала себя окончательно запутанной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– И каждый раз он показывает тебе что-то новое.

Принцесса удивлённо посмотрела на хитро улыбающегося наагасаха.

– Даже вам? – усомнилась она.

– Даже моему отцу, – повысил Шаш планку. – Мир слишком огромен и необъятен, чтобы можно было знать о нём всё. Поэтому не думайте, что люди, живущие снаружи, знают о мире больше вашего. О мире больше вас знают только те, кто дольше в нём жил.

– То есть вы, – прищурилась Лаодония.

– И я в том числе. Так что вы хотите увидеть?

– Всё! – азартно выдохнула принцесса.

– Какой аппетит! – в показном изумлении приподнял брови наагасах. – Для этого потребуется много-много времени. Мне придётся украсть вас насовсем.

– Маме и братьям это не понравится, – подыграла ему девушка.

– Братьям? – живо заинтересовался Шаш.

– Не думайте, что подловили меня, – с наигранным пренебрежением фыркнула Лаодония. – Аркшаша я тоже считаю своим братом.

– Какое разочарование, – прицокнул Шаш, увлекая её на сверкающую огнями торговую площадь, – а я только вообразил, что напал на след великой тайны семьи Митреск.

– А мы можем зайти туда? – Лаодония робко посмотрела на одно из увеселительных заведений, а затем умоляюще на наагасаха.

Но водить принцессу по борделям у Шаша никакого желания не было.

– Нет. Приходить туда со своими женщинами неприлично.

Девушка рассмеялась.

При входе на площадь её оглушил шум. Зазывные крики торговцев, смех, радостный детский визг, музыка и сотни других звуков, смешавшиеся в невообразимую какофонию. Лаодония и до этого прижималась к нагу без стеснения, а тут и вовсе решила врасти в него. Шаш спокойно обнимал её за тонкие плечи, ненавязчиво следя, чтобы их не толкали и не пихали. Поведение принцессы его ничуть не смущало. Она напоминала ребёнка, который впервые увидел нечто невероятное, но, пусть смущённый и испуганный, он хотел не убежать, он хотел ещё больше насладиться зрелищем, привыкнуть к нему.

Через четверть часа неспешной прогулки по живописным торговым рядам, ярко освещённым разноцветными фонариками, Лаодония расслабилась и начала вести себя свободнее. Но отходила от наагасаха только на расстояние вытянутой руки, чтобы не отпускать его ладонь. Шаш купил две жаренные рыбёшки на палочках (кот заставил его придирчиво обнюхать пять лотков в поисках наисвежайшего улова) и угостил девушку. Та сперва не знала, как приступить к еде без столовых приборов, но довольно быстро отпустила сомнения и потянула угощение в рот. Рыбка, приготовленная прямо на улице, показалась ей божественно вкусной.