Ровно так, как было надо.
Остатки воздуха выбило из лёгких, а Кайл удобнее перехватил меня за бёдра, не давая двигаться самостоятельно, но задавая ритм.
Медленнее, чем я хотела.
Невыносимо горячо.
Так, чтобы я чувствовала его до дюйма.
Мне осталось только держаться за его плечи, – или хвататься за них почти отчаянно.
Потому что каждое следующее движение было лучше предыдущего.
Потому что он никуда не торопился, позволяя ощущениям нарастать постепенно, – так, чтобы я постепенно же и абсолютно неотвратимо теряла голову.
Пальцы соскальзывали по влажной коже, но я не боялась потерять равновесие, зная, что он удержит.
Он как никто умел меня держать.
Если хотел.
Сейчас Кайл хотел совершенно точно, и когда его руки сжались крепче, а до моего слуха донёсся ещё один тихий и довольный стон, я качнула бёдрами, встречая очередное его движение.
Не претендуя на инициативу, всего лишь подхватывая ритм.
Вынуждая его оставлять на мне новые синяки – потому что старые до обидного быстро кончились.
Его сорванное дыхание смешивалось с моим, под распущенными волосами было почти невыносимо жарко, и я все-таки решилась отпустить.
Разжать пальцы на его правом плече, чтобы обхватить за шею, прижаться теснее.
И задохнуться снова, когда Кайл мягко привлёк меня к себе, меняя угол.
Он не позволил себя сбить, не но продолжали делать так, как считал нужным.
Медленно.
Остро.
Так, чтобы я всё чувствовала и всё запомнила.
Его волосы под ладонью оказались взмокшими, и я зацепилась за прядь непривычным кольцом, а потом меня выгнуло на нём так, что перед глазами вспыхнули звезды.
Вслед за ними с головой накрыло ощущением нежной и тёмной бездну, в которую я летела.
А возвращение из неё оказалось изумительно приятным.
За окном по-прежнему стенал дикий северный ветер, дрова трещали, а мы снова лежали лицом друг к другу, и колено Кайла осталось между моих бёдер.
Остывающая кожа была липкой, и для очистки собственной несуществующей совести я все-таки приподняла голову.
– Ванная?..
– Потом, – он отозвался уже откровенно сонно, дотянулся до одеяла, чтобы укрыть им нас обоих.
Я улыбнулась довольно и пьяно, – то ли всему этому, то ли шальной теории, внезапно пришедшей в голову.
Если Кайл представил меня этому дому как хозяйку, моих приказов тот должен был слушаться в точности как его.
И именно теперь, когда было так хорошо, мне захотелось прощупать границы дозволенного.
Кайл уже спал, а я немного неловко подняла руку, сделала движение ладонью, заставляя огонь притихнуть.
Проигнорирует и укажет моё место?
Или сделает?
Пламя стало меньше, как будто отступило, позволяя нам остаться наедине, и оставив его спокойно догорать, я улыбнулась, прежде чем тоже провалиться в сон.
Глава 5
Габриэль обедал у мадам Мод.
Он занял самый маленький стол, стоящий в углу, и сидел спиной к двери. Войдя, я бросила на него быстрый взгляд и поняла, что пришла вовремя, – доктор уже заканчивал, и у нас была превосходная возможность столкнуться у прилавка, когда он подойдёт поблагодарить хозяйку.
– Доброго дня, графиня! – увидев меня, вдова расплылась в искренней приветливой улыбке. – Рада, что вы понравились!
– Да, благодарю, – я улыбнулась ей в ответ.
Едва заметные следы синяков на лице должны были быть заметны ей через лёгкий макияж, на который я убила уйму времени.
– Кажется, я начинаю понимать, почему наш дом называют проклятым. С моей стороны было ужасно неловко так оступиться.
– Ах, оставьте! – она быстро, но поморщилась. – Главное, вы живы и здоровы. Неловкость может случиться с каждым. А проклятым люди называют всё, что не могут понять.
Интонация, с которой она это сказала, была очень правильной.
Настолько, что я впервые взглянула на неё пристальнее.
Мадам Мод перевалило за сорок, но ещё не было пятидесяти.
Четверть века назад она, в отличие от Самуэля, была достаточно взрослым человеком.
Если узнала Маргарет, почему не могла узнать она?
И все же слухи по городу не ползли.
– И все-таки мне интересно, почему этот дом называют так? Я не суеверна, но, знаете…
Я не стала продолжать, да это и не требовалось, потому что вдова улыбнулась немного грустно, качая головой.
– Этот дом построили люди из столицы. Богатые люди. Тогда во Фьельдене были другие настроения. Можно было проклинать королевство и мечтать о независимости, и к таким относились с осторожностью. Те люди не желали ничего особенного, но знаете, как это бывает? Ты смотришь, и становится не по себе. Особенно на одного из их сыновей. Самое странное, – она замолчала на секунду задумавшись. – Я не могу вспомнить, как звали того мальчика. Хотя сейчас он не мальчик вовсе, столько лет прошло! Но их предпочитали обходить стороной.
Улыбаться в ответ на такое не следовало, и я постаралась удержать серьёзное и сосредоточенное выражение лица.
– И что же, они построили такой красивый дом, но не стали жить в нём?
– Почему? Какое-то время жили, – вдова вздохнула. – Сначала приезжали на лето, потом хозяйка с младшими детьми осталась на целый год. Но они больше двадцати лет здесь не появляются. Не знаю уж, как они договорились с мэром, да и не моего это ума дела, но за домом присматривают. Но вы первые, кого поселили там. Должно быть, потому что во Фьельдене давно не было таких важных для города гостей.
Она махнула рукой, как будто опомнившись.
– Простите меня. Я всё болтаю, да болтаю. Позволите выбрать для вас на свой вкус?
Прищур трактирщицы стал хитрым и добродушным, и я, наконец, улыбнулась ей в ответ:
– Полностью на вас полагаюсь.
Готовила она и правда великолепно, а у меня не было в запасе достаточно времени, чтобы тратить его на меню.
– Леди Нильсон, рад вас видеть! – заметивший меня Габриэль не подвёл.
Он остановился рядом, отвесил мне короткий учтивый поклон недавнего, но приятного знакомого.
– Доброго дня, доктор Беккет, – проводов скрывшуюся в кухне мадам Мод взглядом, я повернулась к нему. – Я собиралась домой.
– Надеюсь, вы позволите мне проводить вас. После нескольких дней, проведённых дома, и таких потрясений на улице может закружиться голова.
– Если вы располагаете временем.
Его ответная улыбка осталась всё-такой же вежливой, но в глазах зажглись искорки веселья.
Нам обоим доставляла определённое удовольствие эта игра в почти незнакомых людей, но при этом Габриэль стал верным и надёжным помощником.
И наверняка стал бы прекрасным мужем.
Когда вдова принесла для меня два свёртка, он подхватил их, не спрашивая моего согласия, и уже на улице спросил тихо-тихо:
– У вас всё в порядке?
Прежде чем ответить, я вдохнула прозрачный и чистый осенний воздух полной грудью.
– Да. Хотя мы оба и скучаем немного по господину дознавателю. Кажется, он потерял к нам всякий интерес.
Габриэль хмыкнул и посмотрел вдаль.
– Рискну предположить, что это как-то связано с его острым интересом к господину Самуэлю. Бюль ездил к ним, чтобы опросить подробно, и разговор вышел очень долгим. Насколько мне известно, он занял почти три часа.
– В самом деле? – я бросила на Габриэля быстрый взгляд, тем самым требуя подробностей.
Он быстро улыбнулся мне в ответ и ещё немного понизил голос:
– Я не знаю. Я даже не помощник дознавателя, чтобы быть посвящение в такие подробности. Но мне известно, что после этого разговора наш лучший дознаватель во второй раз оглох и ослеп. К тому же, резко поглупел. Он безоговорочно верит и в моей заключение о времени гибели Гэвина, и в то, что тот просто решил начать вольную жизнь, напоследок ограбив сына самого мэра.
Я вскинула бровь, удивившись вполне искренне.
Лучший дознаватель во Фьельдене, приближённый к полиции врач и сын мэра. Старший, а теперь и единственный.
