Ключ Руна (СИ) - Изотов Александр

— Вот гадство! — только и прошипел я, когда резко ставшие стальными пальцы содрали меня со спины, метнув, словно снаряд.

И фисташковое те-е-ело полете-е-ело…

Каким-то невероятным чудом моё приземление пришлось прямо на мягкое сиденье экипажа. Правда, мягким оно мне совсем не показалось, потому что я буквально переломил телом деревянный каркас, прогнув спинку. Да ещё и карета, вдохновлённая моим ударом, встала на дыбы и едва не перевернулась.

Мир закружился передо мной, грозясь увлечь в омут забытья. Отлепившись от покорёженного сиденья, я мешком вывалился из повозки на землю, долбанувшись ещё и о подножку…

И уставился на Дашу, которая, пошатываясь, уже поднялась на одно колено. Держась одной рукой за затылок, а другой схватив топорик, она застыла ко мне спиной и смотрела на противника.

Тот как раз выдрал свой топор из напарника, жадно глотнул что-то из фляги и, отбросив её, яростно зарычал. Его руки засветились заметно ярче… Покручивая оружием, словно топор стал пушинкой, он уверенным шагом двинулся к нам.

— Я — Ростовская, я… Я воин из дружины барона! — срывающимся голосом крикнула орка, по спине которой я понял, что она очень боится, но отступить не может.

— Да насрать, шлюха! — зарычал орк, приближаясь и демонстративно отводя орудие в сторону для замаха, — Вали отсюда!

— Ты напал на княжну!

Где-то в моей гудящей голове провернулась мыслишка, что это неожиданно. Это очень неожиданно… Княжна — это ведь не ерунда какая-то.

И стали даже собираться пазлики, почему орка так себя вела, но сейчас я был не в лучшем состоянии, чтобы думать. А вот бугай застыл, заметно удивившись, и, судя по лицу, он оценивал новые для себя риски.

Затем он нахмурился:

— Ну, значит, княжна, ты просто сдохнешь.

Его руки сияли красным, правда, довольно бледным, словно выгоревшим. А вот у орки загорелись очень даже сочные, насыщенные красные руны, когда она стала готовиться к броску.

— В руку бей ему, в правую! — прошипел я, — Левее бери…

— Живой⁈ — Даша вдруг развернулась, и я заметил на её щеках слёзы.

Надо же, а когда с волчарой билась и чуть не погибла, она так не боялась. Странная…

— В руку с топором бей, сказал! — рыкнул я. Из меня боец сейчас был примерно, как из телеги за моей спиной.

— Не лезь, сама знаю! — она развернулась, — За честь! И-и-ийааа!!!

И топорик пронёсся, как и ожидалось, заметно правее орка. Тот остановился, проводив взглядом снаряд, и расхохотался.

— А ты точно княжна-то⁈ А-ха-ха-ха!

— Тварь! — зашипела Даша, выхватывая второй. Руны на её руках замерцали, она явно заволновалась.

— Дашенька, — спокойно, будто просто валялся на лужайке и загорал, прошептал я, — Бей в руку с топором.

— Да я в бревно даже… — её голос сорвался.

— Просто бей, Дашенька.

Орк был явно на нервах, поэтому так и стоял, хохоча. Но вот он осклабился, снова демонстративно отводя руку с оружием:

— Я тебе покажу настоящий удар, но сначала познакомимся поближе. Всегда хотел княжну отыметь!

В этот раз орка метнула без пафосных криков. С коротким замахом, с ярко-вспыхнувшими рунами, и с ощутимой злостью…

Топорик словно тараном сшиб орка, вонзившись ему в живот по самую рукоять, куда-то рядом со всё ещё торчащим кинжалом. Громила пролетел с десяток метров и рухнул, пару раз кувыркнувшись, как раз рядом со своим напарником.

Больше он не поднимался…

— Класс, детка! — я выдохнул, устало откинувшись на спину и думая, что по законам физики топорик не может так снести тяжёлое тело. Если только им из пушки не выстрелить.

Всё, не могу больше. Кажется, помираю…

— Я в руку целила! — зло бросила орка, — И какая я тебе… Эй, Грецкий⁈ Борис!

Снова накатила такая дикая усталость, что я с трудом мог разглядеть синее небо между кронами деревьев. Оно начало темнеть, намекая, что я скатываюсь от усталости в обморок…

Ну нет, почему-то это не нормально, вот так после каждой драки терять силы. Хотя и ломать своим телом телеги тоже не совсем нормально.

— Борис! — надо мной склонилась прелестная зелёная голова, качнулись чёрные косички с красными черепками, — Борис!

Да тут я, тут… в темноте. Можно, кстати, и Боренька.

Глава 5

Последний раз спрашиваю

Смотритель, пожилой и довольно полноватый эльф Лев Геннадьевич, только к вечеру понял, насколько этот день был для него невезучим.

Потому что через несколько часов, как вдали исчезли странные орк и эльф, у моста через реку Выю объявился сам Платон Игнатьевич. Воевода, огромный разъярённый орк, едва не выбил окошко ударом кулака, и бедная будка аж сотряслась, засыпав пылью всю каморку.

— Ты княжну видел, Лев⁈ — рык воеводы ворвался в будку сквозь щель, едва не взвихрив волосы оцепеневшего от ужаса смотрителя.

Тот, побледнев, как вцепился в свой журнал, так и хапал ртом воздух. За весь день, кроме Грецкого и тех двоих, и вправду никто не проходил, но теперь, видя ярость воеводы, Лев Геннадьевич и сам был не уверен.

— Княжна, спрашиваю, проходила на гору сегодня⁈ — не дождавшись ответа, орк распахнул дверцу, вырвав крохотный шпингалет, — Ты глухой, что ли⁈

— Не… не… не…

— Боров ты слепой! — воевода хватанул журнал со стола и с грохотом закрыл дверь, отчего та заклинила, протиснувшись за косяк.

Лев Геннадьевич успел разглядеть, что воевода был в полном боевом облачении, со своим знаменитым двуручным клинком, рукоять которого торчала у него из-за спины.

С Платоном Игнатьевичем, приехавшим в роскошной яроходной карете белого цвета, с искусно выполненной конской головой на вытянутом носу, был целый отряд в десять конных всадников, также одетых в чешуйчатые кольчуги. В основном орки, но были среди дружинников даже эльф и человек.

— Грецкий? А он какого… И всё⁈ — донеслось разъярённое от воеводы, — Бесполезные писульки!

— Лев — Видящий, но он больше по волшбе гномов, — заступился за смотрителя кто-то из воинов.

— Тебя не спросил!

— Но его сам господин барон сюда посадил…

— Да⁈ Ну так и воткнули бы его в часовую башню, а здесь толку как от козла молока!

Верёвочка, перекрывающая проход на мост и продетая в стенку, с треском вылетела из будки наружу, и смотритель только съёжился. В таком гневе он Платона Игнатьевича ещё не видел.

— Барон будет недоволен, Платон.

— А за княжну он что, в щёки меня расцелует⁈ А ну, цыц разговоры! По коням!!!

Словно страшный сон, Лев Геннадьевич наблюдал, как по мосту уносятся белая карета и конный отряд. Ох, не тот он день выбрал, чтобы втихомолку пропустить странную парочку.

Да и вообще, всё из-за этого Грецкого… Вот как знал, нельзя было его пускать.

Кое-как очнувшись, смотритель попробовал открыть дверь. Подёргал, потом навалился, затем с жалобным криком всё-таки выбил плечом. И, охая и ахая, стал разыскивать свой журнальчик.

Он нашёлся за будкой, помятый и едва не улетевший по склону в реку — ветер так и трепыхал страницы. Обняв находку, Лев Геннадьевич просунул обратно верёвку, потом вернулся в покорёженную будку, кое-как аккуратно пристроил дверь на место и, усевшись, стал ждать свою судьбу.

Вырывать странички или что-то поправлять в журнале он бы и в жизни не рискнул.

Судьба вернулась всего через пару часов, когда солнце уже почти коснулось горизонта. Лев Геннадьевич теперь таращился на мост так, что у него глаза пересыхали от напряжения.

Поэтому яроходную карету, на всех парах чадящую жёлтой гномьей волшбой, эльф заметил сразу, как она появилась из лесу на том берегу.

Карета пролетела мимо не останавливаясь. Воевода, мрачный как туча, молча скакал на лошади следом, а кто был в карете, Лев Геннадьевич разглядеть не смог. Только увидел за занавеской на дверце отсветы зелёной волшбы, свойственной Врачующим яродеям. Так близко эльф хоть чуть-чуть, но мог видеть другую волшбу.

Дальше проехал весь конный отряд и, слава Богу, эльф насчитал столько же воинов, сколько было и раньше. Вот только среди скачущих всадников, кажется, теперь был ещё и слуга Грецкого, старенький щуплый орк.