Ключ Руна (СИ) - Изотов Александр

У смотрителя заиграли на спине мурашки, когда замыкающие всадники пронеслись, протащив за собой по земле пару пыльных мешков, прицепленных верёвками к стременам. Следом за мешками на дороге оставались характерные тёмные пятна, но Лев Геннадьевич даже не рискнул выглянуть, чтобы разглядеть их в вечерних сумерках.

Его смена заканчивалась утром, и эльфу что-то вообще расхотелось покидать свой пост до самого рассвета. Ему вообще было непонятно, промахнулась судьба мимо него или нет.

Я видел сон, где меня преследовали гномы…

Странные такие гномы, зелёные, с чёрными косичками, заколотыми красными черепами. Они, включив свою волшебную неоновую подсветку под ногами, метают в меня по земле солнечные зайчики, всё время промахиваются, и посылают «к эльфячьей бабушке».

Я пытаюсь уехать от них на своей карете, но у той всё время отваливаются колёса, куда-то убегает лошадь, а Захар то и дело срывается следом за ней.

Но повозка даже без колёс всё равно несётся, неожиданно мягко покачиваясь подо мной и подскакивая на ухабах, и со всех сторон на ней висят гномы. Уцепившись за борта, они трясут её, пытаясь развалить, и то и дело пытаются дотянуться до меня. Только не чтобы ударить, а чтобы просто ткнуть пальцем… И на кончиках их пальцев я вижу тот чёрный символ, но всё так мельтешит и трясётся, что никак не могу его разглядеть.

Я слышу далёкий крик позади, и вижу, что Дарья несётся следом, всего в шаге позади, но никак не может догнать. И я бы рад протянуть ей руку, но никак не могу двинуться — каждое касание гномов словно парализует меня.

Так мы и ехали — я трясусь в повозке, в меня тычут пальцами гномы, а следом несётся красивая орка, и её косы подпрыгивают на плечах…

И проснулся я, когда карета вдруг остановилась.

Кажется, в этот раз моё пробуждение было самым приятным. Нет, конечно, если бы под рукой оказалась любимая женщина, было бы вдвойне приятнее, но и так, сидя на чём-то мягком, сойдёт.

Я едва разлепил глаза и некоторое время пытался понять, где нахожусь. Какой-то белый салон то ли автомобиля, то ли… Ну да, это же карета, только с крышей, с белой велюровой отделкой, и с мягким освещением.

Не сразу я понял, что от меня убрал руки какой-то незнакомый орк, сидящий на сиденье напротив. Худой и лысый, с проницательным взглядом, одетый в бежевую хламиду, он отвёл от меня ладони, на которых на зелёной коже только-только погасли руны, горевшие ярко-кислотным изумрудным цветом.

— Я сделал всё, что мог, милостивая княжна, и даже больше, — устало сказал он.

Только тут я разглядел, что рядом с ним сидит Дарья. Ростовская смотрела на меня странным взглядом — одновременно и напуганным, и злым.

Затем дверца открылась, и орк в хламиде вылез. Дверца не закрывалась, и Дарья, глядя на кого-то снаружи, упрямо сказала ему:

— Я останусь здесь!

В ответ было лишь молчание, у девушки брызнули слёзы, и она, бросив на меня последний взгляд, вылетела из кареты. Дверца хлопнула.

Некоторое время внутри я был один. Хоть и старался прийти в себя, но всё это время я потратил, просто тупо разглядывая белый стёганный потолок и пытаясь вспомнить, что произошло. Боли в теле практически не было, только странная ломота, а вот голова кружилась, пытаясь сбить мысли в кучку. Уж очень это напоминало отходняк от наркоза…

Дверца открылась, и внутрь ворвались голоса:

— Он спас мне жизнь! — Дашу я узнал сразу.

— Княжна, я разберусь! — раздался громовой голос.

— Платон Игнатьевич, мой долг, как Врачующего, передать пациенту, что ему пока следует поберечься…

— Я сказал — разберусь! Цыц!

А потом внутрь погрузился ещё один орк, и тут сразу стало тесно. Громила, облачённый во внушительный доспех из серой кожи и серебристых чешуек, с внушительными наплечниками. Чёрная с проседью борода, на самом конце связанная в хвост, которая увеличивала и так громадную челюсть, мощные клыки из-под нижней губы, и лысый череп.

Больше всего меня, конечно, интересовали глаза на этом суровом лице — они сверлили меня даже не с ненавистью, а с дьявольским гневом. На меня смотрели, как на недоразумение или на букашку, которая неожиданно появилась рядом и которую он легко может раздавить одним движением. Но не давит…

— Ты! — наконец, пробасил орк. Насколько я понял, это был Платон Игнатьевич, тот самый.

— Я…

Не то, чтобы я был как-то невежлив. Просто это всё, что смогло выдать моё горло… Гадство! У меня и сил-то на большее не хватало, кроме как поднять руку и со стоном приложить ко лбу.

Орк смерил меня взглядом, потом достал из-за пояса флягу и сунул мне.

— Глотни.

Спорить смысла не было, как не было у этого орка и смысла травить меня, поэтому я послушно трясущейся рукой взялся за фляжку… Фу, словно какой-то алкаш! В нос ударил запах спирта и каких-то трав, а на самой фляжке едва заметно горела пара рун, красная и зелёная.

Глотнул… Горло знакомо загорелось, но вместе с этим по всему телу неожиданно разлились непонятные тепло и энергия. Мои глаза даже слегка распахнулись, и я, подобравшись, сел поудобнее. А самое главное, мысли сразу же собрались во вполне устойчивую конструкцию.

Поразмыслив, я больше пить не стал. Мало ли что за энергетик такой, вдруг там от второго глотка уже сердце крякнет или башка разлетится?

Вернув флягу, я кивнул:

— Благодарю, Платон Игнатьевич.

— Княжна говорит, ты её спас, когда она одна на зверя пошла, — он прищурился, пряча напиток.

Мои мысли ещё медленно варились, но, услышав слова бородатого воина, что-то всё-таки щёлкнуло в моей памяти. Дарья, кажется, не должна была одна идти на ту сторону… Ну нет, морда зелёная. Врёшь, не возьмёшь, русские своих не сдают!

— Не понимаю, о чём вы, — наконец, вспомнив придуманную легенду, я покачал головой, — Даша…

Когда в глазах собеседника сверкнуло красное пламя, а его тело — всё тело, от макушки до кончиков пальцев! — покрылось мелкой вязью рун, я сразу поперхнулся. Интересно, какой мощью обладает этот орк?

Но, самое главное, до меня внезапно дошло, что какой-то непонятный полукровка, который в Качканаре чуть ли не проездом, не может княжну величать Дашей.

— Княжна Дарья Никитична, — выдавил я из себя, поняв, что этот устав нарушать совсем нежелательно.

— Для тебя, щенок, её сиятельство княжна Дарья Никитична!

Я вздохнул… Ох, как же этот этикет был непривычен для человека двадцать первого века.

— Её сиятельство… ммм… княжна Дарья Никитична. Понимаете… — начал было я, постепенно с ужасом осознавая, что скажу дальше.

И самое обидное — моя голова сейчас совсем не желала работать, чтобы быстро наваять что-то ещё сносное, а гордые мозги твердили: «Да не, ты чего, норм же легенда та была. Мы сами придумали! Давай, не дрейфь…»

— Чего ты мямлишь⁈ Говори!

Чувствуя, как срываюсь в пропасть, из которой нет спасения, я выдохнул:

— Она должна была охранять мою карету.

Едва я произнёс, то понял, как же глупо прозвучала эта версия, особенно вслух. Ну ни хрена себе придумал! Дела-а-а… а чего сразу не императрица-то мою телегу охраняла?

В карете воцарилась тишина, и орк, открыв рот, некоторое время просто на меня смотрел. Видимо, он ждал любую версию, самую бесстыдную ложь, но я превзошёл все его ожидания. Даже руны на его коже потухли…

— Ты сдурел, Грецкий⁈ — очнувшийся воевода наклонился и схватил меня за лацкан, — Повтори! Княжна что⁈ Должна⁈ Тебе, полукровке нищему?

Наверное, он желал видеть в моих глазах страх или ещё чего такое, ведь я даже не пытался перебороть мощные руки толщиной с бревно. Но я спокойно выдержал взгляд… Если уж падать в пропасть, то только так — хладнокровно и невозмутимо.

Гневно попыхтев, Платон Игнатьевич отпустил меня и откинулся обратно.

— Выбирай слова, щенок, от них зависит твоя жизнь.

— Во-первых, мой отец — тверской князь, — степенно проговорил я, вспоминая сказанное Захаром. Ну наконец-то мозги заработали.