Ключ Руна (СИ) - Изотов Александр

Но если он спросил, значит, что-то мы точно должны чувствовать…

— Я только-только узнал, что Видящий, — осторожно протянул я, — И с тем волком я не очень-то понял, когда он на меня бросился. Боюсь ошибиться.

— Значит, талант действительно есть, — воевода усмехнулся, — Вот ни хрена не понимаю, зачем вы оба врёте? Она попёрлась туда, ты спас княжне жизнь… да барин бы тебя озолотил, Грецкий!

— Не понимаю, о чём…

— Богом прошу, замолчи. Ну не могла она убить волка!

— Могла.

— Ох и дуболом ты. Знаешь, Даша мне, как дочь, и если б ты не спас ей жизнь…

Я снова открыл было рот, но орк поднял ладонь, «мол, ни слова». Мне одного взгляда хватило, чтобы понять, что я испытываю последнее его терпение.

— Грецкий, ещё раз появишься возле дружинного дома, и сломаю тебе шею, — жизнерадостно сообщил мне воевода.

— Спасибо за приглашение, Платон Игнатьевич, я снова попытаю счастья. Теперь знаю, что я Видящий, и обязательно поступлю на службу, — тут я добавил, вспомнив одну важную деталь, — Что ж, до десятника придётся дослужиться, на меньшее я не согласен.

Орк явно не разбрасывался злостью по таким мелочам. Он только покачал головой, устало потирая лоб и показывая, что он с трудом меня терпит.

— Ладно, давай ещё раз. Значит, когда ты на горе встретил княжну…

— Я не встречал. В Качканаре нанял воина для охраны, чтобы он сопроводил меня… — буднично затараторил я.

— Всё, хватит, — тот поднялся, бухнув мне ладонь на плечо, — Выметайся отсюда!

Я открыл дверцу и стал вылезать. Орк неожиданно придержал меня, стиснув плечо так, что, кажется, теперь снова нужна помощь Врачующего.

— Знаешь, Грецкий, — воевода усмехнулся и, вдруг одобрительно кивнув, прошептал, — Видит Бог, сегодня ты не посрамил ни отца, ни свой род. Но появишься у барона, голову сверну.

— Посмотрим, — я повёл плечом, высвобождаясь.

Так-то понятно, если бы орк не отпустил, хрен бы я вырвался. Но, сдаётся мне, в происшествии с княжной этот воевода тоже каким-то образом виноват, иначе бы я так легко не отделался.

Поэтому мне не мешали, я спокойно вылез на улицу, где давно уже царил поздний вечер. И обомлел, глядя на тот белоснежный транспорт, на котором мы приехали…

Это была какая-то помесь кареты и паровоза. В том смысле, что в задней части находилась комфортная кабина, из которой я как раз и выбрался, а передняя часть представляла из себя нос-бочку, как у крохотного паровоза. На самом конце из носа торчала изящная голова коня на изогнутой шее, кузнец не забыл даже выковать гриву.

Весь нос был испещрён уже знакомыми мне гномьими рунами, из решётчатых прорезей пробивался жёлтый свет той самой волшбы, и небольшой контур гномьих рун читался даже на дороге, как та самая неоновая подсветка. Это наверняка была роскошная карета… Уж точно не сравнится с той моей развалюхой, которая окончательно развалилась в горах.

До меня вдруг дошёл смысл фразы «яроходная карета». Так вот ты какая!

Транспорт окружали многочисленные всадники, все как один внушительные воины, облачённые в кольчуги, испещрённые бледными рунами. В свете уличных фонарей, которые освещали ночной Качканар, глаза воинов зловеще поблёскивали, когда они смотрели на меня.

У кого-то на поясе висели мечи, у кого-то топоры, а у пары я заприметил даже луки. Один из лучников, кстати, был эльфом… Ну хоть кто-то не зелёный.

Так, стоп. А вот ещё один воин, вооружённый арбалетом, и он… Охренеть… Охрене-е-еть! Это же человек!

Обычный, с круглыми ушами, без явных клыков, с нежной, как у поросёночка, розовой кожицей… Меня он удивил даже больше, чем волшебная самоходная карета. Ну чего может быть необычного в двигателе волшебного сгорания?

А вот челове-е-ек…

Воин даже переглянулся со своими, не понимая, чего я на него так уставился.

— Борис Павлович, — меня отвлекли, тронув за плечо.

Это оказался тот орк-целитель в длинной хламиде, и он, довольно бесцеремонно схватив меня за голову, вдруг повернул её в одну сторону, в другую… Его ладони засияли мягким изумрудным светом, и я почувствовал себя… а как вообще можно почуять рентген? Наверное, только на слух: «Не дышите!»

Ладони орка потухли, и он одобрительно цыкнул:

— Прекрасно… Даже изумительно. У вас завидная живучесть.

— Спасибо… эээ…

— Целитель рода Демиденко, Аристарх Авдотьевич Степной, — он чуть кивнул, — Всего вам доброго.

Орк полез в карету, и я только тут понял, что он имел ко мне интерес чисто профессиональный. Видимо, что-то его во мне заинтересовало, но как к человеку, он был ко мне равнодушен.

— Борис, — знакомый шёпот заставил повернуться.

Сейчас Даша стала другая… Взгляд холодный, надменный, и она явно хотела этим меня оттолкнуть. Что, думала, я её выдал, общаясь там в карете? Нет, я врал до последнего, зарабатывая себе титул главного кретина в Качканаре. Да я даже не понял, чего я наврал-то…

Но вообще, если честно, сейчас у меня не было особого желания разгадывать женские причуды, пусть и княжеские.

— Борис Павлович, прошу принять от нашего рода Ростовских благодарность и, как и обещалось, возмещение за ущерб, — с деланным равнодушием сказала она и махнула рукой, — Антип…

Её слуга, щуплый и разодетый во фрак эльф, чем-то похожий на ушастую каланчу, протянул звякнувший мешочек. Захар удивился размерам кошеля и чуть было не взял, но я бахнул ему руку на плечо, оттаскивая. Вот нутром чую, уж как бы ни была запутана женская логика, но не к добру эти денежки.

Захар меня удивил, сразу же опустив руку и приговаривая:

— Да, да, господин, вы сами…

И удивился, когда я не взял деньги, а слегка поклонился.

— Для меня было честью участвовать в одной охоте с вами, ваше сиятельство, княжна Дарья Никитична. И, надеюсь, это был не последний раз.

— Но, барин… — с лёгкой паникой произнёс Захар, чуя, как я его оттаскиваю от протянутого мешочка.

— Что же до благодарности, княжна, то наши спасённые жизни являются для меня лучшей наградой, — с нажимом продолжил я, — Тем более, я и так был должен за охрану.

Даша закусила губу, явно сомневаясь. Тут из кареты рявкнул воевода.

— Княжна, не хочет брать, так пусть идёт лесом, орф дубоголовый!

Но та упрямо поджала губы, с её лица пропала спесь, и прошептала:

— Борис Павлович, прошу, не обижайте меня. Я могу и потребовать взять эти деньги…

Сзади цокнули копыта, всадники сделали шаг, приблизившись.

— Но не хочу, — поспешно добавила княжна.

Я вздохнул, потом спросил у слуги:

— Захар, а сколько там наш дилижанс стоил?

Тот жарко зашептал:

— Но ваше благородие, дилижанс это же многомест…

— Захар!

— Ну-у-у… Ежели подумать, то рублей пятьдесят ему красная цена.

Дарья Никитична улыбнулась, услышав цену, и кивнула слуге. Тот открыл мешок и отсчитал Захару всего несколько серебряных монет. Кошель, к моему неудовольствию, не особо-то и опустел, и я понял, что моя гордость только что лишила меня довольно крупной суммы.

— Доброй ночи, Борис Павлович, — орка вдруг шмыгнула носом и отвернулась.

— Всего вам наилучшего, ваше сиятельство, — я толкнул Захара ко входу в дом и добавил, — До скорой встречи.

— Увижу тебя возле неё, Грецкий, шею сверну! — вылетело из окна кареты.

— И вам не хворать, господин Платон Игнатьевич.

Воины на лошадях переглянулись, гадая, не слишком ли нагло я себя веду. А девушка, погрузившись в карету, бросила на меня блестящий и слегка растерянный взгляд. Долго вся делегация, к счастью, не задержалась, и спустя несколько минут карета, окружённая всадниками, уже катила в конце улицы.

Глава 6

Где деньги, Грецкий?

Вошли мы в довольно старый двухэтажный дом, аккуратно выкрашенный и отделанный в лучших губернских традициях. И попали сразу в неплохо обставленную гостиную, где Захар уверенно повёл меня к деревянной лестнице на второй этаж.

Но дорогу неожиданно перегородил высокий, худой и очень сердитый эльф. Гладко выбритый, с чопорно вытянутыми губами, с лысиной, кое-как прикрытой начёсом жиденьких волос… При взгляде на него сразу же возникало на уме слово — «дворецкий».