Пленница Кощея (СИ) - Змееяд Полина

— Не спеши, Ядвига. Пусть Яга тебе покажет, как она Милаву учит, — голос Кощея мягче прозвучал, как будто легче. Да и приказ его мне понравился: и правда, отчего бы и не поглядеть? Коли увижу, что и впрямь так страшна Милавушкина работа, то и придумаю, как ее отсюда вызволить.

Глава 21

Повела меня Яга на полянку маленькую. Вышли мы из-за деревьев, и ахнула я от красоты, что перед глазами моими предстала: тут и цветы разные, стыдливо за пышным папоротником прячутся, будто за вуалью сетчатой, и травы разные — как они называются, я и знать не знаю. И дышится тут легко-легко, и ручеек журчит весело.

— Тут Милава твоя «трое башмаков износила», — улыбнулась Яга ехидно, и рукой поляну обвела.

Ой не врет ли мне лесная ведьма? Но с чего бы ей врать? Тут ведь и правда цветов — видимо-невидимо, и за месяц не собрать, хоть целый день на поляне пропадай.

Заметив мое недоверие Яга, да ничего-то не сказала. Повела меня обратно, к избушке своей. Кощей с дружинниками своими уже палатки расставляли: здесь царь Нави переночевать хотел, а наутро в пусть пуститься, через лес, где с Лешим повидается, да к горам, туда, где Горыныч мост Калинов сторожит.

Шли мы неспешно: Яга прихрамывала, да на трость опиралась. Я и не торопилась: где надо, ей помогала, да незаметно так, чтобы гордую старуху не смущать. У самой же сил было немерено: и бежать, и прыгать, и плясать хотелось от эдакой свободы. Дивный тут все-таки лес, и может, оно к лучшему, что я сюда попала. Среди живых не пожила толком, так может, среди народа Нави мне спокойствие найти удастся?

Пригласила меня Яга в избу. Я зашла, и снова удивилась: изнутри избушка просторной оказалась. И печь в ней стояла большая, и шкаф, склянками, тарелками и зельями колдовскими забитый, и стол большой, от яств ломится. Простая тут еда: каша, да репа, да хлеб, но свежее все и сытное.

Сидела Милавушка на лавке, крутила в пальчиках веретено — медленно и неумело покамест. Струились меж ее пальцев серебряные нити, что блестели даже в полумраке горницы.

— Подойди, Ядвига, да проверь, больно ли трудна работа, — Яга на Милаву кивнула, а сама на другую лавку уселась, коленка у нее при этом забавно хрустнула.

Я к Милаве подошла, а она, бедняжечка, так и сжалась вся от страха. Чего же это она боится? Неужто испугала ее ведьма, неужто она сказать мне что-то хочет, да боится?

Коснулась я шерсти на прялке — а она мягче пуха лебяжьего, нежная, как само облако. И нитка такая же — тонкая, да прочная — кажется, и мечом не разрубить. Глянула я на пальчики Милавы, да вижу, что нет на них ни следа красного — такие же они нежные, как в тот день, когда мы в лес колдовской уходили. Неужто не врет мне Яга?

Хотела уж я с Милавушкой заговорить, да загудел вдруг ветер в лесу, затрещали деревья. Ругань послышалась со двора — Кощеев голос я признала, он приказы раздавал, а дружинники кляли кого-то на чем свет стоит. Бросилась я наружу, сердце от страха замерло: не помогу, так хоть в лицо посмотрю беде. Яга меня ленивым взглядом проводила, вздохнула тяжело и тоже к двери заковыляла.

Вышли мы на широкое крыльцо, я чуть не упала, позабыв, что на лапах куриных избушка стоит. Яга меня за шиворот поймала и удержала — и откуда силища такая в ее руках?

Огляделась я и вскрикнула от ужаса: прямо на нас с неба летел Змей Горыныч. Огромный, да не толст, как о нем в сказках сказывают, а гибок и мускулист. Лапы мощные, чешуя золотая на солнце так блестит, что аж глаза слепит. И крылья его такой ураган поднимают, что ветви ломаются, молодые деревца к земле пригибаются.

Спустился Змей на землю, да притом палатки все переломал, деревья, что стояли слишком близко, с треском на землю повалились, и такой он учинил погром, что ни одного чистого места на поляне не осталось.

Зашипела Яга, подняла свою трость и руганью разразилась. Змей тем временем человекам обернулся, да сразу прямо в кафтане, золотом расшитом. Крылья золотые отряхнул, плечами повел, будто разминаясь, и грустными взглядом поляну обвел.

— Ох, погоди, окаянный! Пот придет сейчас Леший, он-то тебе трепку и задаст! Да разве ж можно так с лесом-то?! — кричала Яга. Змей ее ругань спокойно слушал, хоть и видно по нему стало, что чует он за собой вину.

Глава 22

— Да что ж мне, всю вечность в замке коротать? Али пешком по лесу бегать, особливо когда новости важные есть? — возразил, да не слишком уж и дерзко.

— Неужто вы поэтому со змеем ругаетесь? — сообразила я и на Ягу удивленно уставилась. — Из-за такой-то глупости?

— Кому глупость — а кому разорение! Всякий раз, куда не полетит, всюду от него одна разруха! — заворчала Яга. — А пешком-то ходить ему долго. Лишь перед Кощеем лес расходится, широкие дороги для него стелет, опасных зверей отводит. А остальным — только тропинки прокладывает. Хороши они, уж тут лгать не стану, да только длинны и запутаны. Коли куда добраться надобно, так и седмицу можно идти, и две. А Змей молод, да скор, разве ж утерпит столько времени ногами шагать, когда крылья есть?

— А коли ему летать вот так? — я на крылья показала золотистые, пока Змей что-то Кощею быстро докладывал.

— А так разрухи ничуть не меньше, — ведьма скривилась и руки на груди скрестила, трость к стене прислонив. — Как распахнет он свои крылья — саженей пять займет, не меньше. Да эти крылья на лету верхушки деревьев срезают!

Призадумалась я, на крылечко села, ноги вниз свесила. Непросто, ох непросто: и Змея в пещерах его не запрешь, и Лесу разруха от его путешествий. А что если…

— Скажи, Яга, ты ведь на ступе летаешь? — спросила у ведьмы, пока та все на деревья глядела да причитала.

— Летаю. Да только ступа моя — единственный в своем роде агрегат, ни у кого такой больше нет, — похвасталась Яга, поняв, к чему я речь веду.

— А слыхала я от купцов с востока историю про ковер, да не простой ковер, а летающий. Вот бы Змею такой раздобыть, тогда и не наводил бы он столько шума, и попасть бы мог, куда захочет, деревья не ломая?

Задумалась Яга, через окошко на Милаву покосилась, потом плюнула и рукой махнула — видать, не надеялась на ее мастерство.

— Кощею про то расскажи, может, он чего придумает. Колдун-то он посильнее меня.

Я кивнула, да к царю подойти и не решилась. Солнце уж за деревьями почти спряталось, он после вестей от Змея ходил мрачнее тучи. Приказы резкие раздавал, пока дружина его пристанище себе временное сызнова готовила. Змей помогал, как мог, вину загладить пытаясь.

Поглядела на все это Яга, да только плюнула.

— Пойдем, Ядвига, соберем мужикам ужин. А то они с палатками своими да делами с голоду в сон вековой впадут, — и меня за собой в избушку утащила.

Я хоть стряпать и не горазда, да все ж за ней пошла: хоть помогу чем-нибудь, да с Милавушкой, может, поговорить удастся.

Да только как ни старалась я, девочка моя отворачивалась, ничего-то мне больше рассказывать не хотела. Только когда за печью одни мы с ней остались, расплакалась сызнова, и на шею мне бросилась.

— Прости меня, нянюшка, обманула я, — всхлипнула, все крепче ко мне прижимаясь. — Да только страшно мне тут одной, и работой так утомляюсь, что и вздохнуть некогда. Забери меня, нянюшка!

А что я могу? По головке Милаву гладила, волосы золотые перебирала, но против слова Кощеева пойти не осмелюсь. Хоть горечь страшная стояла на сердце, поняла я сегодня — право царь Нави, надобно мне девочку свою оставить, чтобы сама она уму-разуму научилась.

— Не могу я, Милава, — прошептала, и слезы по щекам покатились от боли нестерпимой. — Приказал тебе Кощей учиться, значит, так и надобно.

— Злодей он, и в подчинение мы ему не нанимались! Сам нас в свой замок привел, пленил, работой вот заморить хочет…

— Тише! — я испугалась, речи такие услышав. — Разве же хоть что-то он сделал дурное? Из деревни нас выгнали. Кабы не он, может, и пропали бы мы в лесу? Поучись еще хоть маленько: глядишь, сумеешь ковры ткать, а работа, что легко дается, всегда в радость.