Пленница Кощея (СИ) - Змееяд Полина

Всхлипнула Милава, оттолкнула меня и из избы вон выбежала. Я за ней подалась, да в этот раз Яга меня удержала.

— Пусть поплачет. Глядишь, со слезами глупость из головы выльется.

Я и послушалась. Хотелось ее утешить, да понимала я: ничем-то сейчас помочь не могу. Коли рядом с ней останусь, только хуже ей сделаю. Но отчего же на сердце так горько?

Глава 23

Когда в вечерней темноте уж только верхушки деревьев на синем небе и виднелись, развели дружинники на поляне большой костер. Кто-то уж успел дичи настрелять, стоял теперь запах мяса жареного над поляной.

Присмотрелась я и заметила, что больше нужного слуги Кощеевы не взяли, запасаться мясом не стали, зверье лесное понапрасну не изводили: столько принесли, сколько для ужина надобно. Подали Милава с Ягой хлеб, я тоже посуетилась, кому чарочку, да долго мне в тени прятаться не дали. Прознав, что сам царь в лес выехал, сошлись к избушке Яги твари разные, лесные. Всех я не видела, да тут и птицы вещие, и полуденницы с полуночницами, и водяницы, и перевертыши, и кого еще только не было.

Птицы запели, водяной тут как тут показался, да с дарами — бочки большие прикатил, а в них — вина заморские. И началось веселье, какого я давно уж не видала. Смех стоял над поляной, потом и в пляс все пустились. И я от забавы не стала — вбежала в хоровод, да закружилась вокруг костра. И так хорошо, так легко мне тут было, что казалось, ради одного мига этого можно было на свете прожить.

Долго, верно, плясала я, и смеялась, и пела: уж и Луна до середины неба добралась. Притомившись, из хоровода шумного кое-как со смехом вырвалась, да отошла к костру. Упала на траву и расхохоталась весело — так уж хорошо мне сегодня было. И только глаза открыв, заметила, что Кощей рядом сидит, да на меня весело поглядывает.

— Вот теперь вижу, что нравится тебе в Навьем лесу, — сказал и чарку с вином протянул. — Испей, уважь меня.

Я опешила от удивления, да царю отказывать негоже. Пробовала я прежде вина заморские, но это медом по горлу растеклось — до того сладкое и легкое.

Тут вдруг вспомнила я про ковер летающий ни с того, ни с сего, и поспешила Кощею об том рассказать.

— Мысль хорошая. Отсылал я как-то Али-Бабе, разбойнику из пустыни, молодильные яблоки. Думаю, не откажет он мне в просьбе такой ковер раздобыть, — молвил Кощей и задумала. — А может, и тебе хочется на диковинку какую с востока дальнего посмотреть? Скажи мне, Ядвига, я для тебя достану.

У меня аж краска к щекам прилила от слов таких странных. Разве же я ему дочь или невеста, чтобы подарки-то мне делать? Да и не надобно мне было ничего, только и оставалось, что головой покачать, да улыбнуться виновато.

— Или может, другое какое-то желание у тебя есть? Скажи мне, Ядвига, и я уж придумаю, как его исполнить, — снова спросил Кощей.

Я призадумалась, да толком ничего сказать и не смогла. Хотелось, может, вот так сидеть, у костра греясь, да чтобы царь на меня так же нежно смотрел — вот и все, больше желаний никаких и нет. Но ведь такую-то глупость разве царю скажешь? Он-то, видать, отблагодарить хочет за совет надежный, а я тут про глаза, да про теплоту. Тьфу, дурочка.

Не успела я ничего царю ответить: и остальные дружинники притомились, твари лесные по норам и пещерам разбредаться начали, да засыпать помаленьку. Хотела и я прилечь на подстилку еловую, которую на закате еще приготовила, да пришла ко мне Милавушка. Потупилась виновато, в пояс поклонилась и разрыдалась снова.

— Все-то я не так делаю, нянюшка. Ты уж прости меня, больше реветь и жаловаться не стану! Ты уж расскажи только, что там с царевной, змеем похищенной, приключилось?

Я девочку свою снова обняла, да на сердце сразу легче стало. Простила она меня, да может, и вправду все, что случилось сегодня, на пользу ей пойдет.

Огляделась я и заметила, что Кощей неподалеку лежит, у костра. Яга ему в избушку пойти предлагала, да он остался — сказал, слуг своих верных оставлять не желает. Отчего-то знала я, что не спит царь, и что слушать станет. Но все ж решила, что вреда от того большого нет.

— Ну слушай, Милава.

Прислонилась я к поваленному стволу, укуталась в тоненький платочек, хоть ночь стояла совсем теплая, и продолжила рассказ.

— Бродил купец по замку до рассвета, и с первым лучом солнца заметил дверь нужную: маленькую, да искусным узором украшенную. Отпер ее молодец, вошел в комнату просторную и пустую. последи которой ларец стоял из черного камня. Поднял купец крышку тяжелую и ахнул: сердце под ней лежало, златом и серебром переливалось, да билось, трепетало от боли: воткнуты были в него иголки, заколки, тонкие косточки да булавки, и кровоточило оно, но жить продолжало. «Змея Горыныча это сердце, не иначе!» — догадался купец, вытащил из ножен кинжал из металла невиданного, что даже камень прорубает, и вондил его в сердце по самую рукоять.

Разнесся по замку и пещерам, по полям и холмам Змеевым такой истошный крик, болью и горечью наполненный, что царевна тут же проснулась. Простоволосая, в рубахе, как со сна была, на крик бросилась, в комнату Горыныча вбежала и увидела, что он на полу каменном извивается, от боли когтями стены царапает, да дышит тяжело. Бросилась царевна к змею, кудри густые со лба откинула, но Горыныч руку ее отвел и с такой тоской в глазах золотистых взглянул на нее, что царевна обмерла от ужаса.

«Коли люб тебе был тот купец заморский, так и сказала бы мне. Отпустил бы я тебя с ним обратно в мир, подарками бы одарил щедрее любого царя иль короля. Зачем же ты, девица, сердце мое кинжалом пронзила, чем же я тебе не угодил?»

Заплакала царевна, на колени перед змеем упала, обняла его крепко да голову к груди своей прижала.

Когда услышала я, как засопела Милавушка, сказывать прекратила. Поудобнее улеглась, да и сама быстро задремала. Досказать вдругоядь успею, а может, и не захочет больше девочка моя сказки детские слушать.

Глава 24

Проснулась я оттого, что ноги онемели. Открыла глаза и увидела, что не Милавушка рядом со мной лежит, а волчица огромная. Сердце у меня в первый миг обмерло, а потом вспомнила я.

— Марья?

Волчица подняла на меня глаза умные и кивнула!

— А где же Милавушка?

Я поднялась, на солнышко посмотрела, которое уже со всей силы поляну распекало. Воины Кощеевы уж собирались в путь, сам царь со Змеем тихо переговаривался, да на меня поглядывал. Заметив, что не сплю, позвал ближе подойти.

— Не видела ли ты, Ядвига, куда Милава ночью ушла? — прищурившись, спросил Кощей. Я лишь головой покачала — спала уж больно крепко после хорошего вина.

— Плохо дело, — Змей руки на груди скрестил и нахмурился. — Пропала твоя Милава. И ежели не ты ей бежать помогла, значит, сама она через лес куда-то направилась.

У меня сердце второй раз за утро в пятки ушло, да злость опять такая взяла, что хоть кричи, хоть плачь.

— Да как же так?! Да сколько же можно на долю ее мучений? — кричать уж я не осмелилась, да и сил вдруг не хватило. Слезы сами собой из глаз полились, и как бы я их не сдерживала, вскоре все щеки намокли.

— Найдем ее, Ядвига, не бойся, — Кощей меня за руку взял и в глаза мне посмотрел, да так спокойно, что и мне легче стало. — Звери и птицы ее уже по лесам ищут, далеко она не уйдет. Приведут ее обратно к Яге, будет она здесь жить как прежде.

— Раз ты так говоришь, Кощей, значит, так и будет, — страшно мне все еще было, да голова уж начала работать. — Вот только зачем же она сбежала, коли так тут хорошо, как Яга мне рассказывала?

Царь на Змея взглянул, Змей на царя, а потом на меня уставился, да с таким виноватым видом, что я на него чуть с кулаками не кинулась.

— Видно, слышала она вчера, как я докладывал о новостях важных. Пришел на Калинов мост Еремей, да напал на меня, стервец малолетний. Бились мы долго, я его уж как мог старался в Навий лес не пустить, да он хитростью меня отвлек и мимо пробежал. Пришлось его поймать, да в пещерах запереть до тех пор, пока не решим, что с ним делать.