Правила семьи Райс. Тетралогия (СИ) - Гринберга Оксана

Ну что же, пусть на нем были остарские одежды, но платок, скрывавший его черты, сейчас отсутствовал, и я могла отлично рассмотреть лицо Пустынного Ястреба.

Сайрин не соврала. Ее младший брат был красив – хищной, уверенной мужской красотой.

Насчет цвета лица – как по мне, Надир сильно загорел и ничем не отличался от жителей этой жаркой страны. Да и глаза у него были такими же, как у всех остарцев, – черными, пронзительными, словно прожигающими меня насквозь.

– Как ты, Аньез? – спросил Надир на центинском. Едва заметно нахмурился, когда я убрала свою руку. – Рад, что вчерашняя буря не причинила тебе серьезного вреда. Я спрашивал о тебе у доктора, – пояснил он. – Но расскажи мне о своем самочувствии.

Выходило, он обо мне тревожился и сейчас тоже проявлял заботу – искреннюю или наигранную, я этого не знала.

Заодно я не собиралась радоваться интересу того, кто завел себе целый гарем, присылая красный платок той, с кем собирался удовлетворить свою страсть. Пусть это было в местных традициях, зато никак не вписывалось в мои.

– Со мной все в порядке, – ровным голосом сообщила ему. – Но я бы почувствовала себя намного лучше, если бы с моих рук сняли вот это. – И показала Надиру блокировавшие магию браслеты, уставившись ему прямиком в глаза.

Сайрин предупреждала, чтобы я ни в коем случае не грубила ее брату и не огорчала его своенравием, иначе меня ждало суровое наказание.

Но разве я грубила? Всего лишь ответила на его вопрос.

– Очень часто самые красивые цветы вырастают как раз в неволе, – отозвался он, – потому что за ними старательно ухаживают и заботятся. Но стоит этим цветам попасть на свободу, как они…

Но я его перебила.

– Если они попадут на свободу, им от этого будет только лучше, потому что для них жизнь в неволе – это никчемное и бессмысленное существование.

– Ты привыкнешь, – неожиданно произнес Надир, перестав играть в иносказание. – Я окружу тебя любовью и заботой. Ты получишь все, что только пожелаешь, и твоя жизнь будет полна неги и удовольствия. Взамен ты родишь мне сильных и магически одаренных сыновей, Аньез Гервальд! В моих детях будет течь королевская кровь Центина, о чем я давно мечтал, так что ни о какой свободе для тебя не может идти и речи. Точно так же, как и о непослушании!

Сказав это, он поднялся на ноги и ушел, а я… Я осталась наедине с книгой.

Уставилась в нее, пытаясь вернуть себе душевное равновесие. Принялась читать о некой Искре, которая может разгореться только в Аль‑Убари. И еще о том, что однажды эта Искра спасет мир, вернув в него божественное равновесие.

Но сделать это она сможет лишь тогда, когда познает истинную любовь. И сила этой любви будет такова, что позволит ей превратиться в Божественное Пламя.

Глава 8

Ужин накрыли в парадном зале – на остарский лад роскошном до невозможности. Поставили посередине длинный и низкий стол, сейчас ломившийся от деликатесов, рядом разложили подушки, занимать которые следовало согласно иерархии гарема.

Во главе стола – господин Надир аль‑Амман. По обе стороны от него – кадин, успевшие не только побывать в спальне Пустынного Ястреба, но и родить детей.

Его дочерей в возрасте от двух до пяти лет тоже привели в зал.

Дети были чудесными – смуглыми, черноглазыми и любознательными. Смеясь, они бегали друг за дружкой, и их звонкие голоса порой заглушали музыкантов, спрятанных в дальнем углу и развлекающих нас пронзительными и немного грустными мелодиями.

Музыканты были мужчинами, как и охранники в женском дворе, но при этом мужчинами они не являлись.

…До ужина я провела пару часов с Дженной в роскошных банях женского двора. Они находились в просторном помещении со сводчатой крышей. Стены были выложены синей и кремовой плиткой, а в нишах установлены золотые краны, из которых текла холодная и горячая вода, наполняя бассейны в виде раковин. Имелись еще и мраморные ложа, на которых можно было отдохнуть после банных процедур.

Устроившись на одном из таких и наслаждаясь временной передышкой, я успела многое узнать от новой подруги (с Дженной мы говорили на хасторском, и ни служанки, ни другие гедикли нас не понимали).

И об этих «мужчинах» тоже расспросила.

Узнала, что они – евнухи, и что только таких допускали в женский двор. Ужаснулась подобной судьбе и теперь смотрела на них с жалостью.

Дженна, раскинувшись рядом со мной на мраморном ложе, много говорила о порядках в гареме.

По ее словам, девушки в ода довольно дружелюбны. Если, конечно, не брать во внимание Ийлин, которая за семь месяцев, что она провела в гареме, успела задеть почти всех, и даже Сайрин многократно ее отчитывала за устраиваемые склоки.

Ийлин страстно мечтала привлечь внимание господина, поэтому смотрела на остальных как на соперниц.

– Она считает себя красивой, но это не так, – вынесла безжалостный вердикт Дженна. – По крайней мере, Ийлин не во вкусе Надира.

По ее словам, когда Пустынный Ястреб прибывал домой, то редко задерживался дольше чем на три‑четыре дня. Обычно Надир проводил ночи со своими кадин или икбал и почти никогда не находил время для того, чтобы обратить внимание на гедикли.

Все, что оставалось обитательницам ода, – это терпеливо ждать своего часа.

– Но некоторые ждут совсем другого. Как я, например, – усмехнулась Дженна, когда мы покинули бани и отправились переодеваться к ужину. – Вот, возьми, этот цвет тебе к лицу. – И протянула мне кофейного цвета шаровары и бледно‑розовую тунику.

Я покачала головой.

– Пожалуй, останусь в том, что надела утром. Не собираюсь я прихорашиваться для Надира!

– Если ты этого не сделаешь, то нарвешься на гнев Сайрин, а оно того не стоит. Уверена, господин давно уже все решил, и в чем бы ты ни явилась на ужин, на его мнение это не повлияет. Но не стоит злить нашу распорядительницу.

Подумав, что в Дженна права, я согласилась на новый наряд. Только волосы попросила оставить распущенными, лишь немного завить концы и украсить прическу золотистыми нитями.

Это была моя маленькая месть Сайрин.

– Многие ждут, когда пройдут пять лет и их отпустят на все четыре стороны с богатым приданым, – продолжала Дженна. – Но далеко не все. Тебе стоит знать, что змеи свили свое гнездо вокруг Надира и начинают шипеть, а заодно могут больно укусить, если кто‑то попытается к нему приблизиться.

– И как же это выражается?

– Будь осторожна с тем, что ты ешь и пьешь, Ийлин может подсыпать тебе рвотного. Так уже было один раз. Господин прислал красный платок Неринге, – она кивнула на рыжеволосую девушку, которая выбрала для себя на этот вечер алый наряд. – Но Ийлин что‑то сделала с ее едой, и бедняжке Неринге было так плохо, что она едва не умерла. Провела целых три дня в лазарете!.. А потом, когда выздоровела, господин уже уехал и больше о ней не вспоминал.

– И что же сделали после этого с Ийлин?

– Ничего, – пожала плечами Дженна. – Доказательств против нее не было, но все знают, что это сделала именно она. Или же Каринэ, она тоже на такое способна.

Сказала это и замолчала.

– Расскажи мне о ней, – попросила я. – Я буду благодарна, Дженна!

– Да, тебе не помешает узнать о Каринэ, – согласилась новая подруга. – У нас как‑то появилась одна гедикли, но уже и не помню ее имени. Только то, что она была очень красивой. Настолько, что аж дух захватывало. Примерно как ты, Аньез! – и Дженна рассмеялась. – Все знали, что та девушка не задержится в ода надолго. Она сразу же привлекла внимание нашего господина, в первый ее день здесь. Но случайно упала с лестницы, когда поднималась на второй этаж в покои к Надиру. И свернула себе шею, бедняжка!

– Несчастный случай?

– Если бы!..

– То есть ее столкнули.

Дженна кивнула.

– И это сделала не Ийлин?

– Ийлин не могла быть к этому причастна, потому что ей, как и остальным гедикли, вход в ту часть дворца запрещен. И даже икбал Надира тоже бы не смогли. Там разрешено бывать только женам нашего господина и их слугам.