Семья волшебников. Том 4 (СИ) - Рудазов Александр

— Вы тоже вскрывали фей, — констатировала Камелия Пакс.

Она мысли читает, что ли⁈

Вообще да, но не сейчас. Она просто видит сердца.

— Мэтр Дегатти, зачем вам это ужасное существо? — спросила фея. — Вы пригрели и взращиваете чудовище. Все ему спускаете. Совершенно не пытаетесь исправить. Ведь можно же склонить мать ваших детей к добру, пока не поздно. И что произошло? Теперь мы все здесь.

— Я не чудовище, просто у меня нет морали, — ответила Лахджа. — И это к делу не относится. Потому что я не считаю убийство микроорганизмов преступлением.

— Они разумны. Они испытывали боль, у них были чувства. И вы их всех убили.

— Я просто напомню, что это хомунции, — сказала Лахджа. — Они жили по несколько дней.

— Какая разница? Это были разумные существа. Вы отняли у них эти несколько дней.

— Ну, для начала мы их им дали. Их цивилизация вообще не могла существовать без подкормки извне. Они развились из первобытного состояния только благодаря Астрид. Но они начали войну на уничтожение и вплотную подошли к своему Апофеозу. Я решила, что будет интересно стереть их прогресс и надоумить Астрид впредь давать им удочки, а не рыбу.

— Демон, — хмыкнул Магуур.

— Будет интересно, — усмехнулся Ганцара, с любопытством глядя на Лахджу.

— Я напоминаю ученому совету, что они были выращены искусственно, — возвысила голос демоница. — Если бы я выращивала гомункулов и решила уничтожить неудачные образцы — вы бы тоже меня осудили, даже если бы они были разумны?

— Это скользкая тема, — уклончиво произнес Шат. — У нас каждый такой случай рассматривается индивидуально.

— В любом случае я напомню, что все хорошее в своей жизни и само свое существование они получили в основном благодаря моей семье.

— Это не дает вам право им вредить, — заметила Илла Аборио. — Если вы приютили и накормили бродягу, это не значит, что вы имеете право его зарезать. Если вам мешали те хомунции, вам следовало просто их… освободить. Выпустить в лес.

— Где они очень быстро бы умерли, — закончил Шат. — Коллега, подобные формы жизни не очень приживаются в дикой природе. Что мы, собственно, и видели, если я правильно понял предысторию.

Он взял несколько листов со стола, бегло их просмотрел и добавил:

— Ну вот, да. Они жили в кастрюле. Все верно?

— Да, это я ее нашла! — крикнула Астрид. — На кухне!

— На кухне, — вкрадчиво сказала Лахджа. — Не в лаборатории. В доме, полном трупов. Что они там делали, а?

— Мэтр Сарразен? — повернулся к присутствующему префекту Локателли.

Тот чуть повел головой, и рядом сформировался эмоционал Память. Он зачитал несколько выдержек из протокола по делу о гибели Гурима и Ярдамилы Дегатти. По ним выходило, что хотя причиной смерти и стал опасный… взрывоопасный гомункул, это была совсем другая форма жизни, никак не относящаяся к астридианцам.

— Но вы ведь не выяснили, при каких обстоятельствах он выбрался из темницы, — улыбнулась Лахджа. — Какая-то… неочевидная причина. Замок каким-то образом сгнил… и почему-то этого никто не заметил… только замок, ничего больше вокруг. Как же так?

— Мы допрашивали погибших Гурима и Ярдамилу, — произнес Сарразен. — Это был гомункул, способный менять свое агрегатное состояние. Он перешел в состояние газа, что весьма удивило его создательницу и ее мужа. К сожалению, это оказалось последним, что они успели почувствовать.

— Вот бы его изучить… — одновременно сказали Лахджа и Шат.

— Окутав внутреннее пространство дома, он погиб.

— Да, вы это знаете, — согласилась Лахджа. — И я это тоже узнала… потом. От родителей мужа. А на тот момент я ничего этого не знала, и Майно тоже не знал, потому что вы ничего этого Майно не рассказали.

— На деле был гриф высокой секретности, а мэтр Дегатти тогда не был членом ученого совета.

— Ну и пеняйте тогда на себя. Моя четырехлетняя дочь просто нашла смешных таракашек и игралась с ними. Я ей позволяла… пока таракашки не изобрели оружие массового поражения. И тогда я подумала о родителях мужа и решила, что Парифату хватает и Зодчих.

Вот это оказалось сильным аргументом. Волшебники как-то сразу смолкли и задумались. Даже фея Камелия Пакс как будто заколебалась.

Но все-таки ее это не убедило. Она сложила крохотные руки на груди и сказала:

— Это демагогия. Демон, не пытайся подтянуть заботу о благе мира к своему эгоистичному желанию играть с чужими жизнями.

— Бельзедорово семя, меня кто-нибудь слышит вообще⁈ Вы пытаетесь засудить человека, коренного мистерийца из старой семьи, из-за ХОМУНЦИЕВ! Тля, да кому не срать на хомунциев⁈ Кроме блев… кроме феи!..

— Мэтр Альянетти, успокойтесь, — попросила Кайкелона Чу. — Вы на суде.

— Нет, мэтр Альянетти в чем-то прав, — задумчиво сказал Ганцара. — Это микромир. Я задаюсь вопросом, должны ли наши понятия о добре и зле распространяться на тех, кого не видно невооруженным глазом. А если они распространятся — что с этим делать? Нам всем шагу не ступить? Мы не виноваты, что несколько крупнее их.

И он издал странный звук, похожий на пиликанье скрипок.

— При чем тут размеры? — пробурчал Харабба. — Демон целенаправленно их загубил.

Он неприязненно воззрился на Лахджу сквозь черные очки. Даже сквозь них взгляд великого порченика вызывал… дискомфорт. Что-то вроде легкой чесотки по всему телу.

Каково же от этого приходится смертным?

— Коллеги, позвольте спросить, — тихо сказала Камелия Пакс. — Вы считаете, что если разумному существу нельзя заглянуть в лицо, то его жизнь ничего не стоит? Меня можно убить мухобойкой. Моя жизнь менее ценна, чем ваши?

— Но вам можно заглянуть в лицо, — пожал плечами Ганцара.

— Коллеги, коллеги, речь не об этом, — вскинул руку Эллеканто Шат. — Мы все здесь волшебники, и мэтра Дегатти мы тоже судим, как волшебники волшебника. Мы не жрецы Медеора. Мы не проповедуем безграничное милосердие и не осуждаем жестокость в принципе. Мы осуждаем бессмысленную и неоправданную жестокость при работе с… существами.

— Продолжайте, коллега, — с интересом произнес Локателли.

— Так вот. Как я это вижу, как адепт Монстрамина? Поставьте себя на место мэтра Дегатти и его супруги… кстати, прекрасная прическа.

— Спасибо, — улыбнулась Лахджа.

— Так вот. О чем я?.. Да. Поставьте себя на их место. Вы после долгой отлучки возвращаетесь в дом, где погибли ваши родители. Там находите остатки их экспериментов. Вы уничтожаете их, как явно бесполезные и потенциально опасные. Там ведь были остатки и других экспериментов, верно?

— Да полный подвал, — хмыкнул Майно. — Какая-то помойка. Не знаю, почему Кустодиан все это не уничтожил…

— Мы уничтожили все, что могло представлять опасность, — бесстрастно сказал Сарразен.

— Да ну?.. — перешел в наступление Майно. — Хорошо, что первой в подвал зашла Лахджа, а не Астрид. В одной из банок сидела весьма опасная и агрессивная тварь. Девочка могла остаться без лица.

— Она демон, оно бы отросло, — произнес Сарразен.

Теперь Камелия Пакс воззрилась с отвращением на него. А за спиной префекта Кустодиана возник и положил руку на плечо Совесть. Серебряный эльф аж согнулся под этой тяжестью и произнес:

— Кажется, я неправ. Согласен, агентам следовало провести более тщательную зачистку. Видимо, описываемое вами существо на момент обыска находилось в незрелом виде и было принято за безвредную субстанцию.

— Поэтому вы должны всегда изымать всё! — воскликнул Шат. — Я сколько раз вам говорил! Если в чьем-то доме есть подозрительные субстанции, вы должны их изымать и нести нам на… исследование.

— Почему же это непременно вам, коллега? — вскинулась Аггниоза, ректор Фармакополиума. — Мы, знаете ли, тоже знаем толк в… субстанциях.

— Если они алхимические, ими должен заниматься Трансмутабрис, — не остался в стороне и Вайкунтби. — Но если это что-то живое, то здесь, конечно, прерогатива за коллегой Шатом.

Волшебники загомонили, потому что тему затронули близкую им всем. Почти каждый тут интересовался всякими необычными образцами, потому что если ты ими не интересуешься, то как вообще стал профессором магии? Разговор быстро ушел в сторону, и Локателли пришлось возвращать внимание ученого совета, а заодно наколдовывать всем кофе с плюшками, потому что заседание затянулось, и многие уже хотели есть.