Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— Театр? — шепчу сама себе, но Лиззи решает, что говорю ей.

— Ох! — прижимает ладонь к сердцу. — Это великолепно. Там есть импровизация, чтение литературных пьес. А ещё в Йеле потрясающий театр.

Импровизация? Сцена? Моя страсть к игре нашла, где развернуться. Ведь актёрство — это тоже игра. Тебе нужно убедить других, что ты не тот, кто есть на самом деле. Что может быть лучше?

— Как записаться? — выпаливаю.

Лиззи таращит глаза, явно поражённая моей решимостью. Мне нужно сделать то, что задумала, пока не передумала.

— Просто впиши имя в свободное поле. Приём заявок заканчивается в конце недели: тогда представитель забирает лист и смотрит список.

Я беру ручку, привязанную к доске красной верёвочкой, и крупно вывожу имя и фамилию.

— И всё? Я зачислена?

— Не совсем. Мест ограничено. А театральный клуб — один из самых популярных. Если будет много заявок, представитель сам решит, кого принять.

Если всё будет зависеть от способностей, у меня есть шанс.

— Кто возглавляет театральный клуб?

Лиззи колеблется несколько секунд.

— Хайдес Лайвли.

Глава 7

Бог справедливости

Повелитель царства мёртвых, Аид правил им без всякой дискриминации. Для греков он вовсе не считался злым богом, хоть и был мрачным и тёмным.

Хайдес

День дерьмо, неделя дерьмо, месяц дерьмо, год дерьмо.

Вся чёртова жизнь — дерьмо.

С грохотом ставлю чашку с кофе на стол, и Аполлон вздрагивает. Что я ценю в брате — так это его спокойствие. Поэтому я знаю: даже если его распирает любопытство, он не станет задавать вопросов.

— Доброе утро, — радостно объявляет Гермес. Вот и противоположность.

Он стоит посреди гостиной абсолютно голый, чешет задницу и косится на мою кружку. Морщится:

— С таким именем, «владыка мёртвых», твои вкусы в кофе больше смахивают на вкусы любой пятнадцатилетней девчонки.

Аполлон едва заметно улыбается.

— И как же, по-твоему, должен пить кофе тот, кого зовут именем бога подземного мира? — огрызаюсь я. Надо бы промолчать и уйти, но я злой и ищу повод выместить ярость.

Гермес хватает турку и пьёт прямо из неё. По подбородку течёт струйка.

— Чёрный. Без сахара.

Складываю руки на груди.

— А мне нравится с миндальным молоком, сахаром, карамелью и шапкой сливок сверху. Ещё лучше — через трубочку, но это я при себе оставлю.

Гермес театрально прижимает ладонь ко лбу, изображая ужас:

— О, повелитель смерти, пощади нас от своей ярости!

— Ты бы помолчал, — огрызаюсь. — Твой тезка Гермес был идиот с крылышками на шлеме, носил послания Зевсу. Ты — почти что почтальон.

Гермес оскаливается. Его хоть сутками оскорбляй — не обидится.

— Это ты записал в свой блог на Tumblr, куда постишь фотки фраппучино из Starbucks?

— Ага. И там же мысль: «Отсоси у меня, Гермес», — шиплю я, проходя мимо.

Слежу, чтобы не задеть его. Мы братья, но смотреть на него голым — тошнит.

Гермес разражается смехом, будто я сделал ему комплимент.

— Сегодня у нашей Дивы плохое настроение? Что случилось, братец, укладка не удалась?

Я чувствую взгляд Аполлона. Последнее, чего хочу, — обсуждать чувства с ними.

— Ничего.

— Всё ещё болит от того, что тебя отшила Хейвен? — вставляет Гермес. Одного её имени хватает, чтобы мышцы напряглись, а внутри вспыхнула ярость. — Тяжело, когда после Аполлона, да?

— Да мне плевать, — бурчу я и останавливаюсь у зеркала у двери. Исправляю волосы. Идеальная укладка, если что.

— Если тебя это утешит, — продолжает Гермес, всё с той же туркой в руке, — лично я нахожу тебя куда сексуальнее Аполлона. Ну что, приятно, Дива?

— Нет. И перестань так меня называть.

Он скалится и снова пьёт. Аполлон вздыхает и встаёт, направляясь к своей комнате. Уроки сегодня только у них двоих — я единственный, у кого свободный день.

Аполлон учится на втором курсе медицины — в честь своего божественного тёзки. Тот ведь тоже покровительствовал не только музыке и искусствам, но и здоровью, исцелению. Правда, мало кто вспоминает, что у него была и обратная сила — насыла́ть болезни и страдания на тех, кого он хотел наказать. Все внезапные смерти приписывались его смертоносным стрелам. В «Илиаде» сказано: когда обидели его жреца, Аполлон наслал чуму на греческий лагерь.

Гермес, в свою очередь, выбрал Экономику, тоже второй курс. Его тёзка в мифах был покровителем торговцев и коммерции, а заодно и атлетов. Но если вдруг покажется, что совпадений с мифологией слишком много, то стоит лишь увидеть, как мой брат не умеет даже мяч нормально подбросить, — и баланс восстановится.

— У тебя сегодня нет пар? — интересуется Гермес, облокотившись о дверной косяк.

— Свали с дороги, — бурчу. Он послушно отходит. — И вообще, пары есть. Просто я туда не пойду. Значит, их как бы и нет.

Аполлон уже накинул куртку и направляется к двери с книгами в руках. Гермес исчезает в ванной и через пару секунд выскакивает обратно со щёткой во рту.

— Напомни, что изучает Хейвен, — бормочет он, разбрызгивая вокруг зубную пасту.

Я пожимаю плечами:

— Не знаю. — Хотя на самом деле хочу знать. В ней есть и упорство, и наглость адвоката — а я ненавижу это. Потому что сам учусь на юриста.

Аполлон уже берётся за ручку двери, но я останавливаю его, кладя ладонь на плечо. Он понимает, что я хочу идти вместе, и ждёт. Мы оба смотрим на Гермеса, который старательно чистит зубы. И всё ещё голый.

— Ясно, — кивает он в итоге. — Поищу сам.

Хмурю брови. Хотел бы спросить, зачем ему всё это знать, но если дам Гермесу волю, он никогда не заткнётся. Он самый болтливый человек из всех, кого я знаю. Аполлон — его полная противоположность. Я где-то посередине. То есть, пока Аполлон умеет просто отстраняться и игнорировать разговоры, мне приходится развлекать брата.

Пользуемся моментом, когда Гермес снова уходит в ванную сполоснуть рот, и выходим в коридор.

В тот же миг дверь напротив распахивается — появляется Афина. Хотела бы поздороваться, но замечает Аполлона и ограничивается лишь презрительным пожатием плеч. Проходит мимо, не говоря ни слова, за ней следует Афродита — по её лицу ясно, что терпеть поведение сестры ей уже невмоготу.

— Постарайся образумить её, — шепчу я Афродите, самой нестерпимой из сестёр, но всё же менее стервозной.

Она закатывает глаза, но понимаю: это не в ответ на мою просьбу, а в сторону Афины. Мы смотрим им вслед и только потом продолжаем идти.

— И долго она ещё будет на меня дуться? — спрашивает Аполлон спустя минуту.

Группа студентов расступается, пропуская нас. Аполлон кивает им с благодарностью.

— Перестанет ду́ться, когда сумеет унизить Хейвен на одном из своих игр.

— Эту неделю организует она?

— Понятия не имею. Но думаю, заставит нас пропустить жеребьёвку.

Обычно мы доверяем решение случаю: складываем фигуры от шахмат в мешочек, трясём и переворачиваем. Какая выпадет первой — тот и «победитель». Ничего драматичного. Иногда мы любим держать низкий профиль. Иногда.

Мы уже почти у корпусов медицины — я понимаю это по высокомерным лицам студентов вокруг. Аполлон останавливается у двери в аудиторию С13.

— Она пригласит Хейвен.

Я сжимаю челюсть. Каждый раз, когда слышу её имя, будто кто-то вгрызается мне в печень.

— Знаю. Я её отговаривал, но эта заноза ни за что не отступит.

Аполлон поднимает брови.

— Могу попробовать поговорить с ней сам. Может, меня послушает.

Я уже вымотался от этого разговора. Махаю рукой, не желая больше слушать ни слова.

— Делай что хочешь. Удачи на лекции.

Не дожидаясь ответа, обхожу его и сворачиваю к лестнице, спускаюсь на первый этаж. Через пару дней закроют запись в клубы, и мне чертовски любопытно, какие неудачники подали заявки в мой.

Когда вижу, кто стоит у доски объявлений у входа, на секунду хочу развернуться и уйти. Вдыхаю и подхожу ближе, стараясь не шуметь. Срываю лист своего клуба — список вышел за все отведённые строки, — и начинаю читать.